«Без меня баталии не давать»

— А корабли?

— Он сказал: это почётный эскорт.

— А моя яхта?

— Твоя стоит на Темзе, и маркиз Кармартен хочет лично вручить её тебе, он же её конструктор.

— Немедленно выходим в море, — загорячился Пётр.

Однако, поразмыслив, понял, что надо всё же кончить фрегат, тем более что там осталось не так много работы. Однако не отказал себе в удовольствии выйти на яхте в залив и походить на ней часа два.

Быстро были закончены отделочные работы на «Петре и Павле». И опять явился Бозе, посланец польского короля Августа, всё с той же просьбой: помочь войсками, поскольку-де Конти не смирился и уже собрал под свои знамёна армию в одиннадцать тысяч человек.

— А разве у самого Августа нет армии?

— Есть.

— Ну так в чём дело?

— Его армия из саксонцев, и если учинится драка, ещё неведомо, на чьей стороне окажутся поляки.

— Но я же говорил, чтоб нам вступить в Польшу, нужна письменная просьба сейма, — сердился Пётр.

— Но её невозможно сейчас получить, ваше величество.

— Почему?

— На сейме до сих пор много сторонников де Конти. И дело часто доходит до потасовок. Разве вы не знаете поляков? Кроме того, на стороне де Конти и литовский гетман Сапега.

— Август обращался к кому-нибудь ещё за поддержкой?

— Да. К Австрии.

— И что Вена?

— Австрия обещала помочь.

Пётр посмотрел на Лефорта, Головина.

— Ну что скажете, великие послы? Франц? Фёдор?

— У Австрии действительно сейчас собрана стотысячная армия, — сказал Головин. — Так, по крайней мере, сообщает наш агент, но она вроде назначена не для Польши. Но с другой стороны султан шлёт в Вену своих эмиссаров просить мира.

— Не завирается ваш агент?

— Не должен был.

— Я должен отъехать в Англию и быть спокойным за Польшу. А как быть спокойным, если даже на море от французов надо остерегаться. Сдаётся, и Вильгельм для этого прислал два военных корабля.

— Ну это не обязательно для охраны, герр Питер.

— А для чего же?

— Для чести. Он же знает, кто ты в действительности.

— Я думаю, надо написать князю Ромодановскому Михаилу Григорьевичу предписание: немедленно вступить в Польшу, как только этого потребует король Август, — решил Пётр. — Пишите официальное предписание, а я черкну ему несколько слов.

Предписание князю Ромодановскому было составлено и запечатано в пакет с двумя печатями — Великого посольства и царя. Записка Петра, вложенная туда вместе с предписанием, была короткой:

«Михаил Григорьевич, для Бога окажи королю Августу всяческую поддержку, как он лично укажет. Пётр».

Вручая пакет Бозе, Пётр сказал:

— Ты знаешь, что в нём. Пусть и король его не распечатывает. А когда явится вдруг нужда в незамедлительной помощи, пусть вручит этот пакет князю Ромодановскому лично. Он стоит с армией у границ Польши. Запомни, печати эти сорвать должен только князь Ромодановский, никто более.

Теперь, казалось, можно было отправляться в Англию, но Лефорт возразил:

— Уезжать насухую, Питер, великий грех. Ивашка Хмельницкий обидится.

— Ты окончательно обрусел, Франц, — засмеялся Пётр. — Приглашай и офицеров английских.

На «прощальный ужин» — так было названо это событие — были приглашены капитаны и офицеры всех кораблей во главе с вице-адмиралом Митчелом.

Ужин вылился в обычную попойку, где и хозяева и гости, изрядно опьянев, пели песни и русские, и английские. Один из первых тостов, пока ещё все были трезвые, Лефорт посвятил Петру:

— Друзья мои, господа, я вручаю вам моего лучшего друга герра Питера и надеюсь, вы доставите его в вашу чудесную страну в целости и сохранности. Пью за ваше счастливое плаванье.

Бомбардир хотя и был пьян, но время даром не терял. Залучив в уголок капитанов, он договорился, чтобы они зачислили в матросы на время перехода его волонтёров.

— И гоняйте их как Сидоровых коз.

Шафиров, переводивший разговор, сказал:

— Господин бомбардир, они интересуются, что это за козы Сидоровы?

— Объясни им, это те козы, которым не надо давать поблажки. Гонять вниз-вверх от палубы до клотика. Ну, а если серьёзно, чтоб они обязательно постояли на вахте. Обязательно.

Капитаны обещали, и обрадованный Пётр стал сам наливать им кубки с вином, не забывая и себя, более того, являя достойный пример в винопотреблении.

Тут же на ужине Пётр договорился с вице-адмиралом идти вместе на его фрегате.

— Я буду у вас матросом, — сказал он Митчелу.

— Почту за честь, сэр Питер, — отвечал адмирал.

Девятого января 1698 года состоялось отплытие Петра в Англию. Зима — не самое лучшее время для морских путешествий. Дули сильные холодные ветры, море бушевало. Вместе с Петром были на фрегате и саардамские спутники бомбардира — Ментиков, Головкин и Аргилович.

Пётр был одет в тёплую матросскую куртку и, несмотря на пронизывающий ветер, не хотел уходить с палубы. Приходилось и Митчелу торчать наверху.

Шли в полный бейдевинд [60] , ветер дул в левую скулу судна, и его изящно качало и бросало, что веселило бомбардира, но не его спутников. Имеретинскому царевичу было плохо, его тошнило. Когда очень уж накатывало, он выскакивал на палубу, склонялся через поручни, блевал в зелёную кипящую воду. Пётр хватал его сзади за куртку, чтоб бедняга не свалился за борт, успокаивал как мог:

60

Бейдевинд — курс парусного судна, при котором его диаметральная плоскость составляет с линией направления ветра угол меньше 90°.

— Ничего, ничего, Аргил. Это пройдёт. Терпи.

Не намного лучше чувствовали себя и Головкин с Меншиковым, лежавшие пластом в каюте.

И поэтому, когда последовала команда капитана: «Взять рифы!», что означало уменьшить площадь парусов, то «брать» их вместе с матросами полез на мачту и сэр Питер и справился с этим вполне профессионально. Но, «взяв рифы», он отчего-то не захотел спускаться на палубу, а оставался на марсе, да ещё махал оттуда рукой вице-адмиралу, звал к себе.

Митчел, улыбаясь, показывал рукой свою комплекцию, не могу, мол, с таким весом лезть на мачту. Пётр хохотал и не спешил спускаться вниз.

Митчел, воспользовавшись тем, что дотошный матрос наверху, ушёл в капитанскую каюту покурить. Набил трубку, затянулся с блаженством. Но вскоре туда явился и матрос Питер и бесцеремонно протянул руку к вице-адмиралу:

— Дай-ка затянуться.

Митчел предложил свою табакерку, мол, набивай трубку, закуривай, но матрос всё же забрал адмиральскую, затянулся раза два и вернул. Лишь после этого достал из кармана свою.

— Видишь, мокрая.

Вытер трубку прямо о куртку, продул, выбил о стол из неё чёрную мокроту, достал из кармана обрывок пеньковой верёвки, насухо протёр и только после этого стал набивать табаком.