Без Предела

Элермэ никогда не думала, что живот можно вот так втянуть. Если бы не мышцы, то наверняка стал бы виден позвоночник. Такая поза могла бы соблазнить любого повара и сподвигнуть его на приготовление обеда из сотни блюд. Воплощенный голод, трогательно поджавший ногу, вызывал уже не смех, а сострадание и некоторый испуг за дальнейшее развитие событий. События не заставили себя ждать. Амалирос повернулся спиной, рубашка поползла выше и, наконец, отправилась в общую кучу. Далее последовало нечто отдаленно напоминающее танец линяющей змеи. Наверное, снятие штанов было бы самым удачным с точки зрения зрелищности, если бы под ними не имелось вторых — нижних. Оставшись в исподнем, Амалирос тряхнул многочисленными косами и, легко разбежавшись, нырнул в озеро. Элермэ не удержалась и ахнула. Наверняка он забыл со всеми этими выкрутасами, что лето еще не наступило. Сын проснулся и впервые в жизни увидел голову отца над поверхностью воды.

Амалирос заставил себя сделать вдох. Тело обжигало сотнями иголок — вода оказалась просто ледяной. С берега донесся голос Элермэ и плач сына. Дочь не заставила себя долго ждать. Визг "папа" заставил его повернуть к берегу и плыть быстрее. Дальнейшее произошло стремительно и одновременно — он попытался радостно улыбнуться детям, берег дети и Элермэ скрылись в густом тумане, а сам он камнем рухнул на дно, как и плыл — плашмя. Глубина в этом месте была небольшая, поэтому извернуться и приземлиться удачно не удалось. Как был с поднятой для очередного гребка рукой, так и рухнул, пребольно рассадив подбородок об донную гальку. Не дожидаясь еще какого-нибудь чуда, Амалирос рванул к берегу бегом. Элермэ кричала "Лирмо, где ты?", дочь требовала папу, сын просто кричал на одной ноте. Голоса были уже совсем рядом, когда туман вдруг разом осел хлопьями мокрого снега. Дети увидели отца и замолчали. Амалирос оглядел изменившийся пейзаж и побрел дальше. Идти по колено в мокром снегу было холодно, неудобно, а так высоко задирать ноги маг с Архипелага не советовал.

Элермэ отряхивала снег с детей, с себя и не знала — то ли радоваться, то ли переживать, то ли за детей, то ли за Амалироса, чьи вещи оказались погребены где-то рядом под толщей снега.

Повелитель Темных подхватил сына на руки и отправился вперед, протаптывая дорогу Элермэ с дочерью.

Ар Намэль ждал Повелителя в зале, чтобы доложить о приготовлениях к поединку. Выползень был загнан к воротам, подданные извещены о вечернем развлечении. Внезапно от внешних арок вполз густой туман, который так же неожиданно обрушился снегопадом на зацветавшие миэли. Ар Намэль помянул нехорошим словом происки Черного Властелина и стал мысленно взывать к Единому Создателю на предмет спасения их всех от этого чудовища. Повелитель явился как ответ на его молитвы. Но явился со всей семьей, синий от холода, со следами битвы на лице и в нижних штанах. Ар Намэль немедленно возблагодарил Создателя за то, что его не постигла участь присутствовать при явлении Супруги Повелителя в том же виде — Черный Властелин не успел и её обобрать до исподнего.

Отпустив дрожащего Ар Намэля, Амалирос закутался в плащ, усадил сына на колени и задумался. Расспрашивать двухлетнего ребенка, как он превратил столько воды в туман, минуя кипячение, было бесполезно.

— Элермэ, как читающая по воде, ты можешь объяснить, как из воды получить туман без нагрева, а потом осыпать его снегом? Как он это сделал?

— Лирмо, я так рада, что ты не… сварился! — Она тоже понятия не имела, как и что сделал сын. — Испугался и убрал воду. Как мог. А дочь перестала тебя видеть и тоже испугалась. Я была ближе и знаю: снег — это её заслуга. Какие у нас талантливые дети! — Наконец-то у неё как у матери появился повод для гордости. А то она уже начинала ощущать вину за то, что дети Повелителя не имеют никаких выдающихся способностей. — Через месяц будет праздник поименования. Теперь придется выбирать имена с учетом их способностей.

Амалирос пристально посмотрел на детей. Когда рождался универсальный по Силе Повелитель, с ним было всё ясно. Старший Повелитель сам определял направление Силы и проблем с именем никогда не возникало. Отец назвал его Арк Каэль, что на древнем Темном наречии означало "всепобеждающий". Определить направленность сына Амалирос не мог, но догадаться — вполне.

— Тиалас был не прав, когда сказал, что у нашего мальчика присутствует производная стихий — огонь. Нефралевая нить была расплавлена, но волосы-то у меня не загорелись. Вода стала туманом, но он её не нагревал. По-моему, наш замечательный сын просто меняет состояние вещества. Других предположений у меня нет. А дочь… что-то вроде того же самого, но ближе к созидательной фазе.

— Ты хочешь сказать, что наш сын — разрушитель? — Элермэ вознамерилась спорить. Её мальчик просто не мог получить такое незаслуженное имя, как наказание. — Да он же просто пока не осознает, что делает!

Амалирос примирительно кивнул.

— Пока не осознает. Только я не представляю, как при таких способностях вообще возможно созидать. Остается только надеяться, что имя Арк Латэль — всесозидающий, заставит его соответствовать. Налиарос Ар Ниэль Арк Латэль — неплохое сочетание, да? — Повелитель посмотрел на притихших детей. — А вот ронять отца и заваливать его снегом больше не надо!

— Да! — Подержала воспитательную тему Элермэ. — Ронять авторитет отца на дно не следует. Лирмо, да они же ничего пока не понимают!

На этот счет Амалирос очень сомневался. Иногда ему казалось, что оба отпрыска просто сговорились и притворяются гораздо более несмышлеными, чем они есть на самом деле. Ну, или хотя бы один из них — хитрый рыжий мальчишка, который так и не расстался со своей тарелкой и окаменевшим в ней обедом, несмотря ни на какой испуг.

Глава 6

Барз сидел за столом и сосредоточенно рассматривал самый крупный белый тарл — ничего крупнее он в жизни не видел. Второй, гораздо меньший, тот, что был отложен на черный день, лежал рядом. Бывший боцман то пододвигал его к большому, то отодвигал. С камнем надо было что-то делать. Рыбацкая флотилия уже была, торговые корабли имелись, приличное питейное заведение — тоже. Производство настоек предполагалось само собой и не имело к этому камню никакого отношения. Плата за деликатность и сохранение тайны призывно поблескивала и хорошо, что ещё не подмигивала. Очередное приобретение не хотело придумываться ни в какую. Появление эльфов Барз сравнивал с ураганом, после которого либо проливается золотой дождь, либо случается град. Очередная крупная градина лежала на столе и настойчиво намекала на дальнейшее развитие событий. Развитие тоже имело обыкновение походить на последствия урагана. В пираты его записывали, во вражеские лазутчики тоже, в колдуны уже произвели, но пока только шепотом. Если приобрести нечто значительное, то об этом громко объявят и хорошо бы не на главной площади.

Насти собиралась к Оплодотворительницам и металась по дому как юнга перед первым штормом. В её отъезде Барз видел сразу два положительных момента. Во-первых, не исключено, что при помощи чудодейственных настоек Сестер им удастся завести ребенка, во-вторых, у него будет никак не меньше трех дней, чтобы спокойно посетить портовые кабачки или порыбачить с удочкой в свое удовольствие. Семейная жизнь — дело хорошее, но иногда и отдыхать надо.

Золото, чтобы оплатить услуги Сестер уже собрали, а что еще собирала Насти, было ведомо только ей. Жена намеревалась уезжать на три дня, но создавалось впечатление, что её не будет дома целый год. Для начала Барз выслушал наставления по ведению дел — как должны быть накрыты столы, кто будет готовить знаменитую запеканку, где находятся все продукты, сколько их в день требуется, где что закупить и прочие тонкости кулинарной жизни. Потом он слушал, что ему следует делать, а чего делать не следует. По всему выходило, что не следует ни минуты сидеть без дела, а только метаться между пристанью и таверной. Самым страшным оказался перечень под названием "где что лежит и куда что класть". В доме оказались специальные места для всего. Часть этих мест, таких как погреб и кухня он и так знал, но Насти всё равно рассказала, что она приготовила на время своего отсутствия и куда положила и поставила. Можно было смело приглашать еще десяток едоков, чтобы за столь короткое время всё это съесть. Свой отъезд жена воспринимала как отправку Барза на необитаемый остров с последующей голодной смертью. На перечислении выстиранных штанов, рубах, исподнего белья, Барз благополучно отвлекся на собственные размышления и только кивал. Запоминать для чего какой сундук, где какие салфетки и в какой ларь класть ношеное или пачканное, бывший боцман не собрался, как не собирался всё это сносить и перемазать за отпущенный срок. Зато он точно знал, что после отъезда Насти в доме можно будет держать оборону, отъедаясь назло врагам и переодеваясь к утреннему, обеденному и вечернему штурму. Единственное, что смущало в этой заботе, было настойчивое пожелание жены, чтобы "всё было к возвращению, как я оставила". Оставить же она намеревалась всё в таком прибранном виде, что по дому надо будет передвигаться ползком, заодно вытирая пыль. Барз похоронил надежду на отъезд жены утром и уже не рассчитывал, что она управится со сборами к обеду. Уборка второго этажа была в самом разгаре. Насти сообщила с лестницы, что занавесочки она все-таки поменяла. Барз одобрительно угукнул и снова уставился на тарлы.

Идея, как пристроить вновь приросшее состояние вдруг появилась и напугала своей дикостью. А не купить ли ему ноферат? Способов попасть в благородное сословие всегда было немного, но они были. Отличиться в какой-нибудь военной компании и явить личное мужество Барзу не грозило как ввиду отсутствия войн, так и по возрасту. Последняя крупная заварушка, когда некоторые ноферы восточной части Империи вдруг решили объединиться и установить свою власть над этой самой частью, отгремела двадцать три года назад. Ноферов разгромили, щедро пообещав в награду нофераты бунтовщиков. Многие замки сменили своих владельцев, и вместо благородных, но зарвавшихся жильцов в них вселились свежеиспеченные господа. У этих господ пока еще не было многочисленных поколений благородных предков, зато было чем заняться — латать стены, пострадавшие при их же штурмах. Ближайшую смуту никак нельзя было ожидать раньше, чем через пятьдесят лет, а столько Барз прожить не наделся. Вторым честным способом приобщиться к благородному обществу было прошение на имя Императора. В прошении следовало указать свои заслуги перед Империей и ожидать решения. У бывшего боцмана не было многолетней службы в войсках и за ним не числился ни один спасенный из Императорской семьи. На этом честные способы заканчивались и начинались полу честные и совсем нечестные. К полу честным относились рядовые заслуги, которые были у многих жителей Империи, но подкрепленные золотом. Иногда было только золото без заслуг, а в прошении указывались вымышленные подвиги или вчера придуманные благородные предки. Барз небезосновательно подозревал, что таких облагородившихся было большинство. Нофераты за долгую честную службу направо и налево не раздавали, Император с семьей не собирался погибать и не нуждался в спасении, а ноферы в мирное время все-таки появлялись.

Барз еще раз сдвинул вместе оба тарла, представил себе замок где-то в глубине суши и скривился. Он не хотел покидать Торм. Это был его порт, здесь он родился, и где бы его не носило, он привык возвращаться сюда. Город был ему дорог несмотря на все недоразумения с местными жителями. По молодости недоразумения заключались в кабацких драках, а по старости в дурацких слухах. Дожидаться, пока повториться нечто похожее на события двухлетней давности Барз не хотел, но и покидать это место тоже не желал. Порой на него накатывало пораженческое настроение, но быстро проходило. Бегство вглубь Империи представлялось ему чем-то вроде сдачи корабля без боя. То, что он до сих пор держит оборону, бывший боцман не сомневался. Человеческая глупость, жадность и особенно зависть могли сделать невыносимой чью угодно жизнь. То, что сын простого рыбака дослужился от юнги до боцмана, само по себе было не частым явлением. А вот то, что этот боцман не закончил жизнь на задворках дешевой таверны, вызывало зависть еще тогда, когда он купил захудалый кабак на окраинах. С эльфами ему, конечно, просто повезло, но везение надо было использовать с толком, и он очень старался. Крепко встать на якорь в бухте Торма и не волноваться за завтрашний день можно было только оградив себя от завистливых горожан. Такую возможность и давал переход в благородное сословие.