Беспамятство

Наконец она выразила негодование:

–  Но дата назначена и ресторан заказан! Родители уже купили Роме двухкомнатную квартиру, импортный холодильник, сервиз из небьющегося стекла на двенадцать персон.

–  Господи! Ты рассуждаешь, как деревенская нищенка. У нас что, квартиры нет или посуды?

–  Они не простые люди! Так нельзя. Мать Романа старалась...

–  По-моему, это не она выходит замуж,

–  Можешь хотя бы объяснить, что произошло?

–  Могу. У меня другой мужчина.

Надя трагически всплеснула руками.

–  И ты так легко об этом заявляешь, будто меняешь пару перчаток? Это безнравственно!

Ляля огрызнулась:

–  Читаешь мне мораль, а сама сделала аборт до свадьбы!

–  Откуда ты знаешь? — опешила Надежда Фёдоровна.

–  Папа рассказал.

Жена Большакова почувствовала укол в сердце: сообщить такое дочери! Как он мог? А главное - зачем?! Она так расстроилась, что чуть не забыла спросить, откуда взялся новый ухажёр.

–  Когда ты успела и кто он?

–  Повстречала два дня назад, когда ехала по Ярославке из твоей глуши. Студент, будущий бухгалтер.

–  Бухгалтер?!
– большие глаза матери сделались ещё больше.
– Ещё не хватало учителя или библиотекаря.

–  В финанеовом оказался низкий проходной балл, как раз для провинциала с посредственным аттестатом. Но мозги у него отличные, просто так получилось.

–  Час от часу не легче! Даже не москвич! Теперь понятно,

–  Донекой казак. И какое имеет значение профессия, происхождение, география? Главное - он любит меня, а я его, и мы поженимся, раз это для тебя так важно.

Надежду Федоровну вдруг осенило:

–  А он знает про подарочек?
– поинтересовалась она вкрадчиво.

–  Какой подарочек? — не поняла дочь.

–  Про будущего ребёнка от Романа? Мы все ждём внука с нетерпением .

–  Дарлинг, - язвительно сказала Ляля, зная, что мать коробит такое обращение.
– Я вам сочувствую - всем вместе и каждому в отдельности. Внук испарился вместе с любовью к Роме.

–  То есть как?

–  Так. В прямом смысле слова. Как испаряются ненужные дети. Маленькие обреченные эмбрионы.

Надежда Фёдоровна долго не могла прийти в себя, хватала ртом воздух, громко пила воду.

–  Трагедия! Какая трагедия!

Ляля фыркнула:

–  Не произноси слов, значения которых не знаешь: трагедия с древнегреческого переводится как «песнь козла».

Надя заплакала:

–  Лялечка, ты же знаешь, ранние аборты опасны. Тебе мало моего примера?

–  Чужие примеры, мамочка, не играют никакой роли даже в исторической перспективе, а тем более в личной жизни. И чем плох твой, вообще непонятно. Папе одной меня — выше головы, при такой отдаче на других детей у него просто не хватило бы времени.

Надя призадумалась. Таяла надежда на новый стимул разъезжающейся по швам личной жизни. Виталий спать с нею практически перестал, но и выступить в почётной роли бабушки ей в ближайшее время не удастся. Правда, Ляля обещает нового зятя, но каким он окажется, что там за родственники, найдет ли она с ними общий язык, народят ли молодые детей - неизвестно. Посоветоваться, просто поговорить - не с кем. Кумушки для серьезных тем не годились, дочь же всегда была далека, мыслила непонятно, к тому же Ляля и есть невольная виновница всех ее несчастий, что постоянно подтверждалось ходом событий. Сегодня она отняла у матери, возможно, последний шаис найти общий интерес с мужем и стать ему нужной. Надя заплакала снова, но уже слезами не горькими, а злыми.

День был воскресный, и в три часа семья по традиции собралась на обед за большим столом, накрытым в соответствии с рекомендациями глянцевых журналов. Надя, педантично сверяясь с кулинарной книгой, сотворила украинекий борщ и, кажется, недурно* В ярком праздничном цвете душистого блюда доминировали протёртые сквозь сито помидоры, Испечь пампушки она не решилась, купила готовые, но щедро натерла их солёным салом и чесноком. Отдельно лежали в розетках длинный узкий стручок жгучего красного перца и сухие бутоны гвоздичного дерева, которыми Большаков отбивал чесночный запах изо рта - завтра на работу. А пока, для начала, он выпил рюмку можжевеловой водки — уважал настойки — и закусил белорыбицей.

Суровое лицо его смягчилось. Выросший в бедности, он любил и ценил хорошую еду, оттого и был несколько грузен. Но сейчас блаженствовал, и Надя решила, что лучшего момента не найти. Она первая, во всех подробностях, доложила о случившемся и в конце воскликнула с напором;

–  Виталий, ты должен образумить свою любимую дочь! Кидается от одного мужчины к другому. Я просто не знаю, что делать. Главное, все так ждали внука! Ты тоже, не правда ли?

Ляля вспыхнула и поспешила опередить ответ отца:

–  Внука поздно оплакивать. А со своими личными проблемами я разберусь сама. Вынуждена напомнить - я уже не школьница, которой можно запретить выйти замуж за собственного избранника. Мне двадцать три года.

–  Она прибавила год! С ума сойти! — в радостном ужасе воскликнула Надя.

–  Было бы с чего сходить, - разозлилась дочь.

Надю охватил гнев.

–  Ты видишь, что эта хамка себе позволяет? Надо пресечь! Это только в твоих силах.

Она обращалась к мужу, но безрезультатно, он молча ел, недовольно наблюдая за женщинами. Похоже, известие его не обрадовало.

–  Поменять сына известного адвоката на какого-то безродного казака! — не унималась супруга,

Ляля вспылила:

–  Может, у тебя графский титул? На днях имела счастье лицезреть развалины замка твоих предков, откинувших лапти с перепоя.

Надежда Федоровна мгновенно схватила вилку и изо всей силы метнула через стол в сидящую напротив дочь. По счастью, острые железные зубья ударились о бусы из аметиста, висевшие на шее Ольги, и потому не вонзились глубоко в плоть, а лишь скользнули, оцарапав кожу. Вилка со звоном упала в супник и брызги борща, похожие на пятна крови, расплылись по белоснежной скатерти. Миг тишины - и комната наполнилась множеством звуков - падающих стульев, всхлипов растерянной хозяйки, утробного рычания Большакова, который кинулся к дочери.

Лялю трясло. Виктор Сергеевич, промокая салфеткой выступившие на открытой девичьей груди гранатовые капельки крови, взволнованно приговаривал:

–  Ничего, ничего, все в порядке...

И обернувшись к жене, которая сжалась в комок, ни жива ни мертва, процедил сквозь зубы:

–  Пошла вон, идиотка.

Отец долго обнимал дочь, гладил по голове, наконец, успокоил ее и успокоился сам. Потом повел в кабинет и начал доверительный разговор.

–  Мать не в себе, ты поосторожней в выражениях. А с новым парнем - это серьёзно?