Бесконечная суббота

Всё так же глядя поверх очков, человек-кролик в сером укоризненно покачал головой.

– Смех без причины…

– Признак хорошего настроения, – закончил за него низкий бархатный голос.

Стена напротив Еремеева дрогнула, и прямо сквозь неё в комнатку, где они сидели, туго втиснулось странное, можно даже сказать уродливое существо. Сказать, что он не имело ничего общего с человеком, – это не сказать ничего. У него было длинное, "тракторное", как у гусеницы шелкопряда-переростка, туловище и огромное количество ходильных ножек. Передняя часть существа была приподнята над полом метра на полтора, а то и больше, потому что, когда "гусеница" вползла в комнатушку полностью и огляделась, её маленькая чёрная головка зависла чуть выше Еремеевского лица. Какое-то время головка эта качалась из стороны в сторону, оценивая увиденное, как головка озадаченной кобры, потом мельком взглянула на съёжившуюся между детьми Зайку, на лежащую у неё на коленях синюю Еремеевскую стёганку, и повернулась к сидящему за столом человечку в сером.

– У к-к-крапивы в этом году п-почему-то чернеют листья, м-монсеньёр, – заикаясь, пролепетал тот и испуганно задвигал кадыком.

– Зато чертополох вымахал выше моего роста, – заметила "сороконожка". Вид у неё при этом был не то инфернальный, не то ярмарочный, балаганный. Она неторопливо просеменила к столу и взяла в висящие на груди "ручки" лежавшую перед человечком квитанцию.

Еремеев провёл рукой по лицу, стирая выступивший на лбу пот.

– Ну, что ж, господин Еремеев, – сказало существо. – Пройдёмте.

– Подождите, подождите! – дёрнулся Еремеев в сторону зажмурившейся Зайки. – Я не один.

Существо озадаченно огляделось.

– Еремеев? Один.

Оно открыло входную дверь, приглашая его на выход. Мальчик с девочкой переглянулись, мальчик кивнул Еремееву: идите, идите, и Еремеев пошёл.

***

– Вы вообще понимаете, во что ввязываетесь?

"Гусеница" семенила впереди него, И Еремееву было хорошо видно, как на её спине под пергаментной бурой кожицей ходят тугие мышцы. Если это всё ещё и был сон, то такой реалистичный, которых ему видеть ещё не приходилось.

– Нет, – честно сказал он. – Во что?

– Бесстрашие – замечательная вещь. Если не пересекается с членовредительством.

Гусеница замешкалась, принюхалась к чему-то и толкнула незаметную дверь.

– Входите.

Помещение за дверью было точно такое же, как и предыдущее – маленькое, с низким потрескавшимся потолком и забранным решёткой окном. У окна точно так же стоял обычный письменный стол, а в одном из углов на маленькой табуретке сидела особа в сером. Очки с толстыми стёклами, крупные передние зубы и эта серость делали её настолько похожей на предыдущего безумного кролика, что Еремеев даже подумал, а не вернулись ли они каким-то неведомым путём обратно. На коленях у неё лежала большая стопка бумаги, и она с таким остервенением что-то строчила, что Еремеев не удержался.

– Бог в помощь, – выдал он. И смущённо кашлянул.

"Гусеница" хмыкнула, протиснулась между письменным столом и стеной и не очень похоже изобразила сидящего за столом конторского служащего.

– Садитесь, – кивнула она Еремееву.

Еремеев огляделся и сел на стоящую у окна скамью. За окном протарахтело нечто, напоминающее электричку, только сплошное, круглобокое и с ажурным сетчатым гребнем по всей длине.

– Видите ли, потребность в существах, понимающих происходящее, всегда велика.

– Я понимаю, – сказал Еремеев.

– Это более, чем славно, – согласилась "гусеница". Она постучала по столу костяшками хитиновых пальцев. –Потому что у нас тут возникла небольшая проблемка, связанная с непониманием.

Еремеев облизал пересохшие губы.

– Да не волнуйтесь вы так, – "гусеница" вытянулась вверх и через стол наклонилась прямо к его лицу. – Сразу вас никто не сожрёт.

И широко улыбнулась беззубым ртом.

Сидящая в углу кроликоподобная особа вскинула голову, захихикала и бросилась протирать очки, а за окном ещё раз протарахтело нечто, теперь уже в обратном направлении.

– Шикарное место, – сказал Еремеев, брезгливо отклоняясь назад от хитиновой головы "гусеницы" и выглядывая в окно. – Но шумное.

Конечно, никакой железной дороги там не было, была всё та же худосочная закатная роща и протоптанная через неё широкая грунтовая дорога, воздух над которой дрожал и плавился от жары.

– Шумное, – согласилась "сороконожка". Глазки её мигнули. – Как и всякое перепутье.

Она подтянулась, тяжело перелезла прямо через стол и доверительно устроилась рядом с Еремеевым на скамье. Еремеев, никогда до этого брезгливостью не страдавший, инстинктивно подвинулся и оттянул ворот рубашки, пытаясь справиться с дурнотой.

– Знаете… – печально наблюдая за его манёврами, вздохнула "сороконожка". – Всё до безобразия просто. Сегодня утром юный понтифик пропал при весьма странных обстоятельствах.

– Сегодня вообще было странное утро, – заметил Еремеев.

– Странное, – согласилась "сороконожка". – И мы хотим помощи.

– От меня?

– От кого-нибудь, кто окажется в состоянии. Мальчика надо найти, пока с ним ничего не случилось.

Мания величия, подумал Еремеев, вызванная галлюцинациями, или галлюцинации, вызванные манией величия, так что первым официальным учреждением по "возвращении" как пить дать будет психоневрологический диспансер.

– Меня зовут, когда требуется установить подлинность свидетельств, – развела лапками "гусеница". – И она была установлена. Младший сын короля традиционно назначается главным духовным лицом. Три дня назад у короля родился сын, и к нему, как к младшему, перешли все права и обязанности его старшего брата. А сегодня утром он пропал. Такое в истории случается не впервые. Но в этот раз есть… Есть определённые сложности. Старшему брату пропавшего понтифика всего три года, и он не мог организовать похищение младшего в силу своего малолетства. Кроме того, старший сын короля тоже пропал. А страна без понтифика может впасть в мятежи и междоусобицы.

"Гусеница" вздохнула.

– Три дня назад, в тот день, когда младший из пропавших детей родился, королю был явлен странный знак. Он видел сон о грядущих переменах, и перемены эти впечатывались фиолетовыми письменами, как синяками, на телах обоих его сыновей.

– Неприятный сон, – заметил Еремеев.

– Королям вообще редко снятся приятные сны.

– А до рождения своего старшего сына понтификом был сам король, – не столько спросил, сколько констатировал факт Еремеев.

На улице за окном снова что-то вспыхнуло, прогрохотало, и испуганно вытаращившийся в окно Еремеев успел заметить промелькнувшую за решёткой большую белую тень.

– Король, – грустно согласилась "сороконожка", прислушалась к чему-то неслышимому и заёрзала. – Знаете, тут вот выяснилось, что мне необходимо покинуть вас. Дела. Они сами расскажут вам всё остальное.

– Мир всё рассказывает сам, – тихо, словно пугаясь звука собственного голоса, сказало сидящее в углу существо, когда они остались одни, и поправило пальцем сползшие на кончик носа очки. – Если к нему хорошо присмотреться.

И неловко улыбнулось, точь-в-точь большой запуганный кролик.