Бесконечное лето: Город в заливе
Шрифт:
Пора было приниматься за настоящее дело.
***
Примечание к части
В главе использованы стихи Хосе де Эспронседы.
Глава 21, где начинается и тут же заканчивается морской бой
— Что там происходит? — Бенни опасливо выглядывал в смотровое окно — на палубе и вокруг катера творился, насколько было видно, форменный ад. Вздымалось десятиметровыми
— Они приняли свои Аспекты и подняли Атрибуты, — непонятно сказал Датч. Он выглядел спокойным и лишь изредка, когда с разгневанных небес доносились особенно громкие звуки, слегка покачивал головою, то ли удивляясь, то ли не одобряя.
— Чего? — Бенни не понял. Он вообще не любил фантастику.
Датч не стал пояснять. Суть хорошей цитаты — в ее загадочности.
Дверь в рубку распахнулась, и внутрь словно бы порывом ветра втек Ружичка. Он двигался будто сквозь жидкое стекло, вокруг тела вырисовывались странные, медленно перемещающиеся потоки, волосы развевались, несмотря на то, что внутри никакого ветра не было. Замедленная съемка, вот на что это походило. На лице парня, как обычно, сияла бессмысленная ухмылка.
— А вот теперь мне нужно ваше рулевое колесо! — громко сообщил он. Перемещаться у него получалось как-то странно, создавалось впечатление, что внутри разладился механизм равновесия, он нелепо заносил ноги, растопыренные кисти как бы пытались ловить в воздухе что-то невесомое, ускользающее, а голова вращалась во все стороны, следя за чем-то невидимым.
— Оно вот там, — вежливо показал Датч направление, не пытаясь препятствовать.
— Какое маленькое! — обрадовался Ружичка, скользя по покрытому ковриком полу. Бенни заметил странное: парень совсем не шевелил ногами, но какая-то сила все равно перемещала его в нужном направлении. — Я бы, по чести говоря, вообще почти не заметил рубку, несколько раз промахнулся мимо, но потом образумился, дал поручение глазам — и эти зоркие бестии на раз ее вычислили!
Он коротко засмеялся лязгающим, чужим смехом.
— Кстати, «штурвал» — это ведь из голландского, где оно как раз и означает «рулевое колесо». «Стююр-виль». Ну-ка, Датч-Голландец, ты знал этот любопытный факт о своей малой родине? С другой стороны, как родина может быть малой? Она не всегда хороша к тебе, это правда, но всегда — родина. Каково твое мнение по этому любопытному поводу, что подсказывают на этот счет твои шустрые черные синапсы?
— Думаю, ты прав, — ровным голосом сообщил Датч. — Голландцы в свое время очень много вложили в мореплавание, и не меньше от него получили, возьми вот хоть Нью-Йорк, бывший Нью-Амстердам, столицу Новых Нидерландов. Глупец Стейвесант когда-то своими действиями практически отдал весь регион англичанам, и пошло-поехало, но это уже совершенно другая история… А зачем тебе штурвал?
— Имею острое желание его вертеть, — сообщил Ружичка и вправду повернул колесо на несколько градусов влево. — Видите ли, снаружи эти грубые наемники решили, по всей вероятности, что мы им уже не очень нужны живыми, поэтому обстреливают катер из гранатометов. В данный момент в сторону рубки несется примерно две гранаты, а еще
одна — или две, я не рассмотрел — идут чуть ниже и уже приближаются к машинному отделению. Если попадут, может случиться нехорошее, думаю, вы все согласитесь.— Так что ж ты стоишь, черт возьми! — взбеленился Бенни и сам рванул к командирскому креслу, но Датч его придержал. Ружичка помотал головой.
— Там снаружи интересная штука происходит, забавно смотреть… и вода и воздух одновременно решили, что их плотность куда выше, чем икс на квадратный сантиметр… или кубический? в общем, не помню, но они сейчас сделались сильно плотнее, чем были раньше, поэтому гранаты едва-едва летят — публика поголовно в восторге, многие не могут сдержать крики удивления.
Он задумчиво повернул штурвал.
— На четыре, так считаю, — сообщил он. — Правда, с математикой у меня в школе все было… где-то между двойкой… и минус двойкой. Ну, давайте сделаем скидку на этот печальный факт и повернем на пять делений. И обороты чуточку увеличим, вот как-то так примерно.
— Что-то не слышно ничего, — заметил Датч, прислушиваясь к тому, что творилось снаружи. Качка и правда не чувствовалась, да и инерция от резкого поворота тоже не ощущалась, они будто стояли на якоре в полный штиль, что здорово контрастировало с несущимися на них волнами, видимыми через передние окна. От такого несоответствия быстро начинали болеть глаза и кружиться голова, да еще где-то в отдалении послышался вдруг протяжный рокот, как от приближающегося поезда метро на выходе из тоннеля, и еще шум, как от сильного прибоя или водопада.
— Так плотность же, — пояснил парень. — Плывем как по сметане. Жирной такой, в которой ложка стоит, чего уж о катере-то. Но ничего, это сейчас пройдет. Аллонс-и!
Повинуясь восклицанию, катер чуть завалился набок и понесся по волнам, почти касаясь бушующей стихии правым бортом. Датчу повезло — он успел вцепиться ручищами в кстати подвернувшуюся скобу, но Бенни оказался не так удачлив и с грохотом закатился на стену, в которую временно превратился пол. Где-то позади — показалось, что совсем близко, но то была, наверное, иллюзия — послышались разрывы гранат. Осколков было не слыхать, значит, опасности разрывы не представляли.
— Хорошо идет, ровно! — весело воскликнул Ружичка и внимательно поглядел вперед, по курсу. — Немного раздражает, правда, только эта скала прямо перед нами. Быстро приближается, чертяка. Как считаете, кто отвернет первым?
— Ты что делаешь? — балансируя как акробат, Бенни попытался подобраться к безумному рулевому. — Не вывернем же!
— Вы-ы-вернем! — скалясь в мертвой застывшей улыбке, парень вцепился в штурвал. — Мы народ не гордый, нам сейчас главное — молодецкую удаль показать!
Поднимая облака брызг, сверкавших серебром, катер осадил прямо перед нежданно выросшей из морской тьмы массой. Это была высокая, угловатая какая-то, выступавшая из черного моря скала, в двадцать раз выше колокольни и раз в девяносто семь длинней их несчастного катера, и потоки воды еще лениво стекали с острых каменных склонов. Вражеского судна было пока не видать — потерялось как-то в происходящем безумии.
Ружичка порывисто бросил штурвал, и не глядя — когда только наловчился — перемахнул тумблер режима хода из положения «самый полный» в «средний вперед». Катер понимающе провернул двигателями и сменил надсадный вой, от которого потрескивали стекла, на размеренное довольное похрюкивание.