Бесстрашная

– Патрик, я ждала, когда ты проснешься.

Он знал этот голос с придыханием так же хорошо, как собственный.

– Шарлотта, что с моими глазами? – спросил он. Она взяла его за руку и успокаивающе пожала:

– Вчера ты целый день был на воздухе и твои глаза ничем не были защищены от блеска снега на солнце.

– Это непоправимо?

– Улисс говорит, что это – пройдет. Он услышал скрип стула и шорох платья.

– Ты можешь меня разглядеть?

– Я различаю лишь твой силуэт и, кажется, немножко различаю цвет платья. Ты сегодня не в черном?

– Нет. На мне зеленое платье. И ты на самом деле его видишь?

– Вроде бы вижу. Ты всегда великолепно выглядела в зеленом.

– Я подумала, что для меня наступило время покончить с трауром. Кроме того, я хотела отпраздновать твое благополучное возвращение. Я знаю, у тебя болят глаза, но как насчет остального?

– Чувствую себя, как и полагается старику.

– Ты не старик, могу в этом поручиться, – ответила она с грудным смехом.

Интимная окраска ее смеха заворожила Патрика, как и сами слова.

Почему это она могла поручиться, что он не старик? Неужели он был таким идиотом, что пытался ее соблазнить, когда был пьян? Правда, еще недавно он ощущал потребность в женщине. Хотелось бы только припомнить, когда это было.

Шарлотта склонилась к нему и обняла за плечи. Ее щека коснулась его щеки, и Патрик почувствовал, что она мокрая от слез. Казалось, его руки поднялись сами собой, и он прижал Шарлотту к себе. Боже, чувствовать ее было так приятно! Она была теплая, живая и… нежная там, где женщине полагается быть нежной.

Он и не помышлял о том, что когда-нибудь снова обнимет женщину и уж, конечно, не Шарлотту. И все же ему не хотелось отпускать ее.

– Я так беспокоилась, когда ты не вернулся к ужину вчера вечером, – бормотала она, прижимаясь лицом к его груди. – Улисс отлично организовал твои поиски.

– Так это был не Рио? – спросил Патрик, уткнувшись носом в ее надушенную шею.

– Рио заболел, и Улисс отправил его домой. Всем руководил твой сын. Он и нашел тебя. – Шарлотта высвободилась из его объятий. – Он привез тебя домой, на ранчо, примерно в два часа ночи. Он спас тебе жизнь, Патрик.

Эти слова восстановили пробел в его памяти, будто краеугольный камень встал на место в воздвигнутой арке. Он, как ему вдруг показалось, услышал слова Улисса:

– Я уже потерял мать. И не хочу потерять отца.

– Я хочу видеть своего сына, – сказал Патрик.

– Ты только что проснулся. Не хочешь сначала что-нибудь поесть?

Упоминание о пище пробудило к жизни его пустой желудок, отозвавшийся урчанием. Но Патрик решил не обращать внимания на это ощущение пустоты внутри.

– С едой можно повременить. Господь счел возможным дать мне еще один шанс, и я собираюсь правильно его использовать.

– Что сделать правильно?

– Все, моя дорогая Шарлотта, начиная с того, что хочу быть Улиссу хорошим отцом, настоящим отцом. Видишь ли, у меня есть ангел-хранитель, и я не собираюсь его разочаровывать. Я обязан Улиссу жизнью. Более того, пора платить долги.

До недавнего времени Патрик не помышлял о бренности своего тела, даже когда умерла Илке. Ему казалось, что никто не думает о смерти. Смерть – это то, что случается с другими. Если бы люди об этом думали, воины никогда бы не ступали на поле брани, а женщины никогда бы не решились иметь детей.

Но именно мимолетная встреча со смертью заставила его стать другим человеком, а точнее, просто человеком, каким в своей непомерной гордыне он себя и считал.

Шарлотта почувствовала его желание помириться с Улиссом. Она прочла это в выражении лица Патрика. Ей было знакомо это выражение, потому что много раз она видела его в зеркале на своем собственном лице. Особенно в первые годы своего брака с Найджелом, когда считала, что они еще могут решить все свои затруднения.

Найджел никогда не откликался на ее попытки, но чутье подсказывало Шарлотте, что Улисс обрадуется желанию отца помириться с ним.

И вдруг в ее мозгу мелькнула ужасная мысль: если Патрик помирится со своим сыном, ее общество перестанет быть ему необходимо.

В день, когда Шарлотта узнала о смерти Илке, она подняла парус на утлом суденышке изворотливости и полуправды. Малейшее изменение ветра могло сбить ее кораблик с курса.

Примирение отца с сыном разорвет пелену непонимания между ними, а с планами и надеждами Шарлотты будет покончено.

Несмотря на мрачные предчувствия, она хотела поступить так, как было бы лучше для Патрика. Его счастье значило для Шарлотты больше, чем ее собственное. А это, как она знала, было истинным мерилом любви.

– Я сейчас же приведу Улисса, – сказала она. Она шагнула к двери, закрыла ее за собой и, почувствовав, что колени ее ослабли, прислонилась к стене. Патрик именно тот человек, который был ей нужен, но они встретились в неподходящее время. Она почти слышала свой голос, когда говорила Велвет о своих планах: дружбе между Алицией и Улиссом, а в конечном счете и любви. Она и не предполагала, что может попасть в свою же ловушку.

Шарлотта не ожидала, что почувствует что-нибудь большее, чем желание быть полезной Патрику. Но теперь воспоминание о его купании, о крепко сбитом теле Патрика заставляло ее сердце трепетать.

Когда в последний раз она видела обнаженного мужчину? Да, это был ее муж, умерший от сердечного припадка в постели своей очередной любовницы. Вид его белой кожи, вялой плоти и округлого брюшка наполнил ее отвращением.

Тело Патрика столь же разительно отличалось от тела Найджела, как богатая плодородная почва отличается от болотной трясины. Прекрасно развитая мускулатура Патрика говорила о склонности к физическому труду. Вялая плоть Найджела свидетельствовала об обратном – о напрасно потраченной беспутной жизни.

Она отдала бы все на свете за право снова войти в комнату Патрика и тотчас же рассказать ему всю правду о себе: об утраченном состоянии и о своей вновь проснувшейся любви к нему. Но Патрик был не таким человеком, чтобы легко примириться с глупостью или ложью. А она впала в оба эти греха.

Нет, решила Шарлотта, направляясь к лестнице, у нее нет выбора. Алиция еще могла завоевать сердце Улисса, и Шарлотта не сделает ничего, чтобы испортить жизнь дочери.

Улисс сидел за большим письменным столом в библиотеке, пытаясь отшлифовать речь, которую он намеревался произнести на следующей сессии законодательного собрания. Но взгляд его все время отрывался от бумаг и путешествовал к софе, где прошлой ночью спала Райна.