Бешеные псы

Жюль распростер руки, обозрев сидящих кругом гостей. Рассел скопировал его позу: широко раскинутые руки, утихомиривающий взгляд.

Только не «лата», мысленно взмолился я перед Расселом.

Последний скомандовал группе:

— Пора начинать… верно, Жюль?

Рассел жестом предложил нашему хозяину сесть на стул спиной к стеклянной стене. Сам же занял стул лицом к стене темноты, улавливавшей наши отражения.

— Спасибо вам всем, что пришли, — сказал Жюль. — Все происходит не так, как делается обычно…

Рассел замахал на него рукой.

— Все чин чином. Мы все здесь, город вокруг, рядом с моим человеком, Виком, психиатр, док… а не сплясать ли рок?

— Леон… — начал Жюль, затем громко сглотнул. Попытался встать.

— Доктор Ф. держался уверенно, — сказал Рассел, — полностью владел группой.

Зейн подчеркнуто громко прокашлялся.

Рассел даже бровью не повел.

— Леон умирает… — вздохнул отец нашего психиатра. — Только не это, только не так.

— Какого хера, — подхватил Рассел, — разве это вообще когда-нибудь бывает так?

При слове «хер» невинные слушатели буквально окаменели.

— Итак, — спросил Рассел, — где был я?

— Где ты сейчас? — сказал я.

Приложив руку к сердцу, я спрятал большой палец, так чтобы он был не виден. Оставшимися четырьмя я стал отчаянно сигнализировать Расселу, передавая четыре волшебных слова, от которых могло зависеть все: «Заткни свою чертову пасть!»

— Я здесь, дружище, — ответил Рассел. — Так же как и ты. Все здесь.

— Кроме бедного доктора Фридмана, — заикнулась Хейли.

— Да, — протянул Рассел. — Хороший был человек. Хотя никогда не хотел обращать внимание на то, что я говорю. «Сортир», — твердил я, но доктор Ф. словно бы и слушать не хотел.

— Молодой человек, — сказала сидевшая рядом со мной психиатр, — с вами все в порядке?

— А вы что, считаете, что хоть один человек в мире в порядке? Так что же вы за психиатр?

— Простите, если…

Но Рассел взмахом руки прервал доктора Йэрроу Кларк:

— Нет, это вы меня простите.

— Эх, Вик! — сказал Рассел. — Мне так жаль из-за того, что случилось в том мотеле. Я просто не мог пошевелиться. А она стояла в своем лифчике и трусиках там… в дверях, и я… я просто не мог ее шлепнуть.

Доктор Йэрроу нахмурилась, но сказала:

— Повезло вам.

— Да нет же! В каком мире вы вообще живете? Представьте: вы вышибаете дверь, а она стоит там перед вами полуголая… Бум! Не теряйся или до конца дней будешь чувствовать себя дураком.

— Что происходит? — спросила одна из преподавательниц.

— Расс, — сказал я, — можно потолковать с тобой на кухне?

— Можешь толковать со мной, где тебе угодно. — Он указал на окружившую нас стену стекла. — Гляди!

Все собравшиеся в гостиной невольно повиновались ему. Увидели окна. Наши отражения. Сверкающие небоскребы. Темную ночь.

— Вы можете видеть то, что там, снаружи, и наши отражения — такова уж способность стекла, — пояснил Рассел. — В нем нет времени. И пространства. По сути, все равно — будем мы или были, просто мы все здесь, так что, выходит, то, что мы видим…

Поблескивая отражающими все вдвойне очками, Эрик сказал:

— Великолепно.

— Верно, дружище! До тебя дошло. Ты понял. Это великолепно.

Разумеется, Эрик утвердительно кивнул.

— Белые таблетки плюс красное вино, — шепнул Зейн, имея в виду Рассела.

Но я только покачал головой:

— Он бы и без них мог обойтись.

Старейший из преподавателей школы Жюля сказал:

— Это…

— Вы тут мне не хозяйничайте! — прогремел Рассел. — Слушайте, что говорю я!

Все затаили дыхание. Замерли. Мы сидели в стальном кругу, как в ловушке.

— Не смейте прерывать никого, кто говорит на собрании группы! Где вы все были? Что знаете? Я стараюсь… я приношу свои извинения, поэтому не прерывайте меня. Мне жаль и… мне жаль, Вик, надо было вышибить ей мозги.

— Порядок, Расс, — сказал я. — Все и так прошло удачно.

Будучи ветераном-психиатром, доктор Как-Там-Ее-Йэрроу вступила в беседу:

— Вам повезло, что вы… ей повезло, что она… что ей не вышибли мозги.

— Зейн все равно добил ее, — сказал Рассел. — Мертвее не бывает. Но дело не в том, кто ее убил. Она ведь просто тело. Мало ли их кругом.

При этом известии лица сидящих в круге словно окаменели.

— Дело в том, — продолжал Рассел, — что ты не можешь передоверить никому другому то, что должен сделать сам. Сожалею. Если человек оказывается в нужном месте в нужное время, то он несет за это ответственность. И вас это тоже касается. Вот, скажем, вы должны сделать что-то, как я, и не делаете этого. Мне так жаль.

— Расс, — сказал я, — все в порядке. Ты просто…

— Сортир, — повторил Рассел, упрямо уставившись на все существующие и мнимые отражения в окнах. — Снова сортир. И я не остановил ее. Не смог. И полковника я тоже не убивал, — еле слышно прошептал он в заоконную ночь.

В тот момент я заметил на лице Рассела удивление — будто он совершил какое-то открытие, преисполнившее его благоговейного ужаса.

И почти одновременно засек боковым зрением какое-то движение.

А именно: доктор Кларк опустила руку, чтобы дотянуться до сумочки, в которой у нее наверняка лежал сотовый телефон — стоило всего лишь набрать номер 911.

В следующую же секунду она уже ощутила на себе мой стальной захват — «тигровая пасть».

Один из приглашенных на эти своеобразные поминки преподавателей прошептал:

— Какого полковника?

— Полковника Херцгля, этого жирного ублюдка. Я… Я так и не убил его. А следовало бы разнести ему башку еще до того, как он сжег школу. Вы когда-нибудь слышали, как ребятишки кричат, когда горят заживо? Стояли погожим деньком возле школы, которую поливают из огнеметов? От дыма выворачивало наизнанку. Но главное, достает крик. Потом от всего этого места идет смрад, воняет горелым мясом, и этот крик… Пламя ревет, вы про себя молитесь, чтобы вопли прекратились. Стоите там и ничего не можете сделать, только выдавить гаденькую улыбочку, чтобы ваша легенда не полетела к чертям. А я не убил его, хотя должен был, не смог установить «растяжку» в сортире…