Бесконечное движение к свету

Когда мы вошли в дом, то увидели страшную картину – бандитов там не было. Мы убили женщину и грудного ребёнка у неё на руках. Трёхлетний мальчик лежал в стороне от них и плакал.

Полковник вдруг замолчал и остановился.

– Лейтенант, у полковника Драсанка была семья?

– Не знаю. Сын у него, кажется, был.

– Так вот это и есть тот мальчик, который плакал. Чудом было то, что он выжил после нашего обстрела. Сначала мы его отправили в Кабул, в детский дом. Потом полковник Драсанка решил его усыновить. Может он ему снился, может, были какие-то другие причины. Самое интересное, что мы о дальнейшей судьбе ребенке ничего не знали. Мы только привезли его в расположение полка. Кстати – когда везли, Драсанка держал его у себя на руках. У него на руках он перестал плакать и уснул. Вот и всё. Ни имени, ни фамилии, ни каких других данных. И внешне он ничем не выделялся. В детском доме таких было с полсотни. И вот когда Драсанка туда пришёл и начал искать, этот ребёнок вдруг отчего-то заплакал. Полковник узнал его именно по этому плачу. Вот такая вот судьба.

Мы успешно проводили операции. Во время одной из них довольно долго пришлось сдерживать напор душманов. Держаться надо было до определённого момента, а потом отступить, что бы увлечь за собой и тем самым заманить в капкан. И вот во время этого боя, я вдруг заметил солдатика, в звании младшего сержанта. Молодого, не обстреленого, только что прибывшего к нам в часть. Обычно навичков, в их первом бою, мы держали у себя за спиной, чтоб привыкли, притёрлись. Это был худенький, голубоглазый юноша, не обстрелянный, пугливый. Он присел у скалы, прижался к камню, вцепившись своими белыми ручонками в автомат. Я подошёл к нему, дал очередь из автомата в сторону противника, показывая тем самым, какой я храбрый.

– Страшно? – спросил я. Его глаза говорили «да» но кивком головы он ответил «нет».

– Отходи назад, к машине второго взвода – приказал я.

– Там стреляют – тихо произнёс он. И тут я сорвался. Во время боя испытываешь сильную психологическую нагрузку и срываешься очень легко. Я не любил когда обсуждались мои приказы. Я повторил приказ ещё раз, криком, громко и грязно выругавшись.

Он сделал только два шага и упал как подкошенный.

Я считал, что этот участок не простреливается. Что это было – не знаю до сих пор: то ли шальная пуля, то ли рикошет, то ли затаившийся снайпер, не замеченный нами.

Я склонился над солдатом, он смотрел на меня так же испуганно, но без укора и обиды.

– Держись, всё будет хорошо – сказал я, поднял его на руки и понёс к БМП.

Когда я подошёл к машине, его взгляд уже был остекленевшим. «Младший сержант Шаус» – прочитал я бирку на подсумке.

Мне часто приходилось видеть смерть вблизи, но именно с этого момента я перестал её бояться. Даже подсознательно.

Где-то через год мне вдруг начал сниться этот солдатик. Мне снилось разное, но в каждом сне присутствовал он, младший сержант Шаус. Он всегда находился в стороне и молча наблюдал за мной и моим сном. Даже днём, наяву, я стал чувствовать его молчаливое присутствие.

Уже потом, спустя какое-то время, я побывал на родине младшего сержанта Шауса, нашёл его могилу. Она была без надгробья, но ухоженной. Я стоял возле неё, и мне казалось, что там, под полутораметровым слоем земли, лежит не разложившаяся плоть, а цельное, не тронутое тленом тело солдата, которое я когда-то нёс на руках. И что это тело теперь знает, что я здесь, что я пришёл к нему.

Он был единственным ребёнком в семье. После его гибели отец умер, а мать стала алкоголичкой. Я её не осуждаю. Кстати, мою мать тоже погубил алкоголь. Когда она поняла, что уже не может с ним справится, отдала меня в детский дом, а сама исчезла из этой жизни, в самом прямом смысле. У меня осталось одно единственное, детское воспоминание о матери – я уснул и мне стало холодно. Тогда я встал с кровати, пошёл в другую комнату, где горел свет и нашёл там её. Она в одежде, без одеяла, пьяная спала на диване. Я лёг рядом и прижался к телу. Она меня обняла, согрела и я уснул.

Видно в её жизни что-то не сложилось, раз она приняла такое решение. Я ничего не выяснил и ничего не узнал о ней, но я уверен, что она была хорошим человеком и любила меня. И я ей до конца жизни буду благодарен, лишь за то, что она просто была.

Я в военкомате говорил, что бы на могиле Шауса установить памятник. Они сказали – «Но ведь он же не герой». Кабинетные крысы! Что они знают о войне и героизме? Я ему поставил свой памятник, за свои деньги. Его матери я каждый месяц шлю деньги. Она, конечно, их пропивает. Ну и пусть….

Последние слова полковник произносил, отведя взгляд в сторону. Вдруг он резко развернулся и пошёл вдоль кустов. Лейтенант последовал за ним, а за лейтенантом – невидимый Андрей.

За кустами, на возвышенности, стоял БТР, с выдвинутой телескопической антенной. Рядом располагался ГАЗ-66, с кузовом типа КУНГ. Метрах в пяти от машин ходил часовой. Заметив полковника, он подошёл к открытым дверям КУНГа, и сообщил о его прибытии. Вскоре оттуда выскочил капитан и направился навстречу полковнику.

– Почему без бронежилета?! – сразу набросился на него тот.

– Жарко, товарищ полковник – ответил капитан.

– Да, в морге, пожалуй, будет прохладнее.

– Так я же постоянно в машине.

– Пулемётная очередь эти доски порвёт как туалетную бумагу вместе с тобой.

– Но… – хотел что-то возразить капитан, однако полковник не дал ему сказать, грозно крикнув – «Отставить разговоры!».

– Есть, товарищ полковник – капитан стал по стойке смирно.

– Как обстановка? – спросил полковник, но уже совершенно другим тоном.

– Тишина.

– Этого и следовало ожидать. Но вы продолжайте следить за эфиром. Фиксируйте каждый звук. А где Тарасов?

– К Зубову поехал.

– А почему нас не подождал?

– Он сказал, что один справиться.

– Ну что ж, пускай справляется. Идите на место капитан. Мы его здесь подождём.

Капитан полез обратно в машину, а полковник, осмотревшись по сторонам, сказал лейтенанту – «Пойдём в тень. Здесь действительно жарко».

Метрах в ста росли два высоких каштана, а внизу, как раз в тени, почти в одной куче лежало несколько больших валунов. Подойдя к ним, полковник сел на камень и задумчиво начал смотреть вдаль.

Лейтенант так же присел рядом и, бросив косой взгляд на лицо полковника, стал оглядываться по сторонам. Видно молчание его тяготило и, спустя какое-то время, он заговорил первым.

– А я вот из семьи военных. У меня даже прадед был военный. Мама всю жизнь в санчасти поработала, в звании майор ушла в отставку. А я сам сюда попросился. Захотел себя испытать.

Полковник, казалось, его не слышал. Он по-прежнему, застывшим взглядом смотрел куда-то вдаль, никак не реагируя на слова лейтенанта. Но вдруг, не меняя позы и взгляда, спросил – "Лейтенант, ты веришь в Бога?".

Лейтенант глубоко вздохнул и задумался, глядя в том же направлении, куда смотрел полковник.

– Я даже не знаю… – вполголоса произнёс он.

– Я тебя понимаю лейтенант: когда находишься в начале жизненного пути, когда здоров, полон сил и энергии, которая от избытка бьёт через край, и ты в любое время и в любом состоянии пребываешь в оптимизме, то зачем думать о том, что будет в конце? Всему своё время. И это, в общем-то, правильно. Но на войне всё по-другому. Вот мы здесь сидим, а где-нибудь там, за два километра отсюда, кто-нибудь нас с интересом рассматривает в оптический прицел. Современная оптика хорошо увеличивает, а хорошо пристреленная винтовка, бьёт точно. Они не будут стрелять в бронежилет, они прекрасно, во всех подробностях, видят твоё лицо.