Бесконечное лето: Город в заливе

Что-то в этих простых словах меня тронуло.

— Спасибо, Реви.

— Это тебе спасибо, Алекс, — Реви усмехнулась и тут же скривилась от боли. — Если бы не ты, мы сейчас бы не разговаривали. Что, возможно, было бы и к лучшему, потому что я ненавижу высказывать слова благодарности и расклеиваться от них потом. В общем, я у тебя в большом и неоплатном долгу — если тебе что-то будет нужно в окрестностях этого клятого города, только свистни.

— Ага, — сказал я. — Принято. Но я имею подозрение, что позвала ты меня сюда совсем не для того, чтобы соболезновать и благодарить. Ты слишком прагматична для этого. Есть другая причина.

— А как же, — Реви снова ухмыльнулась, на этот раз без гримасы. — Мы тут с Датчем уже перетерли ряд вопросов, пока вы там, снаружи, крушили ублюдков-наемников в мелкую крошку. И кое-что наметили. Поэтому слушай внимательно и не планируй ничего серьезного на завтрашнее утро. Значит, так…

***

Если кому-то кажется, что все эти нечеловеческие способности — точное количество и пределы которых мы так и не удосужились до сих пор установить — превратили нас в супергероев, эдаких юных богов, безгрешных и прекрасных, то это заблуждение. Мы так и остались обычными подростками, в чем-то наивными, в чем-то слишком откровенными, в чем-то чрезмерно замкнутыми. Последнее — этот как раз про Ленку.

Может, я и преувеличиваю, но, кажется, с тех пор, как мы закончили славную битву при острове Мак (а один катер против четырех — это очень впечатляющая битва, и пускай три из них остались в гавани, только ведь еще и наземная база была, не забыли про базу?), она не сказала и десятка предложений. Раньше я думал, что она смущается, но нет — это просто такой склад характера. Смотреть, слушать, делать выводы — и не делиться ими ни с кем, даже с друзьями.

Обратной — положительной — стороной этой ее особенности было то, что любой план или намерение она воспринимала без критики, просто кивала и включалась в работу. Поэтому когда я ей сказал, что утром мы будем нырять за сокровищами, вместо выбывших из строя Рока и Реви, она не стала спорить.

На сон таким манером, правда, нам осталось всего часов пять, но молодые организмы должны были справиться. На что ж еще молодость дана, как не на безумные подвиги? А то состаришься — а вспомнить из былых деньков-то и нечего.

Огрызок ночи пронесся примерно за секунду — только положил голову на пахнущую забытым детством подушку, как в закрытые веки коварно ударил оранжевый солнечный лучик. И ведь помнил своим сбоящим мозгом, что разговор с Алисой все так же висит дамокловым мечом над вихрастой башкой — но и это меня не остановило от мгновенного проваливания в сонное небытие. Справедливости ради, Аля вырубилась как бы даже не быстрее меня, так что я, по большому счету, ничего не потерял.

Голова поутру была ясной, хотя какое-то остаточное воздействие наркотика еще чувствовалось, цвета казались слишком яркими, а движения — чрезмерно резкими и размашистыми. Но облачению в гидрокостюмы это не мешало, разве что тихонько ахала Ленка, ежась на утреннем свежем ветерке. А откровенно холодная с ночи вода, куда мы опустились через давешний люк в днище, привела в чувство окончательно.

Под водой было здорово — все было каким-то ненастоящим, научно-фантастическим, словно на другой планете, поэтому я решил, что эту экспедицию мы назовем отважно и романтически — «Ломающие рассвет», скажем. Чтобы потом, много лет спустя, сидя в сырых, пахнущих столетиями пыток подвалах парижской Консьержери, небрежно сказать угрюмым сокамерникам: «А слыхали вы, голуби сизые, про операцию „Ломающие рассвет“? Нет, не слышали вы про эту операцию — а ведь я там был, ребята…» После такого, конечно, можно уже рассчитывать на уважительное обращение со стороны контингента, а если повезет — даже на усиленное питание.

Ленка старательно помахивала ластами метрах в пятнадцати впереди, ее было отлично видно в почти прозрачной, еще без поднятой со дна мути, воде. Я сперва хотел подплыть ближе, чтобы наметить план очередности действий на пластиковом слейте, но потом передумал. В прямом смысле этого слова.

«Алло, Лена, как слышно? Как слышно, прием? Большой Лопух вызывает Синюю птицу, выходите на связь!»

«Синяя птица на связи, — тут же прозвучало в моей голове. Чувствовалось, что девушка улыбается. — Большой Лопух, слышу вас громко и четко».

Ну вот. А то я как-то совсем забыл про этот полезный способ коммуникации. Правда, с Мику так все равно связаться в свое время не получилось — наверное, это работает только если имеешь визуальный контакт с адресатом.

Сквозь сознание пронеслась маленькая искорка сожаления и грусти — но уже затухающая, на излете. Слишком много событий, и более поздние вытесняли любые прежние переживания. Было все еще больно и горько — но мозг постепенно свыкался с ощущением утраты.

«Не обязательно, — вмешалась в мысли Ленка. — Когда мы первый раз работали в Роанапуре, с тем толстым — Поу, кажется — я сидела с винтовкой позади тебя на крыше, и ты меня не видел. А общались все равно без проблем. Думаю, дело просто в расстоянии.»

«Скорее всего, так и есть, Синяя Птица», — солидно подумал я, работая ластами. В этот раз Датч высадил нас далековато от точки, плыть приходилось дольше и головой вертеть активнее. Ничего, я все равно второй раз в жизни практикую спуск в гидрокостюме, мне тут все интересно.

А вокруг и правда разворачивалось разное. Солнечные блики давно уже стерлись с морской толщи, почти пустой и свободной по случаю раннего часа, но небо вверху, искаженное, но все равно прекрасное, плыло и переливалось, как ртуть. Я поплыл на спине, любуясь зрелищем, и неожиданно влетел во что-то мягкое. Оказалось — Ленка, которая тоже задумалась и временно утратила ориентацию в пространстве.

«Как думаешь, то, что мы вчера тут устроили — это было на самом деле, или просто привиделось, а в реальности посторонние люди увидели бы совсем другое?»

Хороший вопрос, я и сам им задавался.

«Да бог его знает, Лен, — я завозился с фонарем, потому что вокруг медленно темнело, мы опустились уже почти на рабочую глубину. — Я вообще слабо помню происходящее, и, честно сказать, даже не горю желанием вспоминать. Гордиться теми методами, что нам пришлось использовать, тоже не получается — главное, что выполнили задуманное, и все, конец истории».

«Это правда, но… мне кое-что пришло в голову. Диэтиламид ди-лизергиновой кислоты — он же ЛСД, который мы вчера приняли — оказывает пока не до конца документированное воздействие на человеческую психику. С другой стороны, кортексифан в наших настоящих телах позволяет менять реальность по своему желанию, понимаешь? Из-за наркотиков мы видим мир неадекватно, и бессознательно приводим его в соответствие с этим видением.»