Бесконечночь

Деду нужно было поставить подключичный катетер. С этим Ангелина справилась, хоть руки у нее и дрожали.

– Теперь желудочный зонд, – приказала старшая медсестра.

Ангелина никогда этого не делала, теоретически знала, как это делать, но когда столкнулась на практике, стало страшно: попасть надо в пищевод, а не в трахею, а эти два отверстия находятся рядом. Кроме этого, сама процедура для пациента очень болезненная, поэтому нужны ловкость и скорость, а эти умения появляются только с опытом.

Дрожащими руками Ангелина справилась с задачей, но зонд оказался забитым.

– Промывай! – грозно прошипела старшая медсестра.

Ангелина промыла, но это не помогло.

– Ставь новый.

Девушка ввела зонд в носовой проход, и у дедушки пошла кровь носом, ввела во второй проход – то же самое. Если еще несколько минут назад она беспокоилась, чтобы пациенту не было больно, то сейчас Ангелина молилась, чтобы он не умер.

Старшая медсестра схватила зонд, сбрызнула слизистую адреналином и легко вставила его. Кивнув на соседнюю кровать, где тихо хрипел другой дедушка, она спросила:

– Санацию делала когда-то?

Ангелина замерла. Когда она проходила практику, то видела, как врач выполнял санацию трахеобронхиального дерева и ротовой полости, и тогда она надеялась, что ей не придется это делать никогда. Ведь даже смотреть, как это делается впервые, очень тяжело. Даже если постоянно напоминать себе, что эти жестокие процедуры спасают жизнь человеку, все равно кажется, что тебе поручили провести пытку. Вид страданий, которые причиняли людям эти манипуляции, и то, как их залихватски легко и энергично проводили опытные медсестры, придавал Ангелине ощущение, что она участвует в издевательстве над людьми.

К счастью для нее, эту процедуру больному провела старшая медсестра, а Ангелина стояла рядом и старалась, как только могла, подавлять мимику своего страха и ужаса.

Дальше день был относительно спокойным: никого не реанимировали, никто не поступил и никто не умер. Всего было двадцать пять капельниц, восемнадцать уколов, еще одно зондовое питание, промывание мочевого пузыря и гигиенические процедуры. Ну и организационные моменты – уборка процедурной и укладка биксов в стерилизационную.

То есть работы было много, но она была плановой и, как потом оказалось, это был легкий день.

После первой смены Ангелина еле-еле дошла до квартиры, где ей выделили небольшую комнату, и, не включая свет, упала на кровать.

Голова раскалывалась, очень хотелось плакать, но слез не было. За весь день она ничего не ела и только один раз отлучилась в туалет. С телом творилось что-то непонятное: оно все было напряженное и, как Ангелина ни старалась, она не смогла расслабиться, она как будто продолжала находиться в режиме боевой готовности и в любой момент была готова встать и бежать менять капельницу.

Она лежала на кровати в темной комнате и винила себя, что выбрала эту специальность. Можно было предположить, что в медицину Ангелина пошла потому, что в школе очень любила анатомию и биологию, но нет. Эту специальность навязала ей мать, которая всю жизнь, да и сейчас тоже, продолжала работать акушеркой в маленькой больнице их крохотного поселка «Южное» в тридцати километрах от Свердловска. Она с самого детства твердила дочери, что нужно поступать в медицинское училище и становиться человеком, как она. На акушерку Ангелина не хотела учиться и тогда мать посоветовала ей учиться на медсестру. Еще на выбор этой профессии повлияла книга Булгакова «Записки юного врача». Когда Ангелина ее прочитала, она твердо решила, что выберет эту специальность.

Пока Ангелина была маленькой, то считала, что ее мать действительно любила свою профессию, потому что целыми днями пропадала на работе. Но когда девочка стала все понимать, то увидела, что ее матери не хочется возвращаться домой, в их однокомнатную квартиру, где вечно пьяный муж.

Мать Ангелины звали Марией. Когда-то она была очень красивой, но годы взяли свое и сейчас она выглядела и одевалась как старуха, хотя ей было всего пятьдесят. Отец Ангелины умер, когда девочка пошла в шестой класс. Мария тогда воспряла духом и решила начать новую жизнь. Как раз ей предложили должность старшей медсестры в Центральной городской больнице Свердловска, и тогда у нее началась новая жизнь: она снова стала красить губы красной помадой и затягивать талию в широкий пояс, а Ангелину перевела в городскую школу. До Свердловска они добирались всего тридцать минут на электричке. Новая школа нравилась девочке, и она продолжила ездить в город, даже когда Мария вернулась работать в их маленькое отделение.

Ангелина догадывалась, что причиной всему был мужчина, который как внезапно появился у ее матери, так и исчез спустя два года. И Мария снова стала озлобленной и потеряла интерес к жизни.

Неужели и Ангелину ждет та же участь? И эта работа медсестрой, которая не принесет ей удовольствия, превратит вечно недовольную женщину в бабку?

Нет, девушка решительно села на кровати и помотала головой:

– Я не превращусь в старуху, как моя мать!

Она снова легла на кровать и закрыла глаза, представляя себе, что ни за что не будет мириться с такой участью.

Усталость взяла свое, и через несколько минут Ангелина медленно провалилась в сон.

А утром все опять так быстро закрутилось, что не было времени думать о неправильном выборе или несчастной судьбе. Утро в реанимации – это такая интенсивность физической работы, что Ангелина ощущала себя конвейером на заводе по ремонту людей, а участие в их страданиях в какой-то момент перестало давить на ее психику. К тому же она работала с полной отдачей и делала все возможное, чтобы облегчить их страдания, и, когда видела положительный результат, испытывала радость, а жалость и волнение за судьбу пациента сменялись облегчением.

После обеда старшая медсестра, к которой она была прикреплена, срочно убежала в другое отделение, Ангелина осталась одна и разрывалась: два пациента из четырех задыхаются и хрипят, у другого капельница закончилась. Надо было срочно высосать аппаратом слизь у тех, кто хрипит, но их было двое и задыхались они одновременно. Также быстро нужно было восстановить уровень в капельнице и поставить новую, сделать уколы по времени и каждое маленькое действие записать в дневник динамического наблюдения и в журнал, ведь если не записано – значит, не сделано. Результаты анализов тут же нужно было записать и вклеить, а кому-то выписать новые и отнести в лабораторию.

Кроме того, одна из пяти кроватей в палате была свободна, а это означало, что поступление нового пациента можно было ожидать с минуты на минуту, и к этому нужно было быть готовой: подключить его к диагностическому аппарату, к аппарату подачи увлажненного кислорода, вставить мочевой катетер, взять кровь для анализов и, возможно, тут же больного реанимировать, что само по себе уже отдельный комплекс мероприятий.

Поначалу Ангелина пыталась запоминать имена и фамилии пациентов, но быстро поняла, что нельзя привязываться к ним, потому что потом, когда их переводят в другое отделение, или, еще хуже, они умирают, она очень расстраивалась. А ведь это ее работа и времени сидеть и страдать нет.