Бессмертный

— Я стараюсь! — гаркнул «доктор».

— Еще чуть-чуть, — подбодрил я. — Поднажми, дед.

— Заткнись!

— Я просто пытаюсь помочь.

«Доктор» перехватил кусачки поудобней и, используя обе руки, сжал изо всех сил, наконец сомкнув режущие кромки.

— Застряло!

— Что?

— Я не могу их вынуть из пальца, они словно срослись с ним. Плоть регенерирует слишком быстро. Это словно пытаться разрезать невероятно плотную смолу.

— Ну наконец-то, — оскалился я. — Мне повезло с моими мучителями. Вы либо неопытные, либо просто спешили. Знаете, сколько пыток я пережил? Сотни! Некоторые из них длились месяцы, некоторые недели, дни, часы, но вы побили рекорд, поздравляю. А знаете, чем обычно заканчивались такие пытки? Смертью. И вы сильно ошибаетесь, если думаете, что я говорю о своей смерти.

Когда на меня воздействует большое давление, я адаптируюсь, подстраиваюсь под него. Когда на тебя давит какой-нибудь тяжелый предмет — это ведь тоже давление. Я приспосабливаюсь и к нему. Если на мне будет лежать мультяшная наковальня, весом в сто тон, то меня, естественно, раздавит, но я тут же начну регенерировать. Но как я смогу это сделать, будучи под таким весом? Я просто начну восстанавливаться: кости и мышцы будут срастаться, вены и капилляры вновь начнут разливать мою кровь по телу, кожа станет как новой. И все независимо от того, что происходит вокруг. Я просто восстановлюсь и буду чувствовать себя так, точно только-только родился, а окружающая среда, что вокруг меня, будет мне словно родной. Будто я был рожден, чтобы спокойно жить под этой наковальней, а потому она не будет причинять мне никаких неудобств.

Как только я очнулся в этой лаборатории, я не стал паниковать — не впервой. Я знал, что делать. С самого первого дня я напрягался и пытался разорвать путы, что сдерживали меня мертвой хваткой, я делал все, чтобы мне было неудобно и некомфортно, чтобы тело пыталось подстроиться, адаптироваться к этому неудобству. Мне было тесно — я адаптировался; я был слаб — я адаптировался; потом мне было больно, а мое хрупкое тело резали и протыкали, — но я адаптировался. Мне стало удобно, я стал сильнее, перестал чувствовать боль, а мое тело стало крепким, как темир-агач.

Я напряг мышцы и со смачным звуком разорвал оковы сначала на правой руке, а потом на левой. Свободными уже руками вырвал обруч, сдерживающий голову. Наклонившись всем телом, вырвал с корнем вериги, сковывающие торс. Поднял одну ногу, потом другую, освобождая их с протяжным скрежетом. Не прошло и двадцати секунд, как я уже был свободен.

Мои истязатели смотрели на меня с ужасом, не в состоянии даже пошевелиться, забывшие, что им следовало бы бежать, а может уже понявшие, что это бессмысленно.

— Я… Я… — «Доктор» смотрел на меня, выпучив глаза и не моргая. — Я… не хотел… Меня заставили! Этот гераклид угрожал мне смертью…

— Я тоже угрожал, — ответил я спокойно. — А еще я не заметил, что бы ты так уж неохотно отрезал мне пальцы и другие части тела. — Я взялся за кусачки, все еще торчащие у меня из мизинца, и резко дернул. Кровь забрызгала хирургический шлем «доктора» с прозрачным забралом, но тут же начала исчезать; палец также мгновенно зажил. Я нарочито медленно взял со стола самый длинный скальпель и с силой вонзил его в глаз мучителю прямо сквозь пластмассовое стекло, разбив его, но даже не поцарапавшись. «Доктор» издал короткий вскрик и упал замертво, заполняя шлем фонтанирующей из глаза кровью и корчась в судорогах. Тут, наконец, пришел в себя ассистент. Он развернулся и попытался выбежать за дверь, но та не поддалась, что было ожидаемо: меня не хотели выпускать из комнаты. Подойдя к долбящему в дверь и кричащему о помощи сурусу, которому так и не суждено было стать выдающимся врачом, я схватил его сзади за шею, поднял вверх на вытянутой руке и одним движением сломал ему позвоночник.

Все это время я краем глаза наблюдал за верхним этажом. Виросус, который во время пыток то и дело куда-то уходил, снова вернулся, застав мои… действия. Он что-то кричал гераклиду, а тот отделывался лишь короткими фразами, но был нахмурен и явно сильно недоволен. Лишь теперь, взглянув на них открыто, я смог прочитать по губам, что они говорят. Виросус кричал, что они должны это сделать, что у них нет выбора, а гераклид коротко отвечал, что еще рано.

Я злобно оскалился и подошел к двери, постучал по ней: она была сделана из жесткого металла и была довольно толстой, но петли в дверях всегда слабее их самих. Я сделал несколько шагов назад и с разбега врезался в дверь плечом. Она, естественно, не поддалась, но стены пошатнулись. Я отошел еще раз и взглянул наверх. Нерос скорчил гримасу и сказал: «Давай». Гонсал поспешил вглубь комнаты, куда я уже не мог заглянуть. Спустя секунду оттуда, где были расположены динамики, повалил густой дым зеленоватого оттенка.

Когда дым коснулся моей кожи, я почувствовал сильное жжение, которое на миг заставило меня даже скривиться от боли, кожа словно горела. Взглянув на трупы моих мучителей, я увидел, как исчезают под одеждой их тела, растворяясь от этого едкого дыма. Из под них начала сочиться густая жижа зеленовато-красного оттенка. Этот газ разъедал тела. По-видимому, Нерос и Гонсал заранее подготовили такую систему зачистки, позволяющую им бесследно избавиться от всего органического, превращая Людей в аморфную массу. Не удивлюсь, если из этих луж невозможно будет выделить ДНК, доказывающую, что они некогда были живыми существами.

К счастью, мои похитители не предполагали, что после получения такого урона мое тело будет куда сильнее, чем у любого из Людей, из-за чего этот дым не сможет меня растворить, а лишь слегка проплавить кожу, которая тут же регенерирует и адаптируется, став еще крепче.

Не долго думая, я схватил одр, к которому минуту назад был прикован, и рванул, что есть силы, сорвав его с подвижной опоры. Схватившись поудобней, я раскрутил это подобие хирургического стола и что есть силы бросил в огромное стекло обзорного окна. Нероса и Гонсала, естественно, там уже не было. Дым сразу же заполнил верхнее помещение.

Разбежавшись и оттолкнувшись от стены ногой, я запрыгнул наверх. Это было ничем не примечательное большое помещение с несколькими столами и компьютерами. Слева в углу была дверь, ведущая в длинный коридор с различными комнатами по обе стороны. Я бежал, открывая пинком каждую дверь, пока не наткнулся на подобие небольшой спальни с экраном, заменяющим окно. Я почувствовал чье-то присутствие. Страх. В комнате повсюду были разбросаны игрушки, в основном в виде мечей, пистолетов и автоматов, и разрисованные листы, но с более позитивными картинами мира. Из мебели были широкая двухъярусная кровать без постельного белья на нижней койке, письменный стол, над которым как раз и был экран, отражающий океан и небольшую полоску песка внизу, и большой шкаф. Я рывком открыл дверцы, тут же услышав глухой вскрик. Отодвинув висящую на вешалках одежду, я увидел маленького мальчика, дрожащего в углу, с игрушкой, в виде пистолета. Он весь трясся от страха, а глаза его были плотно зажмурены.

— Эй, ты кто? — спросил я. Он вздрогнул, но не ответил. — Ты кто? Отвечай!

— Мне… Мне… Папа запретил выходить из шкафа… и открывать глаза. И говорить.

— Но ты сейчас говоришь. — Он не ответил. — Кто твой папа? — спросил я после паузы. Он вновь не ответил. — Как хочешь.

Картина была довольно… странной: маленький мальчик и я — голый. Благо, одежды был полон шкаф. В основном строгие пиджаки, брюки и рубашки. Хотя особняком висели черные штаны с четырьмя кожаными пряжками по бокам штанин из ткани, похожей на немного жесткий хлопок. Верха под стать штанам не нашлось, а пиджаки и рубашки я не признавал, одевая их лишь при крайней необходимости, поэтому я решил пойти прямо так.

Потратив слишком много времени на безрезультатный допрос мальчика и поиски одежды, я полагал, что мои похитители уже сбежали, но ошибся.

Выбежав из здания, я попал во внутренний двор, как я предположил, давно заброшенного завода, где меня уже ждали. Передо мной стояло около двадцати вооруженных сурусов, а также несколько виросусов, которые, похоже, были теми же самыми, что сопровождали Гонсала на складе. За ними стоял все еще нахмуренный гераклид-камирутт и виросус-ученый, нервно дергающий себя за шерсть в том месте, где обычно растет борода. Нерос, увидев меня, несколько переменился в лице, и хоть было далеко, готов поклясться, что он как-то странно посмотрел на мои новые штаны, а потом быстро перевел взгляд на двери, из которых я только что выбежал.