Бешеный прапорщик. Части 1-9
Шрифт:
– Да, хочу!..
Старик поднимается, достает из кошеля на поясе кусок бересты, маленький, но даже по виду очень острый ножичек и небольшую склянку с чем-то черным. Задумчиво смотрит на бересту, прячет ее обратно и срывает с дубовой ветви большой лист. Затем еще раз прожигает меня испытующим взглядом, и командует:
– Сымай рубаху, исподнее, да ложись, как лежал, только правую руку за голову положи.
Выполняю требуемое, дед садится на колени, берет в руку ножик и... начинает петь какую-то странную песню. Полностью всего не разобрать, слышно только отдельные слова: ... во лесную крепь... к огню горючу... к камню заветну... кощуны... Велеса просят... зверем рыскучим... легкой птицею... черен калинов мост... Дальше слов не разобрать, сам впадаю в какое-то оцепенение
– Вставай, Воин!
Встаю рядом с ним, он протягивает мне дубовый лист, на котором в свете факела видны несколько темных капель.
– Возьми, переверни над камнем и прижми. Велесу ты должен сам свою кровь отдать.
Молча выполняю требуемое, старик опять поет-бормочет, затем затихает, стоит молча и ждет. Проходит минута, другая, потом в неярком свете угасающего факела мелькает неуловимо-быстрая тень, и с другой стороны от меня на землю усаживается Рыська. Мартьяныч довольно улыбается, произносит:
– Жертва отдана и принята!.. Я не ошибся, котяра он и есть котяра. Пошли, Воин...
Когда, обменявшись сигналами с часовыми, пришел в сенник, по дыханию определил, что все добросовестно делают вид, что спят и видят затейливые сны. Разоблачать их не стал, улегся на свободное место и неожиданно быстро уснул.
Утром, после подъема в голове остались достаточно четкие воспоминания о том, что происходило ночью на капище и смутные ощущения, что снилось после этого. Впечатление было, будто меня, очень маленького ребенка кто-то качает на руках и что-то говорит, но слов не разобрать. Осталось только память о сильных и заботливых руках, качавших несмышленого дитятю с сознанием подпоручика Русской императорской армии и старлея Вооруженных Сил Российской Федерации...
Прощание с Синельниковым и "медсестренкой" много времени не заняло. Анна Сергеевна на предложение все-таки пойти с нами только сверкнула глазищами и возмущенно заявила, что, должность у нее называется "сестра милосердия" и это самое милосердие сейчас нужно здесь, конкретному человеку. Прапор совсем не возражал против вышесказанного, хотя чувствовал себя хорошо и, похоже, начал идти на поправку. Кажется, тут еще и кое-что гормональное, то есть, межличностно-эмоциональное, примешивается. Ну, да лишь бы на пользу было.
Сборы в дорогу тоже были недолгими. Все весь запас продуктов оставляли здесь, с собой взяли по банке тушняка и паре галет на двоих, объяснив, что мы по дороге себе еще найдем. Дед Мартьян в ответ "отдарился" жестяной двухлитровой баклажкой травяного настоя, предупредив тем не менее, что пить его надо по глотку не чаще двух раз в сутки. На недоуменный вопрос "Почему?" усмехнулся и ответил кратко, но выразительно:
– Ежели больше, сотрете себе свои... причиндалы вздыбленные. А меня ж потом и виноватым сделаете.
– И обращаясь уже ко мне, негромко добавил.
– Слушай себя, Воин. Внимательно слушай. Как только какая необычная мысля в голову придет, сначала обдумай ее хорошенько. То, может,.. сам знаешь Кто, тебе помогать будет. Ты в лесу теперь свой, но все одно, смотри по сторонам. И Семену доверяйся. Он - лесовик знатный, да и поговорили мы с ним хорошо. За Матвея не беспокойся, вытяну парня... с Божьей помощью. И Анюту поучу знахарскому делу маленько...
– Спасибо, Мартьяныч. За все. За хлеб-соль, за кров, за помощь... И за науку. Даст Бог, еще свидимся.
Старик хитро улыбается, будто хочет спросить, на помощь какого бога я рассчитываю, потом серьезнеет:
– Свидимся. Я знаю это... Ну, доброго вам пути, идите...
Я шел замыкающим, и перед тем, как скрыться в кустарнике, обернулся. Дед стоял на том же месте и, поймав мой взгляд, помахал рукой. А через полчаса, когда уже перешли болото, с нами попрощался и Рыська, до этого изредка мелькавший среди зелени. Кошак подождал, пока все пройдут, теранулся о мое колено и, коротко мяукнув на прощание, исчез в кустах.
Остаток пути, верст семьдесят-восемьдесят отмахали за
два дня. И все благодаря дедову "коктейлю". Не знаю уж, чего он там намешал, но допинг получился шикарный. Один глоток чуть горьковатого напитка, и через несколько минут усталость куда-то исчезает, хочется бежать, нестись, лететь. Но, тем не менее, все внимательны, осторожны и в любой момент готовы к бою. Никаких побочных эффектов типа эйфории, неадекватности, расслабленности. Вот и ломимся мы этаким стадом лосей, озабоченных известно чем, в нужном направлении даже не обращая внимания на обозные колонны, пару раз появлявшиеся в поле зрения, - жрать не хотелось вообще. На привал встали, когда совсем стемнело. Быстренько перекусили "армейскими бутербродами" - толстый слой тушенки на тонкую галету, главное - не перепутать, запили все это дело водичкой из фляг и попытались улечься спать. Через час перестали ворочаться самые неугомонные, и до рассвета гармонию природы нарушали только сидящие в укромных местах дозорные.На следующий день повторилась та же картина: пару кусков тушняка, глоток настоя, - и бежим отсюда и до вечера. Но финиш появился немного раньше. Уже после полудня стало понятно, что фронт близко. Грузовики, повозки, колонны пехоты, разъезды, патрули, посыльные и всякие вестовые постоянно шастали взад-вперед по дорогам и не давали возможности перебраться на другую сторону. Наконец-то, после почти часового лежания в траве, появился шанс проскочить, чем мы очень быстро и воспользовались. Лес, расположившийся с другой стороны, гостеприимно укрыл нас под кронами своих деревьев.
Пройдя его, поняли, что почти пришли, в смысле, прибежали. Верстах в трех за лесом начинались немецкие позиции, которые гансы активно обустраивали. Небольшой шухер устроили немецкие саперы, приехавшие на свежую вырубку. Но далеко вглубь соваться не стали, напилили четыре повозки толстых жердей и благополучно убыли восвояси. Наблюдательный пункт устроили на верхушке одной из громадных сосен. В бинокль сумел рассмотреть две линии окопов, строящиеся блиндажи и, самое неприятное, проволочные заграждения в два-три ряда, усиленные спиралями Бруно, местами уже законченные. Разрывы в них пока заполнялись "ежами" из кольев, обтянутых той же "колючкой". Похоже, гансы устали наступать и решили перейти к обороне. Пока не стемнело, прорабатываю два маршрута, где можно пройти, и спускаюсь вниз.
Там уже собралось небольшое военизированное вече, все ждут, что новенького и интересненького я им скажу. Стараюсь их не разочаровать:
– Значит, так, впереди гансы в окопах, за ними - наши. Сегодня ночью, после полуночи, когда самые ретивые угомонятся, идем на прорыв. Заграждения поставлены не сплошняком, в двух местах есть разрывы, закрытые "ежами". Возле каждого - по МГ-шнику. Поэтому впереди идет одна "пятерка", трое прокладывают путь, пулеметчик со вторым номером их прикрывает. Потом - основная группа, последним двигается прикрытие: два пулемета, Зингер - за старшего. Напоминаю, мы уже на передке, здесь боевые подразделения, а не обозные сонные мухи. Окопы переходим очень тихо, лишних гансов не трогать, на трофеи не покушаться, лучше затаиться и переждать. Огонь открывать только в самом безвыходном случае. Вопросы?..
Времени - начало первого. Мы уже тихонько просочились через вторую линию окопов, вплотную подобрались к первой. Еще бы ее так же незаметно пройти, блин. Ждем подходящего момента, когда луна спрячется за тучку. Тогда быстро перескочим, и - все. Останется сделать проход и уйти на нейтралку. А там и до своих рукой подать... Только вот, кажется, у немцев на этот счет другие планы. В окопе слышны приглушенные шаги, какое-то шуршание. Вот и фонарик у самого дна мелькнул... На автопилоте чирикаю "Внимание", чтобы головной дозор не застали врасплох... Это что, комитет по встрече?.. Непохоже... Гансы останавливаются метрах в десяти от нашей лежки, что-то высматривают впереди. Потом по очереди вылезают на бруствер... Разведчики за языком собрались?.. Тоже нет, какие-то мешки с собой тащат... И что делать? А, собственно, вариантов тут немного - только один. Идем в хвост, их всего семеро. Придушим, и - на свободу... С чистой совестью.