Бетховен
Шрифт:
Из Праги Бетховен направился в Берлин. Прусская столица, как и Прага, жила значительно менее напряженной музыкальной жизнью, чем Вена. Единственный значительный композитор, автор песен и зингшпилей, Иосиф Рейхардт, был выслав из Берлина за политическую неблагонадежность и симпатии к Французской революции. Инструментальная музыка была в немилости. Зато Берлин мог гордиться хоровым коллективом в девяносто человек, именуемым «Певческой академией». «Академия» исполняла многоголосные хоровые композиции Генделя, Баха и руководителя «Академии» Фаша. Здесь процветала преимущественно церковная музыка, и оба руководителя этого учреждения — Фаш и Цельтер (впоследствии друг Гёте) — вовсе не стремились к знакомству с передовыми идеями в музыке.
Однако гениальные импровизации Бетховена при дворе и в «Академии» вызвали необычайный восторг. Бетховен написал для придворного виолончелиста короля прусского, француза Дюпора, две сонаты (опус 5) и получил от Фридриха-Вильгельма II золотую табакерку, наполненную луидорами. Композитор тщеславно гордился тем, что табакерка была не простая, а «посольская» (такое наивное тщеславие проявлялось у этого демократа нередко). Впрочем, Берлином Бетховен остался
Черни [54] со слов очевидцев так описывает берлинские импровизации Бетховена: «Его импровизация была в высшей степени блестяща и достойна удивления. В чьем бы обществе он ни находился, Бетховен умел на каждого слушателя произвести такое впечатление, (что ни одни глаза не оставались сухими, а многие разражались громкими рыданиями… Однажды, кончив одну из своих импровизаций, он разразился громким смехом и стал издеваться над своими слушателями, столь несдержанными в выражении душевных движений, коих он был причиной. «Глупцы! — говорил он, точно чувствуя себя оскорбленным подобными знаками участия. — Кто может жить среди этих избалованных детей?»
54
Знаменитый педагог Карл Черни был в то время мальчиком шести лет. Впоследствии, сделавшись учеником Бетховена, он много лет подряд наблюдал великого композитора и оставил о нем множество воспоминаний, частью напечатанных в английских газетах.
В 1812 году Бетховен сам рассказывал об этом Гёте и Беттине Арним: «Слушатели со слезами на глазах теснились около меня не аплодируя. Я им сказал: «Это не то, чего мы, художники, желаем. Мы требуем аплодисментов». Презираемый им «романтизм» берлинцев послужил главной причиной, по которой Бетховен отклонил предложение прусского короля занять место придворного музыканта в Берлине.
С берлинскими музыкантами Бетховен сходился туго. Цельтер, консерватор по убеждению, терпеть не мог Бетховена и много лет поддерживал предубеждение Гёте против последнего. О взаимоотношениях Бетховена с берлинскими музыкантами говорит следующий любопытный инцидент. Лучший берлинский пианист Гиммель импровизировал в модной, столь ненавистной Бетховену, сентиментальной манере. Бетховен долго слушал его и вдруг произнес: «Когда же вы, наконец, начнете играть?» В ответ на возмущение Гиммеля Бетховен спокойно сказал: «А я думал — вы только слегка прелюдируете [55] !» Гиммель не остался в долгу. Внешне оставаясь с Бетховеном в приятельских отношениях, Гиммель в отместку однажды сообщил Бетховену в Вену о «новом изобретении» — «фонаре для слепых». Бетховен поверил в этот абсурд. Проявляя живейший интерес ко всем новым идеям и изобретениям, он возбужденно рассказывал об этом чудодейственном фонаре друзьям и знакомым и требовал от Гиммеля подробностей. Гиммель всласть посмеялся над наивной доверчивостью великого композитора.
55
Играете вступление.
Бетховен покинул Берлин в июне 1796 года. Летом он, по всей вероятности, поехал в Венгрию (Пресбург и Пешт) и, очевидно, перенес там какую-то тяжелую болезнь [56] .
Поздней осенью 1796 года мы вновь встречаем Бетховена в Вене. Политическая обстановка стала тревожной. Наполеоновские войска разгромили австрийцев в Италии и ввергли в панику австрийское правительство и командование. В Вене формировались батальоны добровольцев. Некто Фридельберг, молодой офицер австрийской армии, изготовил стихотворные тексты патриотического содержания и весьма посредственного качества. Бетховен написал на эти тексты две песни, которые, впрочем, успеха не имели. Трудно понять, почему прекрасная героическая «Походная песня» [57] не сделалась в то время популярной. Впрочем, бетховенское патриотическое творчество не способствовало военным успехам австрийцев. Разгромленные наголову, они в панике бежали, и к концу года Вена была наводнена немецкими беженцами из Италии. Среди них были и знаменитые виртуозы, братья Ромберг (скрипач Андрей и виолончелист Бернгардт), товарищи Бетховена по боннской капелле. В начале 1798 года они объявили «академию» в Вене. В те тревожные времена публике было не до концертов. Чтобы привлечь публику, требовалось что-нибудь из ряда вон выходящее. Братья Ромберг пригласили к участию Бетховена — и не ошиблись: в известной мере успех их предприятия был обусловлен именем Бетховена, всегда привлекавшим публику.
56
Лето 1796 года остается до сих пор мало освещенным периодом жизни Бетховена.
57
Под таким названием у нас издана с новым текстом одна из этих двух песен.
Вена. Университетская площадь в конце XVIII века. (Современная цветная гравюра)
Исполнение сочинений Бетховена становится все более частым. Издатель Артариа, после блестящего успеха первых произведений, объявил в начале 1797 года о выходе в свет двух «берлинских» виолончельных сонат, струнного трио (опус 3), вариаций на русский танец и других сочинений. Как виртуоз, Бетховен занял первое место в музыкальной жизни не только Вены, но и всех Немецких стран, — только один Иосиф Вельфль, ученик Моцарта, мог соперничать с Бетховеном-пианистом. Это был серьезный соперник. Беспримерная чистота и точность, спокойствие, изящество, небольшой, но красивый звук, мастерство техники,
отсутствие «романтических затей», вроде модного тогда сокращения длительности звуков (якобы под влиянием нахлынувших чувств), — все это делало игру Вельфля единственной в своем роде. Но Бетховен имел преимущество перед Вельфлем: он был не только совершенный пианист, но и гениальный творец. «Дух его, — по выражению современника, — рвал все сдерживающие оковы, сбрасывал иго рабства и, победно торжествуя, летел в светлое эфирное пространство. Его игра шумела, подобно дико пенящемуся вулкану; душа его то поникала, ослабевая и произнося тихие жалобы боли, то вновь возносилась, торжествуя над преходящими земными страданиями, и находила успокаивающее утешение на целомудренной груди священной природы». Эти восторженные строки свидетельствуют о впечатлении, производимом игрою Бетховена на слушателей.Война с Наполеоном возобновилась и закончилась позорным для Австрии миром в Кампоформио. Наполеон явно издевался над Австрией, предложив среди мирных условии пункт об учреждении в Вене специального французского театра для посла Франции. Первым послом в Вене был назначен молодой генерал Бернадотт. В феврале 1798 года герой австрийского похода, тридцатидвухлетний французский генерал, поселился в Вене в качестве посла Франции. В числе немногих сопровождавших его лиц находился известный парижский скрипач Рудольф Крейцер. Общество отнеслось к послу более чем сдержанно. Император его не принял, ссылаясь на болезнь. В ожидании приема Бернадотт жил очень замкнуто. Тем не менее Бетховен нашел путь в посольский дворец. Страстно интересуясь революционной Францией, Бетховен втайне сочувствовал врагам императорской Австрии. Частые встречи с Бернадоттом привели к дружбе двадцатисемилетнего музыканта с послом и сопровождавшим его скрипачом Крейцером. Композитор верил тогда в освободительную миссию наполеоновских походов Через семь-восемь лет Бетховен резко изменил свое отношение к французским оккупантам. А пока — новая дружба крепла, и лишь неожиданное происшествие разлучило друзей. Бернадотт через два месяца после своего приезда поднял над зданием посольства трехцветный флаг революционной Франции. Это привело к искусственно созданному правительством «народному возмущению», и послу пришлось покинуть Вену.
Надо думать, что разговоры Бетховена с Бернадоттом не ограничивались музыкальными темами, а касались и политических вопросов. Бернадотт сын провинциального французского адвоката, выдвинутый революционными событиями на руководящий пост, был подлинным порождением буржуазной революции и тем импонировал композитору-демократу. Возможно, что Бетховен получил первый импульс к написанию революционной «Героической симфонии» именно под влиянием встреч с Бернадоттом.
Композитор сохранил большое уважение к скрипачу Крейцеру, посвятив ему впоследствии известную «Крейцерову сонату» (опус 47). К сожалению, офранцуженный немец Крейцер был полон высокомерия по отношению к немецким музыкантам, подобно знаменитому французскому оперному композитору Керубини: оба впоследствии проявили полное пренебрежение к бетховенской музыке.
Луиджи Керубини (Портрет работы Энгра, 1842 г., Лувр, Париж)
Артистические триумфы Бетховена продолжались, невзирая на напряженную политическую обстановку. В 1798 году он концертировал, в Праге и дважды выступал там публично. Он исполнял оба первых фортепианных концерта (опус 15 и 19), еще носящих печать гайдновской традиции, но уже дышащих подлинной бетховенской энергией (особенно рондо из первого концерта, написанного позднее второго), изящную вторую сонату (опус 2, № 2 ля мажор) и вариации. Один из лучших пражских музыкантов, будущий знаменитый педагог, Венцель Томашек, Тогда еще молодой человек, назвал Бетховена «исполином среди пианистов» [58] .
58
Ко времени пребывания Бетховена в Праге в 1798 году относится следующий случай. Одна дама спросила Бетховена, часто ли он слушает оперы Моцарта. Бетховен, любивший шутки и мистификации, ответил: «Нет, сударыня, я их не знаю. Вообще я неохотно слушаю чужую музыку, так как боюсь нанести ущерб своей оригинальности». Подобные шутки и давали повод говорить о непомерном самомнении Бетховена.
В 1799 году Бетховен встретился с двумя всемирно известными музыкантами: контрабасистом Драгонетти, с которым играл свою виолончельную сонату, и пианистом Джоном Крамером. Драгонетти привел Бетховена в такое восхищение идеально точным исполнением виолончельной партии его сонаты на контрабасе, что тот, вскочив с места, горячо обнял и контрабас, и контрабасиста. Оркестровые контрабасисты, которых Бетховен до той поры презрительно именовал «водовозами», вскоре почувствовали результаты знакомства Бетховена с Драгонетти. Контрабас, бывший не в чести у композиторов и обычно не имевший в оркестре самостоятельной партии [59] , привлек с этого времени внимание Бетховена, повысил в нем интерес к инструменту и требования к мастерству контрабасиста.
59
У Моцарта и Гайдна контрабас только удваивал в нижней октаве партию виолончели.
Общение с Крамером также оказалось приятным и благотворным. Английский пианист был одним из первых музыкантов Европы, по достоинству оценившим новый язык произведений Бетховена. Поклонник Баха, Крамер написал свои знаменитые, исполняемые и поныне, фортепианные этюды, с целью облегчить пианистам изучение и понимание баховского сборника прелюдий и фуг. Этюды Крамера оказали известное влияние и на композиторскую технику Бетховена. Наконец, игра его, отличавшаяся не только исключительно богатой техникой, но и вкусом и благородной выразительностью, настолько восхитила Бетховена, что Крамер остался единственным пианистом, признаваемым им без оговорок. С своей стороны, Крамер считал Бетховена несравненным пианистом, особенно после того, как ему удалось подслушать его импровизацию.