Бессмертник
Шрифт:
Словно прочитав ее мысли, Пол сказал:
— Знаешь, я однажды слышал такую историю. В одной семье умер ребенок — трагически, нелепо погиб. И вот, когда муж и жена вернулись из больницы или с похорон, он позвал ее в постель. Она страшно рассердилась, ему стало безумно стыдно. Короче, они совершенно не могли друг друга понять. Что ты об этом думаешь?
— Как что? Он ждал утешения, хотел нежности, любви! Неужели она не почувствовала? Ведь когда тебе одиноко, когда все внутри оборвалось и умерло, любовь — такая любовь — возвращает из могилы.
— По-моему, ты все понимаешь, — сказал Пол.
Они оделись и вернулись к огню. Толстое бревно догорело, день за окном клонился к вечеру. Пол включил радио.
— Скажи, — начал он, — если тебе так… хорошо, когда мы вместе, как ты можешь быть счастлива с кем-то, кроме меня? Про последние трагические месяцы я не говорю, это не в счет.
Анна задумалась. Потом медленно, подбирая слова, ответила:
— А что значит «счастлива»? В моей жизни есть покой, тепло, порядок. Я занята домом. Я любима.
— Я обещал тебе к этому не возвращаться, не вести тяжелых разговоров. И я тебя не неволю, но… Анна, будь моей женой.
Она покачала головой:
— Я устала, Пол. Так устала… Разве ты не видишь? Я все время думаю о Мори. Вдруг когда-нибудь его сын…
Он перебил ее:
— Нельзя жить одними воспоминаниями и надеждой на нечто, быть может, совсем несбыточное! В конце концов, ты должна что-то и себе, самой себе!
— Да, себе я должна. Именно. Я не смогу жить, отрезав себя от семьи.
— Но разве что-нибудь — что угодно! — сравнимо с сегодняшним днем? Думаешь, я нисколько не привязан к Мариан? Привязан! Она прекрасный человек, и я готов сделать для нее все. Но мы можем расстаться, не питая друг к другу никаких враждебных чувств, расстаться друзьями. Мне достаточно знать, что она жива, здорова и ни в чем не нуждается, и я выкину ее из головы. И она поступит точно так же.
— А я… я буду думать о Джозефе каждый день, каждый час моей жизни!
Пол вздохнул. Горестно, из самых глубин души.
— Надеюсь, он понимает, как ему повезло.
— Понимает. Он любит меня. И верит мне.
В камине постреливали потускневшие красные угли; из приемника лилась нежная мелодия.
— Пол, скажи, ну как можно так сильно и так по-разному любить двух таких разных мужчин? — с тоской и болью воскликнула Анна. — Может, я неправильно устроена?
— Ты же сама сказала: «По-разному». Вот и ответ. Ну, положи голову мне на плечо. Вот так…
Они просидели до темноты. Последние искры потонули в золе. Музыка, поднявшись к финалу до крещендо, смолкла.
— Я завтра еду назад, — тихо произнес Пол.
Она подняла голову, выпрямилась.
— Уже завтра? Но почему?
— «Королева Мери» отходит в полночь. Я ведь приехал, только чтобы повидать тебя. Теперь надо возвращаться.
— Повидать меня? И это единственная причина?
— Это не причина и не повод. Это необходимость. Я не мог иначе. — Встав, он протянул ей руки, поднял. —
Пойдем, Анна. Моя Анна. Нам пора.Сегодня был мой день.
Анна сидела одна в пустой квартире. Ни Джозеф, ни Айрис еще не вернулись домой.
Сегодня был день для меня. Я знаю, такие мысли — лишь попытка себя оправдать. Да, меня учили, что это дурно. И так оно и есть, в той мере, в какой дурен любой обман. Но мы живые, мы сотворены из плоти, и это было — неизбежно. Очень малым в себе мы управляем сами, очень малым.
Когда войдет Джозеф, дверь захлопнется с глухим стуком. Он снова кашляет. Того и гляди свалится с воспалением легких, третьим за этот год. Он перенапрягается, чересчур много работает; я твержу, чтобы поберег себя хоть немножко, что мне не надо никакого достатка за ту цену, которую он готов платить. Да разве его остановишь?
Айрис чрезмерно серьезная, пресная и неспокойная. Нет в ней того, чего все ждут от девушки: веселости и безмятежной наивности. Вот я была именно такая, вся в розовых мечтах. Возможно — просто глупая. Ну, да что рассуждать. Айрис не переделаешь.
В жизни случается всякое. Жизнь — это жизнь. А я — это я, и душа моя рвется надвое. Суждено ли мне снова увидеть Пола? Мне кажется, что да, но кто знает? Завтра ночью он уплывет за океан, навстречу тысячам опасностей. И будет ждать весточки, двух слов: «Я передумала». Я не передумаю, Пол. Ждать нечего.
Но сегодняшний день я не забуду. Тогда, в тот раз, я скребла себя в ванной, едва не сдирая кожу; сейчас я лелею твои прикосновения, их запах и вкус, ощущаю их каждой клеткой. В тот раз я была молода и признавала лишь черное и белое. Только черное и белое, и ничего между. Сейчас я знаю, что мир устроен иначе, хотя для Джозефа он по-прежнему черный или белый. Может, он прав? Но если даже и прав, от сегодняшнего дня я все равно не откажусь. Сегодня — мой день.
Я никому не причинила зла. И не причиню.
— Ох, Мори! — сказала она вслух. — Айрис, Джозеф…
В двери повернулся ключ, вошла Айрис.
— Ты все читаешь? Папа дома?
Как всегда, первый вопрос о папе.
— Нет, он будет поздно. — Анна встала, приблизилась к дочери. — Айрис, — проговорила она и, откинув прядь с ее лица, поцеловала в лоб.
— Мама, что ты? У нас беда?
— Нет-нет. Просто ты мне очень дорога. Ты — моя дорогая.
Айрис встревожилась и смутилась:
— Мама, но со мной все в порядке.
— С тобой ничего никогда не должно случиться. Слышишь, ничего!
— Ничего и не случится. Иди спать, мама. Возьми книжку и ложись. Ты скоро уснешь.
Сон. Сон — это спасение, если он придет, если захочет прийти. Ему ведь тоже не прикажешь. Приходит сон, а с ним и покой — если захотят. Мысли бегут, наскакивают друг на друга. Айрис, Джозеф, Мори. И Эрик. И Пол. Мысли вздымаются, как океанские валы, сталкиваются, опадают, вздымаются снова. И покой все не приходит. Не хочет.