Бесспорной версии нет. Условия договора. Совсем другая тень (Сборник)

Главный кивнул, прошел в комнату, сел, поставил на пол дипломат. Некоторое время изучал его, Бугра. В голове крутнулось: а что, если сейчас завалить Главного, выбрать момент и завалить? Он, Бугор, в квартиру все равно больше не вернется. Пояс же с валютой и перстень останутся при нем. Нет, ни к чему, пустое. Да и Главный может еще пригодиться.

Будто угадав его мысли, Главный спросил глухо:

– Что долго не открывал? Мандражил?

– Что мандражить, товар при мне. Я ведь, Сергей Петрович, и слинять с ним мог, да не стал, видите?

– Куда б ты слинял? – Главный даже не смотрел на него. – Кто б у тебя взял этот товар? – Рука его потянулась к карману пиджака, вползла в него, застыла. Ясно, он с оружием.

Главный прав. Он, Бугор, товар этот не сдал бы никому.

– Сергей Петрович, я ведь так. – Косясь, Бугор отошел к стоящей в углу раскладушке. Не упуская из виду руку Главного в кармане пиджака, в которой наверняка был пистолет, присел, достал из-под матраса плоский нейлоновый пояс, набитый пачками долларов. Лихо снимала его с себя в пустом гараже девица, которая была с фирмачом! Лихо… Поискал в наволочке – вот он, байковый сверток. Легко сжал – перстень здесь, ощущается под тканью. Вернулся к столу, положил перед напарником сверток, рядом – пояс.

Главный взял нейлоновую кишку, помял, достал пачку с зелеными бумажками. Спросил:

– Здесь все?

– Обижаете, Сергей Петрович! У нас же с вами были… условия договора. Да и потом…

– Что?

– Да и потом, зачем мне грины? [25] От них одна морока.

– Верно. Грины тебе ни к чему.

Бугор проследил, как Главный перекладывает валюту в кожаную сумку. Вот напарник развернул байку, положил на нее перстень. Стал разглядывать. Сказал наконец:

25

Грины (жарг.) – доллары.

– Хорошо сработали.

– Да, – согласился Бугор.

– В этом хорошо. – Главный помрачнел. – А вот джвари из-за тебя упустили.

– Сергей Петрович, откуда ж я знал, что джвари у Вити?

– Сказано было: не трогай его.

– Ну, а сдал бы он нас ментам?

– Никому бы он нас не сдал. Только поздно об этом говорить.

Главный помолчал и подвинул к Бугру ногой дипломат:

– Твое.

Бугор взял дипломат, положил на стол, открыл:

– Сколько?

– Пятьдесят, как договорились.

Пачки в банковской оклейке уложены плотно, по виду так и есть пятьдесят тысяч. Разорвал одну, вторую. Кажется, обмана нет. Теперь он при фанере. Вдруг почувствовал: сейчас не выдержит, завоет по-собачьи – так хочется марафету.

– Сергей Петрович, а порошок? Не забыли?

Главный порылся в сумке, достал пакет, протянул:

– Гуляй.

Такой большой упаковки Бугор в жизни не видел. Взял пачку, надорвал марафет.

– Все мне?

– Тебе. – Главный встал. – Давай ключи, и разбежимся.

– Понятно.

– Сюда больше не приходи, засветимся оба.

Улыбаясь и чувствуя увесистость пачки, Бугор следил, как Главный отступает к двери. Вот он нащупал замок, сказал:

– Давай ключ. Уйдешь – захлопнешь.

Бугор достал ключи, бросил. Главный поймал связку на лету. Спросил:

– Что дальше будешь делать?

Они стояли и смотрели друг на друга, будто караулили.

– Прыгну в Кутаиси, у меня там человек и избенка с громоотводом. Буду жить тихо. – Кутаиси он назвал для понта, на самом деле человек и избенка с громоотводом ждали его в Зугдиди.

Некоторое время Главный изучал его. Снова взялся за замок:

– Понятно. Смотри, отваливай без шума. В воздушный и наземный транспорт не лезь, раздобудь частника, хотя бы до Самтредиа. Там возьми другого. И фанеры не жалей – погубит тебя когда-нибудь жадность. – Поймал движение Бугра вперед, оттопырил карман. – Ну, ну, ни с места! Тормози!

– Не верите, Сергей Петрович?

Главный прищурился, и Бугор выдавил:

– И не надо, я ведь вас понимаю. – Он в самом деле не знал, что сделает в следующий момент.

Главный открыл дверь, вышел, замок захлопнулся. Бугор облизал губы, хотелось марафета, но нет, потерпит. Надо уходить, а то, кто его знает, может, Главный сам на него наведет.

Выйдя из дома, Бугор постарался сразу же смешаться с прохожими и сесть в первый подошедший автобус. Это удалось легко, дверь захлопнулась, автобус тронулся. Шел он до Зеленого Мыса. Бугор зажал дипломат ногами, поправил висящую на плече сумку, где лежали бесценная упаковка и наспех засунутые вещи. Нащупал в кармане смятый талончик, пробил компостером. Огляделся – ничего подозрительного, публика обычная. Поразмыслив, решил все же последовать совету Главного и взять частника. Вот только ехать до Самтредиа вряд ли кто согласится – далеко. Добраться хотя бы до Ланчхути. У Ланчхути он знает трейлерную стоянку, с шоферами как-нибудь договорится. Если повезет, на трейлере можно добраться прямо до Зугдиди.

На второй остановке Бугор сошел. Пройдя немного вперед, поднял руку. Завизжало тормозами такси, но он жестом показал: проезжай, не нужен. Минут через пять остановился «москвич». Бугор приоткрыл дверцу:

– До Ланчхути. Не обижу.

– До Ланчхути далеко, извини. Не могу.

– Сказал же, не обижу. Сколько просишь?

– Чудак. Меня дома ждут.

Бугор продолжал держать ручку, толстяк газанул. Пришлось отстраниться, хлопнуть дверцей. Снова подняв руку, подумал: нужно сразу сказать, что дает сто, – любой поедет куда угодно. Стоял минут десять, пока не увидел: выйдя из потока, метрах в двадцати впереди тормознули желтые «жигули». Правда, кажется, кто-то проголосовал раньше. Да. Вон бегут по кромке тротуара два юнца.

Бугор подошел к «жигулям» первым:

– Шеф, в Ланчхути, хорошо заплачу.

Парень в бейсбольной шапочке, с накачанной шеей прищурился:

– Что значит «хорошо»?

Бугор сам не понял, как губы сказали:

– Три чирика. – Выругал себя: почему три чирика, он же хотел сказать «сто». Но даже подумав это, не поправился, стал ждать.

Подбежали юнцы.

– Эй, дядя… Мы первые голосовали, отойди…

Юнцы стали оттирать Бугра в сторону, но он даже не обернулся. Бугор смотрел на бейсбольную шапочку, упершись ногами и держась за дверь. Снова подумал: зря сказал насчет тридцатки.

– Маловато три чирика, полтинник, – поставил условие водитель.

Пятьдесят рублей Бугор все-таки выгадал, но тут один из юнцов с силой рванул его за рукав. Куртка затрещала. Бугор обернулся:

– Отвали, шушера!

Тот, что повыше, довольно массивный, с усиками, нагло прищурился:

– Я тебе дам «отвали». Это мы машину остановили!

На вид ребятишки крепкие, и все равно он справился бы с ними шутя, если бы не боялся шума. Шум поднимать нельзя, убей, нельзя. Сказал миролюбиво: