Беспризорщина

– Здорово, философ! Значит, внучку привел? Я через двери услышал. – Серо-голубые глаза грустно смотрели на Ленку: – Молоденькая… – Вздохнул: – Ладно. Работай, девка. Я не против…

Издалека донеслось гудение и все торопливо направились наверх «гор». Кульков взял девчонку за руку и потянул за собой:

– Идем, а то все расхватают…

Мусорка еще только начала поднимать кузов, а люди уже кинулись вперед, выхватывая летевшие пакеты и даже отдельные предметы, не обращая внимания на опасность быть засыпанными отходами или задавленными кузовом. Люди толкались, злобно переругивались, а порой и били друг друга. Отъехала первая и сразу подошла вторая машина, затем сразу третья.

Горбунова поддалась общему настрою и торопливо выхватывала из кучи вонючего хлама все, что могло иметь хоть какую-то ценность. Ее зоркие глаза замечали многое, хотя и слезились от резкого запаха помойки. Она искренне радовалась, что у Иваныча оказались респираторы и эти шлемы. Бомжи на нее то и дело оглядывались, вполголоса матеря, но никто не рискнул отобрать у нее хоть что-то. Вскоре она набила мешок до половины и он стал тяжелым. Машины уехали. Большая часть отбросов была уже разобрана и мужики искали «добычу» уже не так яростно. Беззлобно матерились между собой, а порой и хвастались находками. Иваныч, постоянно находившийся поблизости от Ленки, протянул пустой мешок и похвалил, приподняв респиратор:

– Молодец! Собирай то, что еще не разобрано, пока я мешки в шалаш унесу. У тебя глазки позорче моих, да и скорость повыше. Скоро еще машины подойдут…

Он успел унести к шалашу всего четыре мешка, когда на свалке вновь началось столпотворение. Кульков снова принялся набивать мешки. Машины шли одна за другой. Бомжи не успевали растаскивать мусор, как сверху сыпался новый. Трактор мешал «собирателям», выравнивая и утрамбовывая поверхность. Бомжи материли тракториста почем зря, но тот даже не высовывался из кабины, лишь грозил кулаком сквозь стекло. Ленка видела, что он тоже одет в респиратор. Рабочий старался никого не задавить и иногда трактор даже останавливался.

Иваныч оттаскивал заполненные мешки в сторону. Он видел, что Ленка значительно опережает его по скорости собирания и добровольно взял на себя обязанности по оттаскиванию. Девчонка в это время старательно копалась дальше. Горбунова устала. Кульков подбодрил, оттаскивая в сторону еще два мешка:

– Скоро мусорки перестанут ездить. Еще немного покопаемся и пойдем разбирать найденное. Это ты с непривычки устала быстро…

Действительно, часа через два машины вдруг перестали ездить. Тракторист, проехав еще несколько раз по свежему хламу и примяв его, заглушил трактор и куда-то исчез. Жители свалки продолжали копаться в отходах, раскидывая мусор во все стороны и стремясь добраться до того, что засыпано и осталось целым.

Ленка старательно рылась в отходах, раскидывая крючком ненужное. Как все молоденькие дурочки часто поднимала флакончики из-под духов и подняв забрало, нюхала. Если в пузыречке что-то оставалось, она кидала его в мешок и продолжала рыться дальше. Порой она удивлялась – как много выбрасывается вполне приличных вещей и обуви, которые могли бы пригодиться тем, кто не в состоянии купить. Она, уже не спеша, успела насобирать больше мешка разных шмоток и немереное количество сапогов, туфель, босоножек, кроссовок. Большая часть была даже не порвана. Люди выбрасывали обувь из-за отсутствующего шнурка, полетевшей молнии, стертого каблучка или просто оттого, что обувь «не модная». Кое-что разошлось по шву и обувь вполне можно было зашить и носить дальше. Наконец Иваныч скомандовал:

– Все, Ленка! Идем разбирать, да сдавать надо. Наш приемный пункт только до восьми вечера работает, а мы с тобой сегодня много нахватали…

С трудом перетаскали набитые «под завязку» мешки до шалаша. Горбунова вздрогнула: самодельное жилище было «окружено» пузатыми мешками. Кульков достал из угла шалаша несколько клетчатых грязных сумок и скомандовал:

– В эту бутылки… В эту банки… Для бумаг… Обутку и шмотки в кучу кидай. – Посмотрел на солнышко и предложил: – Давай в кустах все разбирать? Комарья пока нет… Поесть и потом успеем.

Ленка согласилась. Стащили респираторы и пластиковые шлемы, спрятав в пакеты. Горбунова оттащила пару мешков в тень и осторожно вытряхнула содержимое. Звякнули бутылки и стукнулись банки. Они сумели разобрать собранное за пару часов. Сидели рядышком на траве и переговаривались. Девчонка рассказала свою коротенькую биографию, не скрыв того, что убила дядьку. Она чувствовала доверие к старику. Смущаясь, рассказала о ночных злоключениях и побеге. Иваныч внимательно слушал. Потом по-родственному обнял ее за задрожавшие плечики и погладил по голове, словно маленькую. Ленка прижалась к нему, обхватив за пояс и расплакалась. Он не утешал словами, лишь продолжал гладить по голове и вздыхал тяжело, по-стариковски. Коротко рассказал о себе:

– Я раньше в колхозе на тракторе работал. Бригадиром долго был. В деревне неподалеку моя старуха проживает. В эту ночь дома задержался. С дровами разбирался допоздна. Потом отдохнуть прилег и уснул. Проснулся – темно и спать не охота. Собрался да ушел. Все дни с весны до осени здесь живу, как не ушел на пенсию. И зимой, когда потеплее, хожу. Одеваемся и обуваемся отсюда, да и приработок! Дочка два года, как овдовела, а деток четверо. Муж у нее умер от инфаркта. Детки мал мала меньше: три девчонки и пацан. Пенсия за мужа мизерная, да и у нас с Михайловной не велика. Квартиру, пока Сашка жив был, они в Москве снимали, а теперь с нами живут. Нинка каждый день в Москву на работу мотается и все равно не хватает. Детки растут! Вот я и приспособился здесь подрабатывать. Алексей ведь не зря меня философом зовет – я часто о жизни размышляю…

Дальше они разбирали мешки молча. Каждый думал о своем. Бутылок оказалась огромная сумка. Смятые жестянки заполнили полторы, а бумагами набили аж две емкости. К тому же сбоку валялась целая гора одежды и обуви. Кульков предложил:

– Ленка, я пойду потихоньку и сдам банки вначале. С ними долго. Деньги мы пополам поделим, а ты пока можешь заняться разборкой тряпок и обуткой. Что тебе нравится – оставь, а остальное я дочери отнесу. Они со старухой моей постирают, подштопают, где порвалось. Обувь в ремонт сдадут и доносят потом…

Девчонка замахала руками:

– Иваныч, шмотки и потом разобрать можно. Нам вместе надо идти. Ты не подумай, что я не верю тебе, просто за один раз можем все сдать, чтоб не стоять в очереди дважды.

Он кивнул:

– Дело говоришь! Пошли…

Они торопливо забили в мешки одежду и обувь. Унесли все в шалаш и сгибаясь под тяжестью трех сумок, потащились к березам. Теперь даже Ленке уже стало не до крыс. Она и внимания не обратила, когда мимо ее ног проскочили две твари. «Пункт приема» был открыт. В чугунных ваннах плавали бутылки и три бомжихи, одетые в спортивные штаны, мужские рубашки с закатанными рукавами и разбитые туфли, тщательно отмывали тару от грязи. Рядом горел костер и над ним был установлен огромный котел с водой. Бомжихи время от времени черпали кипяток ведром и выливали в ванны. Тут же ставили бутылки в пластмассовые ящики на солнце, чтоб побыстрее высохли. У двери стояло в очереди всего трое обитателей свалки с сумками. Все трое покосились на добычу Иваныча, но ничего не сказали, хотя со вздохами поглядели на свои, довольно хилые сумки. Изнутри хибары доносились голоса.

Кульков и Горбунова тоже заняли очередь. Предупредили троицу, что отойдут. Оставили сумки и отправились за следующими двумя. Макулатуру пришлось тащить волоком – сумки оказались неподъемными. Не успели Ленка с Иванычем подтащиться во второй раз, как из «пункта» вышел старший. Увидев солидную добычу старика, покачал головой в удивлении и подошел:

– Да вы, смотрю, больше всех нахапали! Проставляться будешь за внучку?

Кульков солидно кивнул:

– А то как же! Беленькую, как положено, вечером принесу. Ты уж закуску-то сам организовывай. Знаешь ведь, что я не пью…