Бессмертная и безработная

– Я буду с тобой через минуту, детка, – ответила Сара чересчур бодрым голосом. А потом прошептала: – Сделайте это скорее!

И я сделала. Я пронзила ее ножкой от стула сильнее, чем было необходимо. Я так боялась, что не справлюсь и все испорчу, что перестаралась. Ножка прошла сквозь Сару и сквозь стену. Я выпустила ее из рук, и Сара осталась стоять, пригвожденная к стене, как бабочка к картонке.

И она умерла. Я знала, что она умерла. Я чувствовала это. И даже если бы не могла чувствовать, то могла видеть. Ее глаза, только что прищуренные от ненависти из-за моей медлительности, теперь остекленели. Она дергалась как форель, выброшенная на сушу, но я знала, что это означало – судороги агонии.

Я отвернулась, смертельно боясь, что меня опять затошнит. Рука Синклера легла на мое плечо.

– Успокойся, – пробормотал он. – Ты все сделала хорошо. Взгляни!

Я взглянула. На лице Мари застыло выражение крайнего удивления; она уставилась на свои прозрачные руки, потом посмотрела на меня и улыбнулась, показывая дырку на месте молочного зуба.

– Теперь я пойду к мамочке, Бет... – И с этими словами она исчезла.

Наступило долгое молчание, пока мы трое пытались собраться с мыслями. Наконец заговорила Тина:

– Я избавлюсь от тела.

– У вампиров есть кладбища? – спросила я дрожащим голосом. Я действительно дрожала и боялась упасть.

Она улыбнулась.

– Да.

– О'кей. Хм, послушай. Ночь была слишком длинной. Невероятно длинной. Тина, я твоя королева, правда? Я хочу сказать, ты всегда в это верила.

– Конечно, ваше величество.

– Ты можешь мне сделать по-настоящему большое одолжение? Сойди вниз и заставь «Воинов клинка» уйти и скажи Марку, и Джесс, и моей маме, что я увижусь с ними завтра. Потому что прямо сейчас я не готова составить им компанию.

– Конечно, ваше величество. – Она взяла мою руку и – странный, волнующий жест – поцеловала ее. – Вы поступили правильно. – Она улыбнулась, и ее лицо просветлело. – Прекрасный поступок.

Тогда почему я чувствовала себя так отвратительно?

Я слышала, как Тина волокла тело, но смотреть не стала. Синклер придерживал дверь, а потом захлопнул ее за ней. Естественно, он решил, что на него мои слова не распространяются.

– Ну, вот и все, – сказал он, уставясь на место, где только что сидела Мари.

– Полагаю, что так.

– Я очень рад за нее.

– Я тоже.

– Мари так скучала по маме, она слонялась здесь полстолетия. А теперь они вместе. Здорово, правда?

– Правда.

Я расплакалась и внезапно обнаружила, что прижимаюсь к его груди. Он обнял меня.

– Не плачь, Элизабет, не плачь, милая. Ты все сделала правильно.

– Я знаю, – всхлипывала я в лацкан его пиджака.

– Ну, успокойся. Тебе предстоял нелегкий выбор. – Он поцеловал мою макушку. – Но ты оказалась королевой для Сары, когда она нуждалась в тебе, а Мари не могла и мечтать о более преданном друге.

Он говорил с такой нежностью, что я заплакала еще сильнее.

– Элизабет, почему ты всегда пахнешь земляникой? Резкая перемена темы оборвала мои рыдания.

– Это мой шампунь.

– Он просто восхитителен.

– И кроме того, Джессика швырнула в меня клубникой. Она вытащила ее из коктейля, который пила на вечеринке, и ягоды застряли в моем бюстгальтере, а у меня не было времени переодеться до вашего приезда. Я хочу сказать, что клубнику я вынула, но остался сок и косточки.

– Ну, это тоже... по-своему восхитительно. – Я чувствовала, как его грудь сотрясается от сдерживаемого смеха.

Я отстранилась и хлопнула его по плечу.

– Это не смешно, Синклер. У меня сейчас кризис.

– Да, я начинаю узнавать признаки.

– Понимаешь, у меня был план. Я хочу сказать, что я никогда не смогу иметь детей. Поэтому я подумала, что могла бы позаботиться о Мари. И я привыкла все время видеть ее рядом. Она ведь всегда была рядом.

– Да, это, наверное, тебя ужасно раздражало.

– Нет, это... я считала, что это хорошо. Я имею в виду, что я преодолела страх перед привидением. А теперь я никогда... никогда ее больше не увижу. – От этой мысли я снова разрыдалась. – Это было для меня единственной возможностью завести ребенка, а теперь мне кажется, что здесь убили не Мари, а кого-то другого, и его призрак бродит по дому!

– Элизабет, ты же знаешь, что это неправда.

– Какая ужасная неделя!

– Да, бедняжка, это было трудное время для тебя.

– Да, и кто-то охотится за мной, и этот дом слишком велик, и другие вампиры ненавидят меня, и я собираюсь раздавить Джона как клопа, если он не оставит меня в покое. Кроме того, я могу видеть мертвецов и подозреваю, что садовник тоже привидение. Вдобавок мачеха беременна моим сводным братом или сестрой.

Он пристально посмотрел мне в глаза.

– Пока я с тобой, никто не посмеет причинить тебе боль, – решительно заявил он, а потом вдруг переспросил: – Кто, ты сказала, беременна?

– Не важно. Знаешь, – фыркнула я, – ты можешь быть очень милым, когда не врываешься без стука в мою спальню.

– Я как раз собирался извиниться, – поддразнил он меня. – И еще я не поблагодарил тебя за спасение моей жизни.

– Что? Когда?

– Когда кто-то из «воинов» брызнул в меня святой водой. Ты тогда заслонила меня и вся вымокла. Помнишь?

– А, вот ты о чем. Ну, это было нетрудно. Я знала, что святая вода мне не навредит. Кроме того, я не хотела, чтобы что-нибудь случилось с твоим красивым лицом.

– Умница. – Он погладил меня по щеке, и я вновь заметила, как черны и бездонны его глаза. Встретиться с ним взглядом было все равно что смотреть в ночное небо.

Когда он наклонился и коснулся моей нижней губы, я схватила его за лацканы пиджака и ответила на поцелуй. От него очень приятно пахло – накрахмаленным хлопком и его собственным тайным ароматом. Я же пахла раздавленной клубникой. Но ему это, кажется, тоже нравилось. Его язык был у меня во рту, и я ничуть не возражала.

– Боюсь, что теперь ты прикажешь мне уйти, – пробормотал он, оторвавшись от моих губ и слегка покусывая мою шею. Это заставило меня задрожать и прильнуть к нему.

– Да, мне следует это сделать. Я хочу сказать, это просто ужасно.

– Что, дорогая?

– То, что завтра я снова буду зла на тебя. Ужасно, если ты останешься здесь на ночь.

Он рассмеялся. Он редко смеялся, и каждый раз это казалось таким же странным, как спелый апельсин в почтовом ящике.

– Я все же рискну. – Он сбросил пиджак.

Я отступила назад, наблюдая, как он раздевается. Одежда слетала с него с удивительной быстротой. Боже, каким красивым было его тело. Сын фермера, Синклер находился в отличной форме, когда умер. Его плечи были такими широкими, что ему приходилось шить костюмы на заказ, а на руках играли бицепсы. Я откровенно любовалась его грудью, слегка поросшей черными волосами, тонкой талией, мускулистыми ногами.