Бессмертные

Утешительные мысли не задержались в голове надолго; желание и неизвестный запах, который ассоциировался у него с людьми, наполнили рот той самой сладковатой жидкостью. Прежде он начинал ёжиться от дискомфорта, но теперь его каменное тело застыло истуканом, пока перед глазами появлялись картинки.

Он вспомнил маленькую деревянную часовню, что находилась по соседству с их скудной жилплощадью. Его отец, служитель церкви, никогда не покупал дорогие вещи, считая это примером алчности. Вдвоём они жили здесь с рождения Карлайла. Юноша вздрогнул от воспоминаний об одинокой жизни с отцом. Всё больше и больше воспоминаний всплывало в его голове.

Он всё вспомнил.

Давление, которое принуждало его присоединиться к церкви и стать членом духовенства, вовек отказавшись от создания семьи. Карлайл учился религии с ранних лет, проводил ночи за изучением библии под светом свечи. Вспомнил одиночество подрастающего мальчика с отцом, который до сих пор оплакивал потерю жены и матери. Припомнил, что, когда не мог прочитать священное писание должным образом, отец бил его своим кожаным ремнём.

Карлайл осмотрелся по сторонам. На тёмных улицах пусто. Уши не улавливали никакого движения далёких от церкви каменных переулков, и он тайком направился к задней двери через часовню.

Петли угрожающе заскрипели под ржавыми болтами. Он отрешённо поджал губы, решая, как поступить дальше. Взглянув наверх, Карлайл увидел: слегка приоткрытое окно отца находилось в двадцати футах над землей.

Протянув руку, он ухватился за торчащий камень. Подтянувшись, почувствовал, что ладонь, которой зацепился за него, вся покрыта песком.

Рука превратила камень в пыль.

Карлайл одёрнул кисть и стал наблюдать, как каждый отдельный кристаллик песка осыпается с запястья и как она остаётся совсем пустой. Замерев, он едва ли мог дышать от накатившей паники.

Живот скрутился от осознания вновь приобретённой силы. Надежды на возвращение домой обычным молодым служителем церкви стали растворяться.

Надежды, что дитя Сатаны не проклял его, также истощались с каждой прошедшей секундой и с каждым новым ужасающим открытием способностей изменённого тела. Скорость. Сила. Огонь в горле, который заставлял Карлайла нападать на людей в течение последних часов.

Схватившись за грудь, он согнулся пополам; глаза защипало от знакомого желания разрыдаться. Мужчинам плакать нельзя, ведь это показатель слабости и моральной неустойчивости, отец учил это подавлять.

Его отец.

Может ли Карлайл желать встречи с ним теперь, когда знает, кем стал? Не может. Просто не имеет права. Он крепче сжал свою грудь, осознав, что впредь ему стоит забыть дорогу домой. Навсегда. Карлайл обдумывал, где сможет заглушить свои воспоминания, а боль увеличивалась.

Быстрый вздох. Сердце в груди, бившееся почти двадцать четыре года, замерло. Никакого сердцебиения. Он стал монстром.

Бросив беглый взгляд на окно, ведущее в комнату отца, Карлайл принял решение: он уйдёт. Уйдёт в дремучий лес, который скроет от него туманный город. Юноша пообещал себе, что никогда никому не причинит вреда.

Карлайл быстро понял, чем стал, и решил сказать своё последнее «прощай». Подпрыгнув, он тихо взобрался по задней стене церкви, осторожно цепляясь руками за камни, и заглянул в окно.

Огонь в горле разгорался, пока Карлайл осматривал комнату отца. Обстановка была проста: деревянный пол, маленький камин и скромный стол в углу, где отец учил и сочинял свои проповеди. Его папа всегда утверждал, что двое мужчин должны жить просто, ничего не усложняя; он верил - малое количество имущества приблизит их к Богу.

Карлайл задержал дыхание и вздрогнул, когда отец вошёл в комнату с их семейным другом Уильямом. Он качнулся назад, под окно, прочь из поля зрения, легко повиснув на каменном выступе.

— Случилось то, чего мы и опасались, Уильям? Вы не можете найти моего сына? — спросил Симонд. Карлайл содрогнулся; отец ищет его. Рассредоточившись, он сделал болезненный вздох, прежде чем понял одну ужасную вещь: собственный отец кажется ему аппетитным.

Юноша сморщился и зажмурил глаза, пытаясь настроиться на продолжение разговора.

— Прости… Я сожалею… От него не осталось и следа.

Карлайл услышал, что отец его задумался — Симонд заскрежетал зубами.

— Ты видел у него укус? Ты в этом уверен?

Теперь притих Уильям.

— Да, уверен. Прежде чем сбежать, мы оглянулись… он подвергся жестокому нападению. Мне горько говорить тебе об этом. Монстр атаковал его первым… Эти существа не глупы. Они поняли, что дорогой Карлайл был лидером нашего отряда.

Он услышал, что отец положил на деревянный стол несколько листов пергамента; эти движения направили его запах прямо к окну. Карлайл крепче сжал камень, за который цеплялся, и снова поморщился, почувствовав пальцами растёртые песчинки. Он сжал стальную челюсть и постарался не дышать.

— Тогда… верно предположить… Мой сын мёртв.

Карлайл почувствовал кивок Уильяма, и оба мужчины зашевелились, собираясь покинуть комнату. Но это уже было не важно, он услышал достаточно. Отец думает, что он мёртв, и, пожалуй, это лучше правды.

А правда такова: его сын — монстр.

Подняв взор на ночное небо, Карлайл испугался, что скоро наступит утро. Ему требуется убраться из города раньше, чем случится ещё что-то ужасное. Языки пламени мучительно лизали горло, пока он плёлся по каменным улицам, трепетно сдерживая дыхание и избегая любого движения.

Приобретённая скорость была больной мазохистской шуткой. Она ещё больше искушала его подкрадываться к беззащитным людям и убивать их. Карлайл продолжал сжимать челюсть, когда вышел на окраины города, туда, где не рискнул бы оказаться в старой жизни.

Страшное жжение в горле не прекращалось, даже во время бега. Это напомнило ему, как когда-то в детстве у него сильно болело горло, отчего Карлайл отхаркивался кровью. Только сейчас это казалось в тысячу раз хуже. Горло было единственной пылающей частью тела, пылающей так же, как и он несколько дней в том мерзком подвале.

Карлайл остановился недалеко от стада запряжённых лошадей, которые паслись как раз на окраинах города. По-прежнему не дыша, он оценил загон, заполненный конями и мулами, приобретёнными для перевозок и работы в поле. Их пульсирующие сердца издевались над ним, качая кровь по огромным телам. Карлайл закрыл глаза от мучительного огня в горле.

Тук. Тук. Тук.

Стук больших бьющихся сердец зазывал, заполняя уши своим звучанием, а рот — кисло-сладкой жидкостью. Он стоял, не в силах отвести взгляд. Ноги понесли его против его же воли.