Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

Я (увы!) не политолог, но полагаю, что признание протектората Великобритании над Афганистаном, вкупе с обещанием от имени Российской Империи не входить с афганским эмиром в прямые сношения, это большой шаг назад.

А признание суверенитета Китая над Тибетом и раздел Персии на сферы влияния, хотя и подносились как большое достижение Российской дипломатии, являлись скорее тактическими выигрышами, да и то, весьма спорными. Стратегическое преимущество (и не в первый раз!) получила скорее Великобритания.

А Боснийский кризис? Секретные переговоры господина Извольского за спиной Николая

Второго, с австрийским министром иностранных дел Эренталем в 1908 году, едва не закончились очередной Балканской войной, и справедливо считаются тяжёлым поражением российской дипломатии.

В некотором роде, победой Извольского и российского МИДа можно считать Русско-итальянское соглашение 1909 года, когда, поддержав Италию в её претензиях на Албанию, в противовес Австро-Венгрии, Российская Империя изрядно ослабила Тройственный Союз[ii]. С другой стороны, победа эта обернулась чередой Балканских войн, которые и стали одной из первопричин Первой Мировой…

… но несмотря на всё это, несмотря на ярко выраженную профранцузскую позицию и несколько сомнительные достижения по посту главы МИДа, Александр Петрович не утратил поддержки Николая Второго, и, хотя и утратил пост министра, сохранил за собой одну из ключевых должностей в министерстве.

Полагаю, отчасти это как раз потому, что впечатление господин Извольский производить умеет…

… и он его произвёл.

Полагая себя человеком, достаточно психологически устойчивым, я, чёрт подери, оказался совершенно не готов к противостоянию с высококлассным дипломатом!

Если поначалу я отыграл пару позиций, сломав простейшую комбинацию по приведению меня к покорности, то несколько минут спустя посол полностью отыграл их. А сейчас, не повышая голоса, безукоризненно вежливо он разносит меня в пух и прах! Понимаю… я, черт подери, всё понимаю…

— … политика, Алексей Юрьевич, не делается с наскока, — устало выговаривает мне дипломат, полуприкрыв воспалённые глаза красноватыми, набрякшими веками, — как бы вам не хотелось иначе!

— Полагаю, — чуть склонил голову Извольский, — что руководствовались вы благими намерениями…

Его щека явственно дёрнулась, а рука, которой они придерживался за спинку стула, сжалась так крепко, что я явственно представил, как она сжимается на моём горле.

— … видя, разумеется, всех служащих МИДа не то прислужниками царского режима, не то бездельниками, взятыми на тёплое местечко исключительно по протекции.

В словах его прозвучала еле заметная усталая усмешка, но лицо осталось бесстрастным.

— А вы, — продолжил дипломат, отворачивая от меня к окну, — со всем пылом, свойственным молодости, исправляете наши ошибки, искренне полагая себя правым.

— В иное время… — произнёс Александр Петрович и замолк.

— В иное время, — повторил он, — я бы только посмеялся над подобным, но… увы, время сейчас страшное! Политикой занимаются вовсе уж случайные люди, лихо перекраивая карту страны и мира. Не вы первый… и увы, не вы последний!

— Увы, — повторил он, — но сейчас Империя Российская, как бы она не называлась (!), переживает такие времена, что даже юноша, говорящий от имени страны, может быть действительно принят за её голос!

Понимаю внезапно,

что стою перед ним навытяжку…

… и это, чёрт подери, неприятно! Действительно, как мальчишка…

Но несколько секунд спустя забыл обо всём неприятии, и вижу только усталые, печальные глаза человека, который служит России…

— Признаться, — в голосе посла прозвучала приязненная нотка, — отчасти я этой ситуации виновен я сам.

Он слегка усмехнулся в усы и прищурил глаза, как бы призывая оценить тонкую шутку.

— Молодые люди, подобные вам, инициативны, деятельны и мечтают изменить мир к лучшему. Надо было… — вздохнул он, обдав меня слабым запахом мятных пластинок, с тонкими нотками хорошего табака, — пригласить вас к себе на разговор, как только я узнал, что вы прибыли в Париж. Сам виноват… недооценил.

— Хотя казалось бы… — покачал он головой, — ведь должен! Должен был! Ваши действия в Москве показали, что вы, молодой человек, несмотря на годы, человек яркий, талантливый и обладаете задатками если не Наполеона, то по меньшей мере — одного из Его маршалов!

— Да… — выдохнул он, грустно усмехнувшись, — если бы!

— Так что, Алексей Юрьевич? — повернулся ко мне Извольский, улыбаясь едва заметно, но отчётливо приязненно, — Попробуем работать вместе?

— Я… да, разумеется! — поймал себя на том, что киваю головой, как болванчик, — Разумеется, согласен!

Выйдя из кабинета Извольского, я на миг прислонился спиной к резной дубовой панели, но собравшись с силами, качнулся на ослабевших ногах и вышел-таки из прокуренной приёмной, на ходу доставая платок и промокая потное лицо…

… как это недавно делали другие посетители.

Выйдя из посольства, я усмехнулся криво, и, промокнув ещё раз лицо посеревшим от пота платком, выбросил его в ближайшую урну. Это было…

… незабываемо!

Покосившись в сторону такси, задумался, но решил сперва зайти в кафе, а потом уже…

В голове — решительно никаких мыслей, она лёгкая и пустая, как воздушный шарик, и звонкая, как гвардейские литавры. Впечатление господин посол произвёл…

Не думаю, что ТАК умеют все дипломаты, но это, чёрт подери, уровень! Так…

— Воды, — без сил опускаясь на стул, прошу у подошедшего молоденького официанта, — и мороженого.

Кивнув понимающе, тот испарился, и через несколько секунд на столике появилась бутылка «Перье» и вазочка с абрикосовым мороженым. С трудом подавив желание выпить минеральную воду прямо из горлышка, дабы не терять времени, налил её в стакан и принялся медленно цедить, чувствуя, как наполняется жидкостью мой иссушенный организм.

Через полчаса и литр воды, я немного пришёл в себя и обрёл способность связно мыслить. Не слишком...

… но хоть так!

Анализируя разговор, я пришёл к выводу, что в общем-то, всё не так уж страшно. Неприятно, это да… но если быть честным перед самим собой, то вся неприятность заключается в том, что Александр Петрович, чёрт бы его побрал, выстроил всё так мастерски, что не получилось никакого разговора на равных, а скорее — отсчитывание гимназиста в кабинете у директора…

… и в этом — его ошибка! Я бы даже сказал — стратегическая.

Поделиться с друзьями: