Бесславные дни

– Я с тобой, - сказал Вензел. После чего о продолжении игры можно было забыть. Игроки разобрали наличность. Колода принадлежала Диллону. Он убрал её в карман штанов и по узкой металлической лестнице поднялся на палубу "Ирвина".

Матросы в касках спешно расчехляли зенитки. Лес не стал смеяться, даже если бы очень хотел. Не похоже, что матросики раньше тренировались выполнять это упражнение. Морпехи сделали бы всё гораздо быстрее. Но Диллон поднялся на палубу не для того, чтобы насмехаться над матросами.

Он взглянул на часы. 1530. Затем он посмотрел на солнце - за кормой, чуть в сторону правого борта. Сержант выругался.

– Идём на восток, - сказал он, выплевывая слова, словно они были противны на вкус.
– На восток, блядь, ёб вашу мать. Убегаем, как ссыкухи последние.

Пробегавший мимо петти-офицер, остановился. Видимо, он хотел прогнать морпеха с палубы, но взгляд на нашивки на рукаве и второго морпеха рядом, вынудил его изменить решение. Он лишь спросил:

– А, вы, что ничего не слышали?

– Там-то?
– Диллон указал большим пальцем туда, откуда он только что вышел.
– Нихера не слышали, морячок. Нам там вообще ничего не говорят. Что стряслось?

– Два авианосца потопили, оба - наши. Третий разбит в хлам. Сколько пилотов погибло - один бог знает.
– Петти-офицер говорил с какой-то мрачной радостью, которая могла появиться только перед лицом реально масштабной катастрофы. Он продолжал: - Мы япошек тоже потрепали. Насколько серьезно - не знаю. Преследовать нас они, похоже, не собираются. Да и незачем им. Вся наша авиаподдержка уничтожена. Без неё мы точно никуда не сунемся. Так, что валим обратно в порт и как можно быстрее.

– Мы, наверное, зигзагами должны идти, - заметил Диллон, вспоминая путешествие за океан в молодости.
– Иначе, рискуем нарваться на подлодку.

Моряк указал на мостик.

– Пойди, поговори с капитаном. Уверен, он будет счастлив тебя послушать.

– Нас тут тупо грохнут, - сказал сержант, однако не сделал и шага в указанном направлении. Станет ли флотский офицер слушать сержанта-морпеха? Маловероятно. В любом случае, зигзагом должны идти все суда, не только "Ирвин".

Он снова осмотрел палубу. Помимо матросов, готовивших зенитки, некоторые стояли у бортов и через бинокли высматривали перископы. Лучше, чем ничего. Поможет ли? Время покажет.

Стоявший позади Датч Вензел, принялся ругаться с несвойственной даже для него яростью.

– Ты чего там?
– спросил Диллон.

– Знал бы я, что нам тут жопы надерут, согласился бы на повышение, - ответил Вензел.
– Поверь, в следующий раз мы туда пойдем нескоро. А, когда пойдем, с нами поедут салабоны. Я бы их подготовил и всё равно имел бы возможность пойти на Гавайи.

– Ага. Я как-то об этом не подумал, - согласился Диллон. Он тоже обдумывал мысль о возможном повышении.
– Всё равно переживать уже поздно. К тому же, эта проблема сейчас не самая важная. Может, на базе, у нас будет ещё шанс.
– "Если ещё доберемся до базы", - добавил он про себя.

На палубу вышел Винс Монахэн.

– Пошли, доиграем. Вы меня крепко разорили, парни. И я нацелен вернуть свои бабки назад.

– Ты только к япошкам так не относись, - сказал ему Лес. Они спустились вниз и вернулись к своим делам. Их место осталось свободно - рядовым строго-настрого запрещалось его занимать. Диллон достал колоду.

– Моя очередь сдавать.

Джо Кросетти и Орсон Шарп слушали по радио тревожные новости, сидя в своей комнате.

– Авианосцы "Саратога" и "Йорктаун" определенно уничтожены, - печальным, даже, похоронным голосом говорил Лоуэлл Томас.
– "Хорнет" сильно поврежден ударами японской авиации. Также уничтожены два крейсера и один эсминец. Наши доблестные летчики нанесли существенный урон флоту противника. Как минимум, два японских авианосца сильно повреждены, как и несколько других кораблей.

Это, конечно, хорошо, но не так хорошо, как хотелось бы. Американские авианосцы должны были разгромить японцев, а затем разнести стоявшие на Гавайях наземные самолеты. Когда американская эскадра выходила из портов западного побережья, план выглядел выполнимым. К сожалению, у японцев были свои планы.

Томас продолжал:

– Командующий оперативной группой адмирал Честер Нимиц сделал следующее заявление: "Наше продвижение к Гавайям успехом не увенчалось, поэтому я отозвал все корабли. Решение о нападении именно здесь и именно сейчас было мною принято, исходя из самых свежих разведданных. Авиация и флот храбро выполняли свой долг. Если кто и виноват в провале, так только я".

Следом пошла веселая реклама крема для бритья.

– Ну, по-другому поступить было нельзя, - сказал Орсон Шарп.

– Ага, - мрачно согласился Джо.
– Жаль, что ему пришлось так поступить. Что, бля, там пошло не так?
– Ему иногда казалось забавным ругаться в присутствии Шарпа, потому что тот старательно избегал любых ругательств. И сегодня он ничего не мог с собой поделать.
– Мы, бля, должны были их просто порвать.

– Видимо, мы снова их недооценили, - сказал Шарп.
– Мы не думали, что они нападут на Гавайи, а они напали. Они выгнали нас оттуда, затем с Филиппин и из южных морей. На их стороне была внезапность и численное превосходство. В других условиях мы бы их победили.

– Ну, точно, - ответил на это Джо, хотя сам уверен не был. Американский авианосный флот встретился с японским в равных составах и японцы победили. Это не просто пугало. Это было унизительно.

– Кажется, мы отправили детей выполнять мужскую работу, - спокойно сказал Шарп.
– Хотели по-быстрому рассчитаться с япошками за то, что они устроили нам. Попытались и ничего не вышло. Надо пробовать ещё. Мы обязаны пробовать ещё. Надеюсь только, в следующий раз мы поступим обдуманно, а не быстро.

Джо взглянул на соседа по комнате.

– Хочешь, чтобы во время следующей войны, Томас или Х. Ф. Кальтенборн сообщил по радио: "Сегодня адмирал Шарп сделал следующее заявление..."?

– Нет, если только в этом заявлении не будет объяснено, почему у нас ничего не получилось, - ответил Орсон.

Он практически никогда ни из-за чего не переживал. Но в своих карьерных стремлениях он явно нацеливался на самый верх. Собственные амбиции Джо не распространялись дальше управления истребителем и уничтожения "Зеро". То, как Шарп оценивал общую картину и как её объяснял, говорило о том, что думал он о том же самом.