Бешеный прапорщик. Части 1-9
Шрифт:
– Ежели у лисицы в норе кутята, при опасности, будь то человек, али зверь какой посильнее, мамка уводит его от норы. Мелькнет специально среди деревьев, мол здесь я, и спрячется. Вот так и водит по кругу.
– Хорошо. Только не увлекайтесь уж слишком. И походите по округе, посмотрите что тут да как...
До дороги путь занял около часа, и уже примерно столько же лежим на опушке, смотрим, когда нужный обоз на дороге появится. Хоть и не сказать, чтобы движение было оживленным, но ничего подходящего пока мимо не проезжало. Промчались две автоколонны, одна - к фронту, другая - обратно. Прогарцевал мимо эскадрон по своим кавалерийским делам. Протащились четыре патронные двуколки с техзамыканием в виде полевой кухни. Так что - ждем-с, и надеемся на удачу.
Першероны неторопливо тянут колымаги, не требуя особого вмешательства людей в управление. Поэтому последние либо кемарят на ходу, либо лениво болтают о чем-то своем, гансовском. Нужно притормозить первые две фуры, остальные остановятся сами. Роли давно расписаны, работаем двойками. Один боец укладывает в пыль пассажиров, другой страхует и, в случае необходимости помогает первому. Воюем ножами, стрелять разрешаю только в очень крайнем случае - немцы рядом, услышат.
Первая повозка поравнялась с камнем-маркером, командую атаку и мчусь вперед. Десять метров с низкого старта много времени не занимают. Боец-напарник заходит справа, хватает лошадей под уздцы и разворачивает упряжку поперек дороги. Растерявшийся конвойник пытается удержать равновесие на повороте, но с моей помощью ему это не удается, и ганс слетает вниз на землю. Винтовку пнуть подальше от шаловливых ручек, удар кулаком чуть позади уха, - отдыхайте герр зольдат. Вскакиваю на передок, испуганный водила лошадей сам спрыгивает и распластывается на земле, мол, "нихт шиссен", "Кайзер капут", "их бин капитулирен", и вообще, он весь - белый и пушистый. Подскакиваю к соседней упряжке, рывком за ноги стаскиваю толстого наглого ганса, который надумал сопротивляться. Ой, незадача-то какая! Немец, падая, головой о подножку телеги стукнулся! Счастливого пути в страну Амнезию! Запрыгиваю наверх, но возницу с другой стороны уже стаскивает один из бойцов...
Все, обоз - наш. Игнатьич уже проводит ревизию, его "пятерка" тащит на облюбованную дойч-арбу упаковки с галетами в дополнение к консервам. Остальные бойцы, пугая до непроизвольных физиологических реакций, обездвиживают немцев. Методом распарывания штанов ножами спереди и сзади. Честно говоря, даже и представлять не хочу ощущения, когда отточенное железо касается кожи в... самых интимных местах организма.
Все, повозка готова, бойцы распихивают к обочинам остальные, чтобы можно было проехать. И слева раздается свист "Тревога". Заметив непонятные телодвижения на дороге, к нам спешит кавалерийский разъезд. Аж семь человек. Уже и сабли достали, орут что-то издалека, наверное "Русс! Стафайся!". Поторапливаю своих, наш транспорт уже сворачивает на просеку. А по кавалерии из кустов начинает работать Зингер. Даром, что ли, пулеметчиков по бокам в охранение поставил. Кричу Игнатьичу, чтобы уводил добычу и бойцов, жду, пока не появятся ребята с мадсенами и уходим в лес тыловым прикрытием ...
На полпути бросаем телегу, предварительно освободив лошадей. Они-то ни в чем не виноваты, смотрят грустно, как будто спрашивают: "Когда же вы, люди меж собой разберетесь, воевать закончите?". Дальше проходим через кустарник и углубляемся в лес. Два человека налегке в дозоре спереди и сзади, остальные, включая командира, тянут добычу. Галеты, семь ящиков с тушенкой, по дюжине банок в каждом, - на четверо суток продуктами мы запаслись.
В лагере все тихо и спокойно. Первым делом иду к Синельникову, возле которого неотступно сидит Анна. При дневном свете прапорщик выглядит лучше, медсестричка подтверждает:
– Все в порядке, пульс и температура нормальные, перевязку сделали,
рана кровоточит, но не сильно. Тут приходили ваши сибиряки, принесли запасную нательную рубаху на перевязки и две головки чеснока. Рассказали старый таежный способ: кедровую или сосновую смолу-живицу на рану прибинтовывать, и воду на чесноке настаивать, потом ею промывания делать. Я осмелилась попробовать. Еще когда на сестринских курсах училась, доктор один рассказывал, что у простого люда есть своя медицина, которая с болячками зачастую лучше нас справляется. Да и у других народов тоже есть чему поучиться. Вот я при случае и собираю такие рецепты... А вот господин прапоршик напрасно пытается играть в героя и не говорит, где и когда ему больно. И не понимает, что от этого зависит и диагностика, и само лечение...Матвей, слабо улыбаясь, обнадеживает, что больно только когда шевелишься, а так - ничего, привык. Ну, вот и лежите спокойно, юноша, да слушайте болтовню барышни для развлечения и в качестве психотерапии. А я пойду по округе пробегусь.
В поисках того, кто мне составит компанию, натыкаюсь на Семена. И поражаюсь его виду. Сидит под деревом, обычно цепкий и внимательный взгляд рассеян, смотрит в никуда, и ковыряет засохшей веточкой землю рядом с ногой. Еще не Роденовский мыслитель, но что-то общее есть.
– О чем закручинился, добрый молодец? Почто невесел, буйну голову повесил?
– Тут такое дело, командир...
– Сибиряк несколько мгновений медлит, во взгляде читается сомнение, типа, говорить, или не говорить, потом все же решается.
– В непростое место мы попали...
– Конечно, непростое. Казармы нет, сортира нет, полосы препятствий - и то нет.
– Пытаюсь его разбалагурить.
– Кругом только трава и деревья...
– Пойдем-ка, покажу кой-чё.
– Семен не принимает шутливого тона.
– А потом наши таежные байки расскажу... И Гордея прихватить надобно, ему тоже пользительно будет.
Второй сибиряк находится очень быстро, и, судя по выражению лица, - немного в теме. Что же такое вы там нашли, следопыты любознательные?.. Минут через десять ходьбы перед нами открывается небольшая полянка, на краю которой растут три могучих сосны. Подходим к ним, и Семен показывает на среднюю. На стволе, на высоте человеческого роста вырублен какой-то знак. По первой ассоциации - полукруглый геральдический щит, заканчивающийся вверху не ровной линией, а четырьмя зубцами, соединенными между собой. В середине щита - перевернутая буква "А" с двумя перекладинами. Знак потемнел, линии заплыли смолой, но заметно, что его недавно подправляли. Рядом на ветвях висит несколько то ли тряпочек, то ли ленточек, вылинявших от времени и непогоды.
– Я его увидел, когда лагерь обходил, живицу собирал. Тропку еле заметную нашел, она сюда и привела.
– Семен, я, конечно не великий знаток всех этих знаков, но на первый взгляд это - тавр, межевой знак владельца, своего рода граница между двумя угодьями.
– Командир, ты в тайгу на охоту ходил?.. Нет?
– Сибиряк смотрит и говорит очень даже серьезно.
– Тогда не могёшь знать... Хучь верь, хучь не верь, токмо знак етый - Лесного Хозяина...
– Это, типа, лесного Бога? Братцы, вы ж, вроде, православные, в церковь ходите.
– В церкви одно, а в тайге - друго.
– Вступает в разговор второй охотник.
– Мне отец и дед мой сказывали, коль собрался охотник на промысел, надобно такой вот знак найтить, и с Хозяином побалакать.
– И о чем разговаривать?
– Меня начинает разбирать любопытство.
– Да и как он услышит? Вдруг, - далеко?..
– С собой надобно взять посудинку с водкою, да пряник какой медовый. Найти три кедры вот с таким знаком, да пошариться вокруг.
– Гордей старательно, как несмышленышу, объясняет ритуал.
– Обязательно камушек плоский и рюмку, али стакан найдешь. Кладешь камень под знак, ставишь на него стакан и наливаешь вина, а рядом пряник примащиваешь. Опосля садишься рядом и говоришь про себя, мол, поохотиться пришел честь честью, зверя мучать не буду, тайгу разорять не буду. Дай, Хозяюшко, добычи, не скупись!.. А затем уже идешь охотиться.