Бесконечность
Шрифт:
Я видел самого себя. Разговаривал с другой своей версией. Каким-то образом мой мозг оживлял мою вторую личность, и то, что я узнал об этой личности, пугало меня. Я не знал, на что я способен, когда был им.
«Зачем ты здесь?»
«Чтобы убивать».
Мне нужно было что-то, за что можно было бы ухватиться, какая-нибудь доска, плавающая в море, которая помогла бы мне удержаться на плаву. Мне была нужна Карли или, по крайней мере, воспоминание о ней. Поэтому я взял такси и поехал на север вдоль берега озера к дому, где жили родители Карли. Из города можно выехать и более быстрыми маршрутами, но я попросил водителя поехать кружным путем по Шеридан-роуд, пообещав
Я же считал, что она просто не торопится увидеться со своей матерью.
Сюзанна Чанс жила в каменном особняке 1930-х годов. Он был похож на замок эпохи Тюдоров: со стрельчатыми окнами, высокими строгими печными трубами и остроконечными фронтонами. Да, отец Карли тоже жил здесь, но это был «дом, который построила Сюзанна». Отец Карли, Том, поэт и преподаватель английского языка и литературы в старших классах средней школы, был бы счастлив и в однокомнатной квартире у Ригли-Филд. Однако Сюзанна была движущей силой агентства «Чанс недвижимость», и поместье Уилметт являлось зримым воплощением ее успеха.
Такси высадило меня на Шеридан-роуд, и последние сто ярдов я прошел под раскидистыми старыми деревьями. Я был белым, в приличной одежде, что, скорее всего, защитило меня от вызова полиции. У людей, живущих здесь, пальцы так и чесались набрать «911» по любому поводу. Когда я подошел к дому Чансов, свет там не горел, что было неудивительно, учитывая поздний час. У меня не было желания говорить с Сюзанной или Томом. Вместо этого я прошел в огороженный двор и направился через сад к кукольному домику Карли.
Можно назвать это строение кукольным домиком, но в нем было больше тысячи квадратных футов – больше, чем в нашей квартире на Линкольн-сквер. Это покажет вам, как низко опустилась по социальной лестнице Карли, перебравшись жить ко мне. Когда ей исполнилось двадцать два года, она ушла из особняка и поселилась в кукольном домике – это была вся независимость, какую готова была предоставить ей мать. Карли так и жила там, когда мы познакомились, поэтому я провел много времени в этом сказочном мире. У меня долгие годы был ключ от домика, и я знал код системы безопасности.
Войдя внутрь, я так остро ощутил присутствие Карли, словно она была призраком, пугающим меня грохотом своих цепей. На стенах висели ее школьные фотографии, на полках стояли трофеи, полученные за танцы, и сборники стихов. Карли не жила здесь три года, однако ее мать сохранила все в неприкосновенности, превратив в святилище, обставленное мебелью, которую она выбрала для Карли, когда той исполнилось шестнадцать. Вероятно, Сюзанна надеялась, что ее дочь когда-нибудь одумается, бросит меня и вернется туда, где ее место.
Я сел в протертое кожаное кресло у окна, выходящего в сад. Это кресло отдал Карли ее отец, и, по-моему, он отдал его дочери для кукольного домика, только чтобы его жена не оттащила его в какой-нибудь благотворительный фонд. Это было мужское кресло, некрасивое и невероятно удобное, и оно казалось совсем не к месту среди розовых обоев и занавесок с подсолнечниками. После гибели Роско я провел в этом кресле несколько недель. Рука и нога у меня были в гипсе, я был практически прикован к месту, и Карли ухаживала за мной. Мы почти не знали друг друга, но она была моей сиделкой. А вскоре после этого стала моей возлюбленной.
Последний раз я бывал здесь полгода назад, в январе. Карли позвонила мне из офиса во вторник утром и сказала, что ей нужно уйти и не мог бы я встретиться
с ней в кукольном домике? Я согласился, но приехал туда позже назначенного срока: я постоянно опаздываю. На первом месте всегда работа. Заходя в домик с улицы, я принес с собой холодный сквозняк и снежные хлопья. Карли приготовила зимний пикник: расстелила на полу покрывало, откупорила бутылку вина и раскладывала средиземноморский обед из хумуса [8] , виноградных листьев и лаваша.8
Хумус – закуска из нутового пюре, в состав которой обычно входят кунжутная паста, оливковое масло, чеснок, сок лимона, паприка.
Она стояла в дальнем конце кукольного домика, грея босые ноги у камина. От холода ее лицо порозовело. Грудь колыхалась в такт спокойному дыханию. Карли посмотрела на меня с извечной серьезностью; лишь легкая улыбка витала у нее на губах. Клянусь – она была похожа на живописное полотно, застывшая в своей красоте. Мане. Вермеер [9] .
– Какой у нас повод? – спросил я.
– Никакой. Я тебя люблю, только и всего.
– Я тоже тебя люблю.
Трудно представить более идеальное мгновение, однако теперь, оглядываясь назад, я понимал, что именно в тот день наши отношения начали разваливаться. Можно было провести линию от нашего обеда в кукольном домике до глупой связи Карли со Скотти Райаном и дальше, до последнего ее заявления в последние выходные за городом.
9
Мане, Эдуард (1832–1883) – французский художник, вдохновитель и предводитель импрессионистической живописи, никогда не примыкавший к лагерю импрессионистов; Вермеер, Ян (1632–1675) – нидерландский художник-живописец, мастер бытовой живописи и жанрового портрета.
Если бы я был внимательнее, я бы обратил внимание на то, что Карли была непривычно молчалива. Она замкнулась где-то в своем собственном мире; и она никогда не уходила с работы посреди дня без крайней причины. Я должен был заглянуть сквозь ее умиротворенную улыбку, но я был слеп. Я разлил вино, мы уселись друг напротив друга на покрывале, у нас за спиной потрескивал огонь в камине.
– Сюзанна говорила со мной, – сказала Карли, после того как мы на протяжении нескольких минут молча наслаждались едой. Она произнесла это как бы мимоходом. Ничего серьезного.
– Вот как?
– Она отдает мне все дела, связанные с гостиницей «Вернон».
Я поставил бокал на пол. Это действительно был повод устроить праздник. Вот только настроение было отнюдь не праздничное.
– Ты серьезно?
– Да.
– Это же самый большой клиент агентства!
– Да. Это так. Сюзанна говорит, что я готова.
– Ну конечно же, ты готова.
– Спасибо.
– Это же здорово! – воскликнул я, стараясь наполнить мгновение радостным возбуждением, потому что у Карли на лице радостное возбуждение, как это ни странно, отсутствовало.
– Да. Очень здорово. Денег гораздо больше. Это же хорошо, да? Но и времени тоже больше. Работать допоздна.
– Значит, мы с тобой оба не будем появляться дома, – пошутил я, однако Карли даже не улыбнулась.
– Сюзанна считает, нам нужно переехать. Переехать сюда, в Хайленд-Парк, или еще куда-нибудь. Она говорит, что нам нужно место, где мы сможем принимать гостей.
– А ты что думаешь?
– Я не знаю.
И тот же самый монотонный, безучастный голос. Так не похоже на Карли. Так не в ее духе. Почему я не увидел этого?