Бешенство

Брэйс обхватил гигантскими ручищами больного за плечи и проорал:

— Всадите ему остаток халдола!

Сестра повторно воткнула иглу в ягодицу и вдавила поршень.

— Ну, все! Боже, я надеюсь, это сработает лучше, чем мелларил.

— Этот парень на меллариле?

— Круглосуточно. А я говорила доктору Валленбергу, что это на него не действует. За этими пациентами с Альцгеймером глаз да глаз нужен, а не то… Доктор, да у вас кровь! — ахнула она.

Тоби с тревогой подняла глаза и увидела, как струйка крови, сбегая по щеке Брэйса, капает на белый халат. Осколок стекла раскроил ему кожу на виске.

— Надо остановить кровотечение, — сказала Тоби. — Вам нужно наложить швы.

— Для начала позвольте мне убедиться, что этот парень надежно привязан. Прошу вас, сэр. Вернемся в вашу палату.

Старик смачно плюнул.

— Черномазый! А ну, выпусти меня!

— Бог ты мой! Пытаешься взбесить меня, а?

— Ненавижу черномазых!

— Ага, как и все, — отозвался Брэйс, скорее устало, чем сердито. Ему все-таки удалось вывести — а отчасти вынести — старика в коридор. — Похоже, приятель, ты заслужил свидание со смирительной рубашкой.

— Ой! Только не превращайте меня в чудовище Франкенштейна, ладно?

Тоби аккуратно опорожнила шприц с ксилокаином и вытащила иглу. Она ввела местный анестетик в оба края раны и, немного выждав, осторожно уколола кожу.

— Чувствуете?

— Нет. Все онемело.

— Вы уверены, что не хотите поручить это дело пластическому хирургу?

— Вы ведь работаете в неотложке. Разве вам не приходится постоянно этим заниматься?

— Да, но если вас беспокоит косметический эффект…

— С чего бы? Я и так страшен как черт. Шрам, глядишь, послужит украшением.

— Ну, у вас появится еще один отличительный признак, — сказала она, беря пинцет и нитку.

Все необходимое нашлось в прекрасно оснащенном медицинском кабинете. Как и все прочее в Казаркином Холме, оборудование было самым лучшим и современным. Стол, на котором лежал Роби Брэйс, можно было установить в самых разных положениях, что делало его удобным для работы хоть с травмами головы, хоть с геморроем. Яркости верхних ламп хватило бы для любого хирургического вмешательства. В углу на случай необходимости стоял мобильный реанимационный набор, последней модели, разумеется.

Она еще раз смазала рану бетадином и проткнула края изогнутой хирургической иглой. Роби Брэйс лежал на боку, не шевелясь. Большинство пациентов в такой ситуации опустили бы веки, однако его глаза оставались широко открытыми и неотрывно смотрели на противоположную стену. Хоть габаритов он был устрашающих, глаза смягчали грозное впечатление. Они были тепло-карими, с густыми, как у ребенка, ресницами.

Тоби сделала еще стежок и протянула нитку через кожу.

— Порез довольно глубокий, — заметила она. — Хорошо еще, в глаз не попал.

— Думаю, он целил мне в глотку.

— И он круглосуточно принимает успокоительное? — она покачала головой. — Вам стоит удвоить дозу и держать его взаперти.

— Обычно так и есть. Мы держим пациентов с Альцгеймером в изолированном помещении, где можно контролировать их действия. Наверное, господину Хакетту удалось выбраться оттуда. И знаете, иногда эти старички не могут справиться со своим либидо. Самоконтроль-то исчезает, а телесные желания остаются.

Тоби отрезала нитку и закрепила последний стежок. Рана теперь была закрыта, и Тоби промокнула ее спиртом.

— А что за протокольное лечение?

— А?

— Сестра сказала, что господин Хакетт на протокольном лечении.

— А, это исследования Валленберга. Инъекции гормонов пожилым людям.

— Для чего?

— Для омоложения, для чего же еще? У нас богатые клиенты, и большинство из них мечтают жить вечно. Они все с радостью готовы участвовать в новейших медицинских выходках.

Он сел на край стола и помотал головой, словно пытаясь избавиться от внезапного приступа головокружения. Тоби охватила паника: чем люди крупнее, тем тяжелее падают. И тем тяжелее поднимать их с пола.

— Лягте обратно, — велела она. — Вы слишком рано поднялись.

— Я в порядке. Пора возвращаться к работе.

— Нет, вы пока посидите здесь, ладно? Иначе вы можете упасть, и мне придется зашивать вас с другой стороны.

— Еще один шрам, — проворчал он, — еще чуть больше отличий.

— Вы и так ни на кого не похожи, доктор Брэйс.

Он улыбнулся, но взгляд его оставался несколько рассеянным. Тоби опасливо наблюдала за ним минуту-другую, готовая подхватить, если тот отключится, однако он сумел удержаться на ногах.

— Так расскажите мне побольше об этом протоколе. Что за гормоны колет Валленберг?

— Целый коктейль. Гормон роста. Тестостерон. Дегидроэпиандростерон. Еще какие-то. На эту тему существует масса работ.

— Я знаю, что гормон роста увеличивает мышечную массу у пожилых. Но мне как-то не попадались материалы по комбинированному применению.

— Но все же в этом есть смысл, верно? С возрастом деятельность гипофиза угасает. И он перестает вырабатывать соки, свойственные молодости. Если верить теории, в этом-то и состоит причина старения — наши гормоны загибаются.

— А Валленберг, стало быть, заменяет их?

— Похоже, это дает некий эффект. Вон, взгляните на господина Хакетта. Парень хоть куда.

— Да уж. Но почему вы даете гормоны пациенту с Альцгеймером? Он же не может дать на это согласие.

— Возможно, он согласился несколько лет назад, когда еще соображал.

— Исследование длится так долго?

— Валленберг работает над этим с девяносто второго года. Загляните в «Указатель медицинских публикаций». Увидите, его имя мелькает в нескольких десятках изданий. Все, кто занимается гериатрией, знают Валленберга. — Брэйс осторожно поднялся из-за стола. Помедлив несколько мгновений, он удовлетворенно кивнул. — Непоколебим как скала. И когда снимать швы?

— Через пять дней.

— А когда я получу счет?

Она улыбнулась:

— Обойдемся без счета. Просто окажите мне услугу.

— Угу.

— Посмотрите карту Гарри Слоткина. Позвоните мне, если что-нибудь найдете. То, что я могла упустить.

— А вы полагаете, что пропустили что-то?

— Не знаю. Но собственных ошибок не выношу. Гарри могло хватить сообразительности добраться назад в Казаркин Холм. Возможно даже, в палату к жене. Будьте начеку.

— Я предупрежу сестер.

— Его нельзя не заметить. — Тоби потянулась к своей сумочке. — Он в костюме Адама.