Бессонница

Она задержалась еще на мгновение, хотя и дрожала, и окинула взглядом город.

— Что он сделал? — тихим голосом спросила она. — Если он не заложил там бомбу, что же он мог сделать?

— Может быть, он все-таки заложил бомбу, а ищейки просто еще не обнаружили ее. А может, там нечто такое, на что собаки не натасканы. Скажем, канистра, спрятанная в стропилах, — какая-нибудь маленькая гадость, которую Эд соорудил в своей ванной. В конце концов он зарабатывал на жизнь химией… По крайней мере до тех пор, пока не бросил работу и не стал профессиональным психопатом. Может, он собирается потравить их газом, как крыс.

— О Господи, Ральф! — Она прижала ладонь к груди и взглянула на него в отчаянии.

— Пошли, Лоис. Давай убираться с этой чертовой крыши.

На сей раз она послушно двинулась за ним. Ральф повел ее к двери, которая… Он горячо надеялся, что она окажется незапертой.

— Две тысячи человек, — почти простонала она, когда они добрались до двери. Ральф испытал облегчение, когда ручка легко повернулась под его рукой, но Лоис обхватила его запястье холодными пальцами, прежде чем он успел открыть дверь. Ее лицо осветилось страстной надеждой. — Может быть, те человечки лгали, а, Ральф? Может быть, у них свое шило в мешке… Что-то такое, что мы никогда не сможем понять, и они солгали.

— Я думаю, что они не могут лгать, — медленно произнес он. — Вот что самое поганое, Лоис, — я думаю, они не способны лгать. И потом, есть еще это. — Он указал на Общественный центр, на грязную мембрану вокруг него, которую они не видели, но оба знали, что она все еще там. Лоис не обернулась в ту сторону. Вместо этого она накрыла его руку своей холодной ладонью, толкнула дверь и начала спускаться вниз по лестнице.

2

Ральф приоткрыл дверь на лестницу, заглянул в коридор на шестом этаже, увидел, что тот пуст, и вывел Лоис из лестничного пролета. Они направились к лифтам, а потом оба остановились перед открытой дверью, рядом с которой, на стене, было выведено яркими красными буквами: КОМНАТА ВРАЧЕЙ. Эту комнату они видели по пути на крышу с Клото и Лахесисом — репродукции Уинслоу Хомера на стенах, чайник «Силекс» на небольшой электрической плитке, отвратительная мебель. Сейчас в комнате никого не было, но укрепленный на стене телевизор работал и их старая знакомая Лизетт Бенсон читала Утренние новости. Ральф вспомнил тот день, когда они с Лоис и с Биллом сидели в комнате Лоис, ели макароны с сыром и смотрели репортаж Лизетт Бенсон об инциденте с бросанием кукол в окна «Женского попечения». Вдруг ему пришло в голову, что Билл Макговерн никогда больше не посмотрит на Лизетт Бенсон и не забудет запереть входную дверь, и его охватило яростное, как осенняя буря, чувство утраты. Он не мог до конца поверить в это, во всяком случае, пока. Как мог Билл умереть так внезапно и так бесцеремонно? Он бы так не захотел, подумал Ральф, и не просто потому, что счел бы смерть от сердечного приступа в коридоре больницы дурным тоном. Ему бы это показалось театром абсурда.

Но он видел, как это случилось, а Лоис чувствовала, как что-то жрет Билла изнутри. По ассоциации Ральф подумал о «мешке смерти», окутывавшем Общественный центр, и о том, что должно произойти там, если они с Лоис не предотвратят выступление. Он вновь шагнул к лифту, но Лоис потянула его назад. Она смотрела на экран телевизора как зачарованная.

— …испытают огромное облегчение, когда сегодняшнее выступление феминистки и защитницы права на аборт Сюзан Дэй станет историей, — говорила Лизетт Бенсон, — но такое отношение характерно не только для полиции. Явно и «друзья жизни», и сторонники «Свободного выбора» начинают ощущать усиление активности в конфронтации. Посмотрите прямой репортаж Джона Киркленда из Общественного центра. Джон?

Рядом с Кирклендом стоял бледный неулыбчивый мужчина — Дэн Дальтон. На его рубашке была аппликация с изображением скальпеля, нацеленного на младенца, лежавшего с согнутыми коленками в позе зародыша. Картинку обрамлял красный кружок с пересекающей его красной полосой. На заднем плане Ральф разглядел полдюжины полицейских машин и два новеньких фургона — один из них с красными буквами Эн-би-си на боку. Полицейский в форме бежал через лужайку с двумя псами на поводках — ищейкой и немецкой овчаркой.

— Да-да, Лизетт, я нахожусь здесь, в Общественном центре, где обстановка сейчас спокойная, но люди встревожены и настроены решительно. Со мной Дэн Дальтон, президент организации «Друзья жизни», которая так страстно выступала против речи мисс Дэй. Мистер Дальтон, вы согласны с такой оценкой ситуации?

— С тем, что в воздухе полно тревоги? — переспросил Дальтон. Ральфу его улыбка показалась одновременно нервозной и презрительной. — Да, я полагаю, можно и так сказать. Мы встревожены тем, что Сюзан Дэй, одна из величайших преступниц в стране, разгуливает на свободе и желает здесь, в Дерри, замазать главный вопрос: каждый Божий день происходит от двенадцати до четырнадцати убийств беспомощных нерожденных младенцев.

— Но, мистер Дальтон…

— И мы, — перебил репортера Дальтон, — полны решимости показать всему наблюдающему народу, что не хотим становиться нацистами, что не все мы запуганы идеей политической корректности, не все мы на нее молимся.

— Мистер Дальтон…

— Мы также полны решимости показать народу, что некоторые из нас еще способны постоять за свои убеждения и выполнить священные обязанности, которые любящий нас Господь…

— Мистер Дальтон, «друзья жизни» собираются выражать свой протест какими-либо насильственными средствами?

Вопрос заткнул ему рот на секунду и по крайней мере на время стер искусственное воодушевление с его физиономии. Когда оно исчезло, Ральф увидел нечто жуткое: под напускным оживлением Дальтона скрывался смертельный испуг.

— Насильственными? — наконец переспросил он, выговорив это слово очень осторожно, словно при неловком движении мог порезать им рот. — Боже праведный, нет. «Друзья жизни» отвергают саму идею, что из двух зол может когда-либо получиться одно добро. Мы собираемся организовать массовую демонстрацию — к нашей борьбе присоединяются защитники жизни из Аугусты, Портленда, Портсмута и даже Бостона, — но никакого насилия не будет.

— Как насчет Эда Дипно? Вы можете поручиться за него?

Губы Дальтона, и так уже сжатые и похожие на шрам, теперь, казалось, вообще исчезли.

— Мистер Дипно больше никак не связан с «друзьями жизни», — сказал он. Ральфу показалось, что в тоне Дальтона прозвучали одновременно и страх, и злоба. — Равно как Фрэнк Фелтон, Сандра Маккей и Чарльз Пикеринг, если вы хотите спросить про них.

Джон Киркленд кинул в камеру короткий, но красноречивый взгляд, говорящий, что, по его мнению, Дэн Дальтон — явный псих-одиночка.

— Вы хотите сказать, что Эд Дипно и прочие личности — к сожалению, мне неизвестно, кто они — основали свою собственную группу по борьбе с абортами? Вроде как откололись?

— Мы не против абортов, мы — за жизнь! — выкрикнул Дальтон. — Есть огромная разница, но вы, репортеры, кажется, все время упускаете ее!

— Значит, вам неизвестно местонахождение Эда Дипно и планы — если таковые имеются, — которые он может вынашивать?

— Я не знаю, где он, мне плевать, где он, и мне плевать на все… расколы.

Однако ты боишься, подумал Ральф. И если уж такой самовлюбленный хер, как ты, боится, то я, пожалуй, просто в ужасе.

Дальтон повернулся и пошел прочь. Киркленд, явно решив, что не выжал из него все, потащился за ним, разматывая провод микрофона.

— Но разве не правда, мистер Дальтон, что, будучи членом «Друзей жизни», Эд Дипно явился подстрекателем нескольких протестов, связанных с насилием, включая тот эпизод месяц назад, когда начиненные фальшивой кровью куклы летели в…