Бескрылые птицы

О латышских моряках появились заметки в ларошельских газетах. Капитан в свою очередь поместил в газетах объявление о том, что не отвечает за долги своих людей.

Теперь только Волдис и Блав выходили на работу. Механики оказались без помощников. Некому было подать ключи, поднести нужный инструмент. У цилиндров сияли крышки, но некому было залезть внутрь. В машинном отделении под верхними иллюминаторами соорудили леса, чтобы покрасить потолок и стены, но красить было некому.

Тогда капитан заявил, что каждый кочегар должен по меньшей мере два дня в неделю отработать на пароходе, иначе он не получит денег. Бросили жребий, кому когда выходить на работу, заключали между собой договоры, откупались. Блаву обещали литр вина в день, если он отработает за кого-нибудь.

Вначале Волдис не понимал, почему механики и капитан смотрят сквозь пальцы на распущенность кочегаров. Андерсон объяснил ему причины такой снисходительности:

— Видишь ли, в море мы работаем как бы аккордно. Там мы трудимся, как лошади, сверх человеческих сил. Мы это делаем без всякого понукания. В порту же наши аккордные обязанности кончаются, и, по существу, мы имеем право совсем не работать, пока суда стоят у стенки. Мы выполняем, что нам полагается, в море, а если что делаем на берегу, то это наша любезность. Если же нас заставить сейчас работать насильно, тогда в море мы не очень будем следить за манометром, пойдем на неполном пару. Это очень хорошо понимают чиф с капитаном.

Возможно, так оно и было. Возможно, капитан понимал, что необходимо предоставить людям немного свободы, чтобы в следующем рейсе они опять добровольно отдавали всю свою энергию и мускульную силу.

Радист тоже целыми днями слонялся с кочегарами.

Пароход разгружали кранами, так называемыми «крабами». «Краба» опускали в люк, рабочие направляли его к угольной куче, и он вгрызался в уголь. Канаты стягивали челюсти «краба», и он поднимался наверх, наполненный до краев. Подъемный кран поворачивался к набережной, подъезжал грузовик, и «краб» быстро наполнял его.

Волдис обратил внимание на то, что здесь, так же как в Риге, форманы и винчманы кричали на рабочих. Те так же безропотно молчали. Тот же рабский труд, унизительная собачья доля… Рабочему нигде не жилось хорошо. В каждой стране было по-своему плохо…

Украденный Зейфертом уличный фонарь при посредничестве бичкомера продали за тридцать франков. Деньги дружно пропили.

«Эрику» разгрузили за три дня, и в последний вечер на борту появился лоцман. Пароход был готов к отправке в Бордо за грузом, но не мог выйти в море без радиста. Алкснис как раз в этот день поехал в Ла-Рошель, чтобы выкупить свое пальто, заложенное им в каком-то кабачке.

Капитан походил на тигра, готового к прыжку. Рулевой уже стоял у руля. Пароходная сирена запела раз, другой, третий. Алкснис не появлялся. Прилив уже давно освободил кораблю путь к морю.

Прошел час, другой. Еще один час — и корабль в этот день не сможет выйти из порта. Ярость капитана не имела границ. Матросы старались не встречаться с ним.

Наконец появился Алкснис — он приехал в автомобиле, как барии, спокойно вышел из машины, расплатился с шофером, посмотрел на часы, потом закурил сигарету и не спеша поднялся на палубу. Как ни странно, Алкснис совсем не был пьян.

Прежде всего он занялся антенной. Кое-кто из кочегаров без приглашения помогли ему натянуть и укрепить ее, а потом, оставаясь на почтительном расстоянии, стали наблюдать, как он встретится с капитаном.

Получилась довольно драматическая сцена. Алкснис приготовился ко всему. На лице его было написано скорее любопытство, чем беспокойство, когда он подошел к капитану и приветствовал его.

Капитан остановился, по-военному стремительно повернулся к Алкснису и долго пристально смотрел на него, не произноси ни слова. Покачав головой, он с уничтожающим видом выхватил из кармана запечатанное письмо.

— Читайте адрес, — крикнул он.

Алкснис склонился и прищурил глаза.

— Покажите ближе, я не могу разглядеть, — сказал он.

— Не удивительно, что вы не можете разглядеть. Вы многого не видите, даже своего позора! Так слушайте, что здесь написано: «Рига. Главное управление почты и телеграфа». Понятно? Здесь сообщено о вас все. Вы больше не будете радистом, я об этом позабочусь. Как приедете в Ригу — расчет.

— Собственно говоря, именно этого я и ожидал от вас, — спокойно ответил Алкснис.

Его хладнокровие окончательно привело в ярость капитана.

— Вы неисправимый… субъект! — буркнул он сквозь зубы и опять зашагал по мостику.

— Можно идти? — спросил Алкснис, помолчав немного.

Капитан повернулся к нему спиной. Алкснис зажег потухшую сигарету и спустился по трапу вниз.

Пароход вышел в море. Погода была тихая. Внизу, сбросив рубашки, позвякивали лопатами кочегары. Они опять превратились из веселых забулдыг в серьезных рабочих — пристально следили за красноватым огнем, выламывали шлак, и у них даже не было времени утереть пот.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Первые, кто встречает моряков в любом порту, это торговцы: мясники, булочники, бакалейщики, продавцы различных корабельных товаров, прачки, сапожники, портные. В порту Бордо «Эрику» ожидала толпа оборотистых людей. Все они стремились попасть на борт первыми и вручить поскорее карточки своих торговых фирм. Наряду с бесчисленными карточками шипшандлеров многие моряки получили пригласительные билеты небольшого формата, на которых была оттиснута эмблема — красная мельница, адрес заведения и фамилия владелицы.

Но первый день прибытия в порт Бордо ознаменовался не только пригласительными билетами красной мельницы: вспыхнул очередной, уже давно назревавший продовольственный бунт. По пути из Ла-Паллиса в Бордо пароход один день простоял на якоре в Жиронде, напротив городка Пойак в ожидании разрешения на вход в Бордо. Было достаточно времени на то, чтобы по заслугам оценить питание, и все согласились, что дальше так не может продолжаться.

Артельщиком по-прежнему был судовой плотник. Он дважды в день кормил команду рыбой, благо она была здесь дешевая. Зван не раз ворчал на плотника:

— Ты что, думаешь превратить нас в рыб? Или во Франции больше ничего нельзя достать?

Плотник не обращал внимания на надвигавшуюся бурю и продолжал подавать на обед и ужин жареную и вареную рыбу.

Начальство питалось отдельно, артельщиком у них был второй штурман. Они тоже не видели ничего, кроме рыбы, но зато в конце каждого месяца им выплачивали денежную экономию. Зван нечаянно подслушал разговор штурманов и узнал, что у начальства за последний месяц денежная экономия на питании составила около двадцати латов на человека.