Без памяти

— Мне повторить? — безошибочно распознав в моем голосе угрожающие нотки, Артемьев быстро ретируется, оставляя меня наедине с моей спящей игрушкой.

Как он сказал? Никакого секса в ближайшие пару недель? Прости, док, но это не тебе решать. Моя игра, мои правила.

Алатея

Я просыпаюсь уже на мягкой постели, моя голова утопает в божественно приятных подушках. На этот раз мои руки больше не связаны как и ноги. Если прежде, паук напрочь лишил меня движения, то сейчас, забрал один из важнейших органов чувств — зрение.

Все остальные ощущения обострились: я чувствую прохладу от кондиционера на голом теле, приятные ароматы, витающие в комнате и горячее дыхание мужчины, заполняющего собой все пространство в спальне.

Судя по шелку, прилегающего к моим глазам и лицу, веки снова плотно накрыты лентой. Мне по-прежнему сложно ориентироваться в пространстве и реальности, и игры Леона только усугубляют уязвимое положение.

Дезориентирована. Без памяти. Без зрения…он поэтапно отнимает у меня все чувства, словно овладевая и присваивая себе каждое.

Прислушиваюсь к другим ощущениям: по мне скользит его тяжелый парализующий взгляд. Леон сканирует меня как горячим лазером.

Не помню, как я вырубилась и сколько спала, но вероятно достаточно, раз он успел перетащить меня в постель, завязать мне глаза, а теперь рассматривает мое обнаженное тело под микроскопом? Он точно маньяк.

Самое страшное, если меня ждет мучительная и долгая смерть. Я не знаю, что ожидать от такого человека.

— Накачать девушку транквилизаторами, связать и затащить ее в постель. Для тебя это единственный шанс спать со мной, потому что добровольно я бы никогда не пошла на это, — знаю, что подобными фразами лишь нарываюсь на его злость и неадекватное поведение, но молчать и «проглатывать» происходящее не собираюсь. — С тобой спят только за деньги?

— Ты слишком много болтаешь, Ми. Не заставляй затыкать тебя способом, который ты сама обожаешь, — его голос звучит вкрадчиво, сладко, пленительно. Мне не нужно видеть его, чтобы всей кожей ощущать, насколько он возбужден. — У меня было много шлюх, и за деньги, и без. Я перепробовал все, что только возможно. Но лучший минет мне делала жена, и я предвкушаю тот миг, когда ты вновь будешь заглатывать мой член с безропотным упоением, — его пальцы едва касаются моих губ, раскрывая.

Его желание передается и мне. Я чувствую, с какой одержимостью его взор ласкает мое тело — ни один безумный фанатик не смотрел на меня так, как Леон: словно я принадлежу ему по праву рождения.

— Может быть, ты, еще и поэт? Так красиво говоришь, или это в силу твоего престарелого возраста? — сбиваю с него корону одним махом, буквально высмеивая безумца, который до сих пор втирает мне про то, что мы женаты.

И тут же жалею об этом, потому что разгоряченное, раскаленное, обнаженное…мужское тело, тут же накрывает меня сверху. Навалившись всем своим весом, Леон придавливает меня к матрацу, разводя бедра коленом. Его ладони на внутренних поверхностях, его запах пробирается в мои ноздри, вновь всколыхнув во мне самые тонкие струны. С ума сойти.

Мне страшно и… мне приятно. Я выгибаюсь дугой под ним — непроизвольно, инстинктивно, случайно соприкасаясь низом живота с чем-то очень теплым, твердым и явно живущим своей отдельной жизнью. Блядь, это конечно же его член. Мне страшно. Очень…

Все идет туда, куда я не хочу идти.

— Старики меня не возбуждают. Никогда бы не вышла за тебя замуж, — пытаюсь отшить его. Кажется, мои попытки поиздеваться над его возрастом на него не действуют. Еще бы, он выглядит так, словно у него нет возраста.

— Но ты вышла, Эмили. Ты моя жена, и даже несмотря на то, что я «старик», стоит у меня на тебя колом, — он наклоняется сильнее, вжимая меня в кровать. И вот его член уже скользит по моим половым губам, а от того, что мои глаза закрыты, я буквально готова хныкать от страха и странного желания ощутить его в себе. Как же это ненормально. Это не здоровая ситуация. Абсурдная, нелепая, дикая…

— Слезь с меня. Прошу. Не надо, — умоляю я, ощущая, как внутренние мышцы ноют в ожидании того, чтобы их заполнили.

— Попроси меня об обратном, Ми. Попроси о том, чтобы я вошел в тебя. Хочу слышать это, — его шепот у моих губ.

Меня коробит от его «Ми». Я уверена, что это не мое имя. Но в то же время, тысяча вольт взрывается в каждой клетке моего тела, меня дергает от возбуждения, словно от мелких ударов током, и это при том, что все происходящее очень сильно напоминает насилие.

Не думала, что мой первый раз будет таким…странным.

— Я никогда такого не скажу. Ты псих. Извращенец, — настаиваю на своем, на что Леон вновь сжимает мои скулы, а каменным членом буквально давит на готовое обнять его отверстие.

— Если ты будешь сопротивляться, тебе не будет так приятно, как может быть. А тебе будет, приятно, — его палец скользит по моим губам, раскрывая их. — Язык дай мне, — слегка хлопает по ним, и как только я показываю ему то, что просит, он обхватывает его своими влажными и чувственными губами. Что-то внутри меня умирает, сгорая в его дьявольски сложной игре.

Внутреннее напряжение нарастает. Я дрожу то ли от возбуждения, то ли от проживания жести происходящего. Двойные послания безумца, и чередование жесткого пленения с супружеской лаской взрывают мозг, заставляют сомневаться в реальности происходящего. Все еще кажется, что это сон…

И мне хочется остановить его, проснуться.

Со всей дури я прокусываю его язык, которым он пытается проникнуть в мой рот, подобно члену, толкающимся внутрь и упирающегося в преграду. Он растягивает меня, дразнит, совершает медленные и поступательные движения, желая одного, чего хочет каждый мужчина: чтобы я умоляла.

— Если ты сделаешь так еще раз, нежностей не будет. Я поставлю тебя раком и выебу как последнюю суку. На простыни не останется и миллиметра без твоей крови, — придушив меня, он впечатывает меня в подушки, пока я ощущаю, как другой рукой он сжимает мои бедра, глубоко врезаясь пальцами в кожу.

Судя по его словам, церемонии закончились. И мой первый раз не будет нежным, красивым и чувственным… Он будет всепоглощающим, обжигающим и опустошающим до дна.

— Нет ничего более антисексуального в образе мужчины, чем унижение слабой и беззащитной женщины, — успеваю вставить свои дерзкие пять центов в разговор, когда он ослабевает хватку на моей шее. — Если думаешь, что это делает тебя крутым альфой в моих глазах, то ошибаешься, — словно слепой мотылек, лечу прямо в эпицентр пламени, наплевав на то, что моя смелость может сжечь на хрен все крылья. — Меня не возбуждает это, — по слогам произношу я. — Или тебе повторить на всех языках?