Бессмертный

Говорил он все это игриво-насмешливо, даже издевательски, и главное, его совсем не заботило, что у него в кабинете стоят три вооруженных Человека, только что расстрелявших всю его охрану. Он не боясь поворачивался к нам спиной, хотя, если учесть, что ему нипочем сквозные выстрелы из мальпленгана, то и по поводу всего остального он мог не волноваться.

— Уверен, что тебе удастся увидеть? — сказал я, стараясь придать своему голосу грозности. Даже я не бываю столь самоуверенным. Хотя нет, вру, именно таким я и бываю, поэтому это особенно сильно меня бесит, если кто-то ведет себя так же. — Хотя, дам тебе такой шанс. Скажи, кто за всем этим стоит, кто главный, а мы, может быть, отпустим тебя с миром.

Сенатор громко рассмеялся, прям как истинный злодей. Мне даже стало немного завидно.

— Вы все еще не поняли? — заговорил он вновь, отсмеявшись. — Я стою за всем этим! Я — главный! И это именно я буду решать, отпустить ли вас с миром или уничтожить на месте.

— Ты? — поднял бровь Иолай. — Ты главный? Ты же просто шестерка в Правительстве. Не неси чепухи.

— Чепухи?! — громко воскликнул он, но уже не свои голосом, хрипло. — Никакой чепухи!

Лицо сенатора, то, что с рогами, расплылось, и на его месте появилось обожженное лицо Роула, — торговца оружием и механика. Вместе с ним изменилось и мое лицо: трансфэйсер перестал действовать. До этого момента я о нем даже и не вспоминал, свыкшись с новой личной.

— Роул?!

— А вы кого ожидали, Императора Человечества? Ну нате! — Лицо вновь расплылось и теперь перед нами предстал сам Император Человечества во всей своей красе.

— Нравится? — спросил он тяжелым басом.

— Не знал, что трансфэйсеры еще и голос меняют. — Я снял свой с уха и положи на всякий случай во внутренний карман. Вдруг пригодится. Было бы неплохо еще и его прихватить, если получится.

— Мой — меняет, — горделиво сказал он. — Я не в пустую потратил все эти годы, Амарталис де Восаф, Человек с планеты, которую и не на каждой карте Вселенной можно найти. После нашей встречи я совершенствовался и изучал все, что связано с продлением жизни, регенерацией и бессмертием. Все эти годы. И знаешь что? Я не нашел ни один труд во всей Вселенной, который бы описывал твои способности даже близко. Только глупые мифы и легенды, больше похожие на детские сказки. Ты индивид, ты особенный. Единственный и неповторимый. Истинно бессмертный!

— Да, да, ты молодец и все такое, — отмахнулся я от его назойливой тирады, — потратил кучу времени, изучая меня, что, конечно, лестно и… немного жутко, если честно, но я без понятия, кто ты такой, если, конечно, лицо Императора — не твое настоящее лицо.

На самом деле, я уже понял, кто это, мало кто во Вселенной был столь многословен, да еще чтобы вся эта болтовня была столь же напыщенной, сколь и бессмысленной. Безумный огонек в глазах не мог скрыть даже трансфэйсер. Но грех было его не побесить.

— Не помнишь? — рыкнул он. — А вот это ты помнишь? — Сенатор резким движением задрал окровавленную рубашку. На теле, от груди до живота, резко выделялся уродливый шрам, явно давнишний.

— Оу!

— «Оу!»? И это все, что ты можешь сказать? — Сенатор так же резко сорвал с уха трансфэйсер, отчего его лицо уже без расплывания мгновенно изменилось.

Перед нами предстал Нерос. Вся правая часть лица у него была сильно обожжена, а ухо, то, что от него осталось, так вообще приплавилось к черепу. Было удивительно, как во всем этом кошмаре у него остался цел глаз, слегка прикрытый у виска обгорелой кожей, но намного меньше, чем у Роула.

— Удивлен? — оскалился он в безумной ухмылке, явно довольный произведенным эффектом, точнее тем, что он счел за эффект, так как на меня все это практически не произвело никакого впечатления — подарок не так приятно раскрывать, если знаешь, что внутри, — но в глазах безумца сияло торжество, он видел то, что хотел увидеть.

— Гераклид?! — громко воскликнул Иолай. — Верон! Ты видишь тоже, что…

— Заткнись! — рявкнул Верон. Впервые за все время у него на лице отразилась настолько яркая эмоция, и этой эмоцией было — потрясение.

Нерос недовольно поморщился, достал из кармана какой-то прибор, направил в нашу сторону, и прежде, чем мы что-то успели предпринять, нас всех отбросило назад, к зияющему дверному проему.

Очухался я буквально через несколько секунд. Верон и Иолай продолжали лежать без сознания.

— Так-то лучше, — спокойно сказал Нерос, уже успев убрать прибор обратно в карман. — А то стало слишком шумно. Теперь нам не помешают. Не бойся, они не мертвы, просто в отключке. Я знал, что ты быстро придешь в себя.

— Теперь ясно, почему ко мне подослали Мару. Ты знал, что я зачастую действую не особо спешно, а потому решил подстраховаться.

— Именно. Я ждал очень долго, а теперь просто сгораю от нетерпения.

Сорок пять лет прошло. За это время проходит любая ненависть, но некоторые просто не знают, чем себя еще занять, кроме мести.

— И что же тебе нужно? — поинтересовался я. — Снова хочешь заполучить мое бессмертие? Я думал, первый раз тебя грабли огрели как следует, а ты, оказывается, еще хочешь, чтоб наверняка.

— О, нет-нет, — поднял руки Нерос, — твое бессмертие мне уже не нужно. Неужели не видишь, что я стал сильнее? Я был о тебе лучшего мнения. Те ранения, что ты мне тогда нанес, смертельны даже для гераклида, а я, как видишь, жив и здоров.

— Вижу.

Насчет здоровья я бы поспорил. Головой он точно не был в порядке, став еще безумнее, чем при первой нашей встрече. Только тогда все его естество было направлено на поимку и изучения меня, а теперь в нем кипела первобытная месть. Он стал опаснее, но не умнее, явно не умнее.

— Я готовился к этому почти пятьдесят лет, — продолжил черноглазый. — Когда ты сбросил меня в трещину в земле, я еще был жив. Мне повезло, что ты оказался невеждой и ничего не знал о камируттах. Я сказал тебе тогда, сорок пять лет назад, что камирутты почти не отличаются физически от людей, и это правда, но я забыл сказать, что наши органы распложены зеркально к вашим. Ты не поразил мое сердце, ибо оно было справа!

Когда я упал на дно, я подумал, что умру. Это так меня взбесило! — Нерос сжал кулаки. — Что за несправедливость? Ты, живущий так, словно жизнь — это бесконечная череда веселья и безделья, — бессмертный. А я, посвятивший свою жизнь науке и попытке сделать мир лучше и чище, — должен прожить каких-то лет шестьсот-семьсот, если повезет. Один миг. Это несправедливо! Как же я тогда был зол. Я вынул из живота раскаленный нож, что ты оставил во мне, и прижег им себе рану. О, ты даже не представляешь, как это было больно. Но вот в чем ирония: если бы ты вонзил в меня другой нож, практически полностью заряженный, я бы умер, мое сердце просто сгорело бы, но с более горячим клинком я бы быстрее и менее болезненно прижег рану, не стал бы так мучиться. Даже не знаю, благодарить тебя или хулить.

— Одно другому не мешает, — заметил я. Мне уже стал наскучивать этот монолог, но я понимал, что он тянет время, хотя и не без удовольствия для себя.

На улицах становилось все более шумно, и в окно можно было увидеть, как становится светлее из-за разрастающихся в городе пожаров. То там, то тут звучали выстрелы и громыхали взрывы. Революция была в самом разгаре, и победитель был очевиден, но не для всех.

— Да, наверно, ты прав, — согласился Нерос и, после короткой паузы, продолжил: — Так вот, когда я уже мысленно готовился к смерти, так же мысленно тебя проклиная, меня спасли. Те, кого ты не добил, когда погнался за мной и Гонсалом, сурусы и пара виросусов, они нашли меня и вытащили из той вонючей дыры. Я целый год восстанавливался. Не мог нормально даже есть и пить, не говоря обо всем остальном. Но в конечном итоге я все же пришел в норму и решил тебе отомстить. На самом деле, я это решил еще тогда, валясь в яме, — однако я знал, что мне не следует спешить, как в первый раз, поэтому это заняло столько времени. Я учусь на своих ошибках.