Бестия

Известие о случившемся пришло к нему, когда он обедал с женой, дочерью и ее другом. Они сидели в недавно открывшемся итальянском ресторане в Кингсмаркхэме, который назывался «Примавера» — «Весна». Они уже почти доели второе, когда он услышал сигнал своего телефона, что — как он потом понял — неожиданно и резко остановило его, не дав совершить действия, о которых он мог бы потом сожалеть. Быстро обменявшись несколькими словами с Дорой и довольно небрежно простившись с остальными, он тут же вышел из ресторана, оставив в тарелке телятину по-марсальски.

Он трижды пытался дозвониться в Тэнкред-хаус, но всякий раз линия была занята. Когда машина, которую вел Доналдсон, преодолела первый поворот узкой лесной дороги, он сделал новую попытку, и на этот раз ответил Берден.

— Была снята трубка. Она валялась на полу. Здесь три трупа. Все застрелены. Мимо вас, должно быть, проехала «скорая помощь» с девушкой.

— Как она?

— Пока не знаю. Была в сознании, но состояние серьезное.

— Вы говорили с ней?

— Конечно. Пришлось. В дом проникли двое, но она видела только одного. Она сказала, что все произошло в восемь или сразу же после восьми. Больше она говорить не могла.

Уэксфорд сунул телефон в карман. Часы на приборной панели показывали двенадцать минут десятого. Когда он узнал о случившемся, то уже был достаточно раздосадован, и это состояние недовольства продолжало нарастать. Сидя за столиком в «Примавере», он пытался подавить в себе чувство антипатии и явного неприятия. И затем, когда уже не в первый раз с его губ готово было сорваться резкое слово и он — исключительно ради Шейлы — сдерживал себя, просигналил телефон. Сейчас он решительно отогнал от себя неприятные воспоминания: думать об этом просто нет времени, он должен сосредоточиться на убийствах в Тэнкред-хаусе.

За деревьями показался освещенный дом, затем его опять поглотила темнота, и он вновь появился, когда Доналдсон выехал на последний участок подъездной дороги и поехал по лужайке. Немного задержавшись перед проемом в низкой каменной ограде, он нажал на газ и проехал к входной двери. В темной воде бездействующего фонтана отражалась скульптура, изображавшая, по всей вероятности, преследование Дафны Аполлоном. Доналдсон объехал ее слева и остановился рядом с остальными машинами.

Дверь была распахнута. Уэксфорд заметил, что в левом западном крыле выломана рама. Войдя внутрь, он оказался в оранжерее с лилиями, у выхода из которой по обеим сторонам на опорах стояли декоративные экраны, как ему показалось, в стиле классицизма братьев Адам, и сразу же за ними арочным проемом открывалась огромная зала. В глаза бросались пятна крови на полу и коврах. На светлом дубовом полу они выглядели словно причудливая карта островного архипелага. Как только к нему подошел Бэрри Вайн, Уэксфорд заметил тело мужчины у подножия лестницы.

Приблизившись, он внимательно осмотрел его. На вид около шестидесяти, высокий, стройный, с красивым лицом и четко очерченными чертами, которые принято называть тонкими.

Кожа на лице успела приобрести желтовато-восковой оттенок. Рот и голубые глаза открыты. Кровь окрасила в алый цвет белоснежную сорочку, проступила темными пятнами на пиджаке. Мужчина был в костюме и галстуке. Он был убит двумя выстрелами с близкого расстояния, пули вошли в грудь и голову, превратив ее в кроваво-коричневое месиво, в котором торчали густые седые волосы.

— Вы знаете, кто это?

Вайн покачал головой.

— Откуда мне знать, сэр? Вероятно, владелец дома.

— Это Харви Копленд, бывший член парламента от Южного Бороуза и муж Дэвины Флори. Я понимаю, вы работаете здесь не так долго, но вы ведь слышали о Дэвине Флори?

— Да, сэр, разумеется.

По лицу Вайна никогда нельзя было сказать, знает он о чем-то или нет. Оно всегда было непроницаемым, манера поведения невозмутимо-спокойная.

Готовя себя к тому, что ему предстояло увидеть, Уэксфорд прошел в столовую, и все же то, что предстало его глазам, заставило его на секунду задержать дыхание. Никто никогда не может привыкнуть окончательно. Он знал, что никогда не сможет спокойно воспринимать подобные сцены.

В комнате работали Берден и фотограф. Кроме них, в комнате находились Арчболд — он обычно составлял описание места преступления и сейчас делал замеры и записи — и двое технических работников из отдела судебно-медицинской экспертизы. При появлении Уэксфорда Арчболд выпрямился, и Уэксфорд сделал ему знак продолжать. После того как он наконец смог задержать взгляд на телах двух женщин, он спросил Бердена:

— Та девушка… Повторите все, что она сказала.

— Их было двое. Все произошло около восьми. Они приехали на машине.

— Как еще можно пройти сюда?

— Они услышали наверху шум. Мужчина, который лежит у лестницы, пошел взглянуть.

Обойдя вокруг стола, Уэксфорд остановился радом с женщиной, чья голова была запрокинута на спинку стула. Отсюда он мог лучше рассмотреть ту, что упала на стол. Он молча глядел на то, что осталось от ее лица, левой щекой уткнувшегося в тарелку, полную крови.

— Это Дэвина Флори.

— Думаю, что да, — тихо отозвался Берден. — А мужчина у лестницы, без сомнения, ее муж.

Уэксфорд кивнул. Его охватило какое-то странное чувство, что-то вроде благоговейного трепета.

— Кто эта женщина? Кажется, была еще дочь.

Второй женщине, должно быть, было лет сорок пять.

Глаза и волосы темные. Лицо абсолютно бесцветное. В жизни она, вероятно, имела очень белую кожу. Женщина была худая, одетая в цветастое хлопчатобумажное платье цыганского стиля, украшенное бусинами и цепочками. Цвета в основном красные, но прежде не такие яркие, как сейчас.

— Видимо, было немало шума.

— Кто-то мог услышать, — сказал Уэксфорд. — Ведь в поместье должны быть еще люди, те, кто обслуживал Дэвину Флори, ее мужа и дочь. Я наверняка знаю, что здесь есть экономка и, возможно, садовник, они живут здесь, в усадебных коттеджах.

— Я уже распорядился. Карен и Гэрри пошли, чтобы разыскать их. Вы, вероятно, заметили, что по дороге сюда нам не попалось ни одного дома.

Уэксфорд обошел вокруг стола, остановился на минуту, затем подошел ближе к телу Дэвины Флори. Ее густые темные с проседью волосы рассыпались по столу слипшимися от крови прядями. На плече красного шелкового облегающего платья — Дэвина Флори тоже была худой — проступило огромное темное пятно. Руки лежали на окровавленной скатерти, словно руки спирита. Это были необычно длинные тонкие руки, такие у женщин бывают редко, разве что на Востоке. Годы почти не тронули их, или же смерть уже сжала вены. На левой руке — простое обручальное кольцо, правая — слегка сжата, словно в попытке схватить окровавленную скатерть.

Странное чувство, охватившее Уэксфорда, продолжало нарастать; он отступил назад, чтобы целиком охватить взглядом эту жуткую сцену насилия и разрушения, когда дверь в столовую с шумом распахнулась и вошел патологоанатом. Пару минут назад он слышал, как к дому подъехала машина, и подумал, что это вернулись Гэрри Хинд и Карен Мэлахайд, но оказалось, что приехал доктор Бэзил Самнер-Куист, человек, которого Уэксфорд считал хуже проклятия. Он предпочел бы иметь дело с сэром Хилари Тремлеттом.

— Господи Боже мой! — произнес Самнер-Куист, — как низко пали власть предержащие!