Бесконечное движение к свету

– Товарищ полковник, вы представляете, что значит сказать Гитлеру – нет?

– Да, представляю. Поэтому преклоняюсь перед теми, кто когда-нибудь осмелился сказать диктатору «нет».

Лейтенант страдальчески вздохнул и покачал головой.

– А ты как думал, лейтенант? – глаза полковника округлились, брови поползли вверх – Зло надо уничтожать на корню. Видишь ложь, обман, несправедливость – кричи, бей в набат, возмущайся, требуй. Иначе, когда это зло разрастётся, окрепнет, будет уже поздно. Оно уничтожит тебя, растопчет, вываляет в грязи, заставит жрать твоё же дермо. И ты будишь жрать, потому что на кону будет стоять твоя жизнь или жизнь твоих близких. Тебя будут унижать, ты будишь молчать. Тебя будут убивать, ты будишь молчать. Причём делать всё это будут публично, для острастки остальных. Вот пчёлы в этом смысле молодцы: если видят, что какая-то особь ведёт себя не нормально, сразу отрывают ей голову.

– Пчёлы, товарищ полковник, не очень хороший пример. Гитлер точно так же боролся за чистоту своих рядов.

– Правильно. Только раньше, надо было с ним так бороться.

– Конечно, если бы с ним так боролись, то Гитлер и не пришёл бы к власти. Но тогда не было бы и демократии.

– Есть такое понятие, лейтенант – диктатура закона. Пчелы подчиняются закону, который называется природный инстинкт. Закон, принятый обществом, продиктован необходимостью и потребностью этого общества. И он подлежит безприкословному исполнению и жесткому контролю. Если прописано в законе – два срока президентства, значит и должно быть два срока, кто бы там и как бы там не просил и не умаля. Да, демократия это очень плодородная почва. Но за урожаем, лейтенант, надо следить. Надо пропалывать, культивировать, удалять сорняки. А так эту свободу у народа потихонечку и отобрали, с его же молчаливого согласия, а то и одобрения. А выращенный таким образом диктатор, в дальнейшем, уже чётко контролировал всходы. Чуть где появился расточек инакомыслия, его тут же бесцеремонно под корень. И с этим уже ничего нельзя было поделать. Уже больше ничего не оставалось как выбросить на помойку понятия честь и достоинство, покорно соглашаться с тем что тебе говорят и бодро, что бы не вызывать подозрения, вскидывать руку и кричать – «Да!». С диктаторами нельзя бороться демократическими методами, по той причине, что их просто уже нет. Есть видимость демократии. Между прочим, в истории имеются факты, когда эта видимость являлось причиной крушения диктатуры. Сейчас я расскажу тебе случай, который произошёл со мной во время учёбы в военном училище. Однажды на политзанятиях преподаватель решил провести экспериментальный урок. Суть эксперимента заключалась в том, что один ученик изображал обычного гражданина Союза Советских Социалистических Республик, политически грамотного, сознательного человека. А другой – его идейного противника. Этим другим был я. Обычный гражданин должен был доказать идейному противнику, то бишь мне, преимущество советского строя. Полемика получилась настолько бурной, что она заняла весь урок. Но самое интересное, что за это время мне ничего не смог доказать ни идейный и грамотный гражданин, ни лучшие ученики взвода, призванные ему на помощь. И не потому что я был какой-то антисоветчик. Просто логически рассуждая, неожиданно для себя самого, я пришёл к определённым выводам. Но в запале дискуссии, в качестве аргументов я использовал кое какие факты из архива КГБ. Помнишь, я тебе о нём рассказывал? После этого случая у меня появились нехорошие предчувствия. И действительно – через два дня меня вызвали в особый отдел.

Мне не интересно и совершенно безразлично было, кто на меня донёс. И шёл я туда смело, не испытывая ни капли страха. Может быть потому, что эти возникшие вдруг противоречия я сам не мог разрешить? Ведь до этого случая я даже и не задумывался над такими вещами и теперь был уверен, что там, в особом отделе, опытные специалисты наставят меня на путь истинный.

В образе «великого инквизитора» явился офицер КГБ в звании полковника. Он был тактичен, вежлив, говорил спокойно, слушал внимательно. Я ему рассказал всё. И об архиве в том числе.

От него я ожидал какой-нибудь воспитательно-пропогандистской нотации, в стиле нашего замполита. Однако он обратился ко мне как к человеку с непонятной мне идейной позицией.

«Зачем ты «капаешь»? Зачем ты «роешь»? Что ты ищешь? – спрашивал он – И самое главное – кому и что ты хочешь доказать? Да, мы работаем как камнетёсы: подгоняем материал под нужную форму, потому что здание социализма, на том фундаменте, не устоит. Но для кого мы всё это делаем? Для того же народа, для простых людей. Мы для них создали эту систему и имеем право, даже обязаны, контролировать и защищать её. А ты для кого стараешься? Кому нужна твоя правда? Может для мирового империализма? Но запомни – здесь никто тебе и спасибо не скажет за твою правду. Куда вы приведёте тех, кто пойдёт за вами? Но за вами даже никто и не пойдёт. Правда ведь неприглядна, жестока и безобразна. А человеческая душа стремиться к добрым и светлым чувствам. Вы, со своей правдой, как слепые каты будите блуждать не находя поддержки и понимания. А мы, для людей, создаём светлый и чистый образ. Да, мы где-то что-то исправляем, где-то что-то добавляем своё, нужное, подходящее нам. И ты посмотри, как счастливы эти люди, как радостью светятся их лица. И не нужна им твоя правда, не хотят они её знать. Наша иллюзия им важнее хлеба, они готовы драться за неё и умирать. А ты со своей правдой хочешь всё это разрушить? Да этот же народ тебя за твою же правду притащит на эшафот, поднимет виселицу и намажет верёвку».

Полковник вдруг замолчал и лейтенант, не выдержав, спросил – «Ну, и что было дальше?».

– Да ничего. Он сказал – «Идите товарищ курсант и запомните – я вам ничего не говорил, вы ничего не слышали – и когда я уже был в дверях, добавил – И имейте в виду, мы ведь можем сделать так, что ты вдруг исчезнешь из этой жизни навсегда. Или, в лучшем случае, тебя проклянут не только люди, но и собственная мать». Это я к чему говорю? Это я говорю к тому, что те явления и факты, о которых я всего лишь случайно предположил, оказывается, существовали на самом деле. Мало того – на них, оказывается, базировалась почти вся система управления государством. Однако бывают случаи, когда диктатура уничтожает сама себя. Если диктатура не может обеспечить процветания, или хотя бы нормальных условий жизни своему народу, то она создаёт иллюзию этого процветания. И эта иллюзия может быть причиной крушения самой диктатуры. Распад СССР – явное тому свидетельство. Вспомни застойные времена. Это ведь тоже была диктатура. Диктатура определённого круга людей. В сущности это ещё хуже культа личности, потому как здесь спросить не с кого. Но это отдельная тема разговора. Нас интересует Горбачёв. Ведь Горбачёв, по натуре своей, был честным, порядочным человеком. К тому же умным и образованным. У него даже в мыслях не было что-то там развалить. Он не был диктаторам, но он был избран диктаторским сообществом, для того что бы представлять интересы этого сообщества. Но ни диктаторы, ни сообщество диктаторов, не признают собственных ошибок. Они создают иллюзию благополучия. Проще говоря – врут. Врут всем и сами себе в том числе. За время существования СССР столько уже накопилось лжи и фальши что никто, даже в руководстве, не помнил где ложь, а где правда. Люди, в то время, может быть даже в большинстве своём, выступали в ряды Коммунистической партии только ради собственной карьеры. Им было глубоко плевать на идею. Кстати, лейтенант, ты не думай что сейчас что-то изменилось. Есть люди, которые приходят в церковь, крестятся, молятся и сразу же грешат, выйдя за пределы храма, а то и там же. Молитва для них как дань моде, но не покаяние. Они думают, что если они заучено говорят нужные слова, то Бог им за это обязан "по гроб жизни"? А ведь это уже двойной грех. Лучше уже не верить и не грешить. Мне кажется, в любом случае, Бог предпочтёт честного человека молящемуся грешнику. Но это я так, между прочим…

Чем на лестнице отличается настоящая ступенька от фальшивой? Внешне – ничем. Но она не может служить точкой опоры. Вот Горбачёв и стал на такую ступеньку. Понадеялся на сто процентную сознательность народа, на те девяносто девять и девять десятых процента населения голосующих «за» на всех выборах. И что получилось в итоге? Всё рухнуло! Рухнула идеология, система, государство и Горбачёв вместе с ним. А почему? Да потому что всё было фальшивым, лживым, надуманным. По этому поводу имеются даже курьёзные случаи. Один такой я тебе сейчас расскажу. Это всё с того же архива КГБ. Во время Великой Отечественной войны в деревне Корчи фашисты поймали и расстреляли командира партизанского отряда. После войны, в этой же деревне, на том месте, где его расстреляли, этому командиру поставили памятник. Каждый год, на День Победы, местные жители приносят к памятнику цветы, отдают дань уважения и так далее. Но весь курьёз в том, что выдали фашистам этого командира те же местные жители. Кто конкретно это сделал, комитетчики так и не выяснили. Никто никого не выдал. Не сажать же всю деревню. Официально, конечно, факт такой скрывался. Партизаны герои, они сражались с врагом, защищали Родину. Фашисты сволочи. Они жгли деревни вместе с мирными жителями. Всё верно. Но вот что этих мирных жителей расстреливали за связь с теми же партизанами – про это, почему-то, говорится неохотно. А партизаны, на то время, были обыкновенным зборищем сомнительных личностей с оружием. Никакой организации, никакой координации. Дезертиры, случайно отставшие солдаты, люди, вступившие в конфликт с немецкими законами. Они в деревню приходили ночью, и если уж быть до конца откровенными, то их там не ждали. И не всегда они просили. Иногда то, что им надо, брали сами и при этом ещё угрожали, мол, если будите сотрудничать с немцами, мы вас убьём. Как может в чём-то отказать безоружный человек, человеку с ружьем? А днём приходили немцы и говорили то же самое. Немцы представляли официальную власть, но партизаны были свои люди. Вот где дилемма. Кому-то отказать означало подписать себе приговор.

Командиру партизанского отряда поставили памятник. А все те мирные жители, которые находились между двух огней и сумели выжить, разве они не достойны памятника?

Мы улицы называем именами великих и достойных людей от науки, искусства, политических деятелей, военноначальников. Последние, кстати, так или иначе, фактически планировали и посылали людей на смерть. Нет, я их за это не осуждаю, я просто констатирую факт. А ещё мы увековечили имена каких-то немецких коммунистов. Я не знаю с кем и как они боролись и, причём здесь мы. Но кто уж наверняка достоин памяти и уважения так это те, кто совершил покушение на Гитлера, те, кто всё-таки осмелился сказать ему «нет». А про наших людей, которые нашему диктатору сказали «нет», вообще ничего не слышно. А в их поступках, между прочим, героизма не меньше чем у тех, кто в бою шёл в атаку. И если последним в спины смотрели пулемёты НКВД, лишая их выбора, то предыдущие свой выбор делали сознательно.

Я не собираюсь осквернять память воинов, павших на полях сражений защищая Родину. Но мне обидно за людей, чей истинный героизм замалчивается в угоду кому-то из власть имущих лишь только потому, что он не смотрится на фоне какой-то их идеи.

Во время перестройки люди почти поголовно бросились искать правду. Что самое смешное – лжи от этого меньше не стало. Но найдя эту правду, оказалось, что с ней ещё надо и жить. Вот здесь полковник КГБ оказался прав – во лжи жить легче, потому что ложь, это иллюзия. Её можно создать какой угодно. Главное, что бы в неё верили. И, тем не менее, как бы там ни было, но нам всё-таки необходимо отделить «зёрна от плевел». Правда нам нужна, что бы обрести истинный путь, исправить ошибки и в дальнейшем не допускать их. Что бы потомкам можно было смело смотреть в глаза и не выслушивать упрёки типа – «Вы, в своё время, трусливо сидели и молчали, прикрывая свои задницы, а нам теперь – отдувайся». Мы должны знать правду, что бы ни терять чувства реальности. А реальность состоит из положительного и отрицательного и от того как мы воспримем отрицательное, зависит, сумеем ли мы создать положительное. Или вот к примеру – почему люди воюют? Почему они убивают друг друга? На войне ведь уже бесполезно искать причину. На войне одна правда – прав тот, кто сильнее. Я считаю, что ответы на эти вопросы находятся в сознании самих людей и имеют нравственную основу. Ты слышал, лейтенант, что-нибудь о семи смертных грехах, таких как гордыня, зависть, гнев, лень, жадность, чревоугодье, сладострастие? Самый главный и страшный из них это гордыня. Но откуда же берётся этот разрушительный человеческий порок? Я вижу только один источник – власть. Любая власть над людьми порождает гордыню. И ей очень трудно противостоять. И чем больше она овладевает личностью, тем сильнее она меняет эту личность, как нравственно, так и физически. Власть, Гордыня и Гнев – вот три кита, на которых держится всё человеческое зло. К примеру – что побудило того же Гитлера напасть на Советский Союз? Ну захватил он Европу, ну и сидел бы там спокойно. Может быть, он так сидел бы там и до сих пор. Но гордыня затмила ему разум. Между прочим – что немцы дошли чуть ли не до Москвы, это заслуга не немцев. Это наша расхлябанность, беспечность. «Бардак – это не отсутствие порядка, это такой порядок». И, в общем-то, всё опять-таки сходится к той же гордыни. Был бы у нас изначально везде и всюду Сталинград, и немцы больше чем на сто километров от границы, не сунулись бы.

А в этой бойне, здесь и сейчас, ведь тоже виновата гордыня. Я больше чем уверен, что все вопросы можно было решить мирно. Всего-то и надо было, двум человекам сделать один шаг назад, попуститься каким-то одним ничтожным принципам. Ты, лейтенант, знаешь, о ком я говорю. Это всем известный Борис Николаевич Ельцин. И, тем не менее – ему, я, всё-таки, поставил бы памятник. Поставил памятник за то, что он не искоренил и не уничтожил гласность, этот важнейший атрибут демократии. А ему, я уверен, хотелось это сделать, очень хотелось. Но он устоял перед этим соблазном. Ведь будь такая гласность во времена Гитлера и, возможно, не было бы Освенцима, Бухенвальда, Требленки. И пускай Гитлер держал в руках всё и всех, однако огласка его тоже бы как-то сдержала. А сейчас? Я ведь сейчас из-за той же гласности не позволил Антипову застрелить того человека, хотя я целиком и полностью поддерживаю Антипова. Я тебе скажу больше – этот посёлок следовало бы вообще сравнять с землёй и посыпать сверху солью. Ведь мы же им полностью доверяли. А они? Внаглую… Средь бело дня… И никто ни словом, ни взглядом… Даже ни намекнули… Эти всё, так называемые боевики, которые шастают по горам и лесам, они же не сеют и не пашут. Но за чей то же счёт они живут? Кто-то их поит и кормит? У меня в Афганистане был такой случай – мы поймали минёра. Здесь уже сомнений не было: мы его застали с полной амуницией за установкой мин. Мы могли его убить на месте. Как угодно убить – застрелить, расчленить, сжечь, подорвать на собственных минах. Но мы побороли в себе это желание и решили отвезти на базу. По дороге мы проезжали через три населённых пункта и, в общем-то, так, ради интереса, спрашивали у местных жителей, указывая на пленника – «Он из вашего селения?». И что ты думаешь, лейтенант, во всех трёх селениях нам сказали – «Да, он наш». Здесь у человека можно спросить паспорт, в Афганистане тогда ни у кого паспортов не было. А ты знаешь как делали немцы во время войны? Они в городах и крупных посёлках устраивали облавы. Забирали в основном мужчин и помещали их в, так называемый, «отстойник». Потом родные и близкие приходили и выкупали своих. А если за человеком никто не пришел, значит, он не местный, значит партизан. У нас в Афганистане таких полномочий не было. У нас там руки были связаны гуманными принципами, спущенными сверху. Но там мы, в общем-то, ничем не отличались от немцев. Да, мы не жгли деревни и не расстреливали мирных жителей. Хотя были случаи, когда мы с ними не церемонились, потому что находились перед выборам: или – или. Там мужчины воюют с двенадцати лет… Что такое двенадцать лет? Человек в этом возрасте, по сути – ребёнок. Да, нам приходилось убивать детей. И если сконцентрироваться на этом факте, то мы ничем не отличались от немецких солдат. Мы точно так же защищали себя.

– Нет, отличались – задумчиво произнёс лейтенант.

– Чем? – жадно глядя ему в лицо спросил полковник.

– Идеологией – ответил лейтенант.

– Браво, лейтенант! – полковник заметно оживился – Лейтенант, тебе тяжело будет сделать карьеру. Ты умный, но для карьеры этого мало. У нас, что бы чего-то добиться, надо угождать начальству. А для этого надо подстраиваться, льстить, притворяться. Умному человеку это делать тяжело. Сейчас у власти много тупых бездарей. Самое страшное, что себе в приемники они выбирают себе подобных. Да, лейтенант, мы отличались идеологией. Ведь простой немецкий солдат, ступивший на нашу землю, был одержим той же гордыней и искренне верил в своё превосходство. Гитлер своей одержимостью заразил большую часть, да я думою не будет преувеличением, если сказать всю нацию. У нас же, в Афганистане, цель была гуманной – мы пришли защищать социалистические принципы от посягательств американского империализма. Мы попросту восстанавливали справедливость – защищали слабых. Потом, перед лицом смерти, когда её дыхание пронизало холодом душу и тело, в самом прямом смысле, тот немецкий солдат вдруг задумался – «А зачем…?». Мы тоже задумались, почему в нас стреляют те, кого мы пришли защищать?

Гордыня заразна, как заразная болезнь. Она может и передаётся воздушно капельным путем.

– Внушением – сказал лейтенант.

– Что? – не понял полковник.

– Я говорю, что гордыня передаётся внушением.

– Ах да, внушением. Конечно, гордыня передаётся внушением… – полковник вдруг замолчал, потом, махая указательным пальцем и указывая куда-то в сторону в задумчивости произнёс – В гибели этого ребёнка виновны все: и тот, кто на верхней ступеньке, и на средней, и на нижней. И тот, кто стрелял, и его командир, и командир командира. И ты, и я, и тот условный гражданский, который сидел перед телевизором и с безразличием смотрел программу новостей. Когда-нибудь, где-нибудь, все мы за это ответим. Ну ладно мы, военные, закованы в кандалы устава. Нам трудно что-то доказать. Но гражданский мог бы постоять за справедливость…