Без срока давности

Житников поводил взглядом по сторонам, будто ища ответ, потом буркнул:

— Не смог. Так получилось, что не смог.

— Хреновато, — признал Корсаков. — Однако извини, тут я тебе не помощник и ничего не должен.

— Об этом я тебя и не просил, — отрезал Житников, будто в отместку за жесткий тон собеседника.

— А о чем тогда мы говорим?

— С теми, кто сделал заказ, я разберусь. В конце концов, это несложно. Хуже другое. Хуже, если кто-то со стороны, кто-то, никогда не делавший такого заказа, вдруг окажется первым обладателем этого самого продукта, понимаешь?

— Не совсем. Как он сможет оказаться первым?

Житников снова закурил.

— Так ведь я с этого и начал. Я-то думал, ты уже что-то отправлял, а у меня из-под носа увели и отдали другим.

— Погоди, погоди. Что значит «увели»? Есть какие-то основания так считать?

Житников замялся:

— Ну, можно сказать, есть. Не спрашивай, пока не отвечу.

— Дело твое, — легко согласился Корсаков.

— Хотя, конечно, если ты ничего не отправлял, то мои подозрения ни на чем не основаны.

Он снова посмотрел на Корсакова, и тот снова помотал головой: ничего не отправлял.

— Ты учти, Игорь, что в последние дни тема наша становится все более и более актуальной, и меня торопят, так что я буду торопить тебя…

— С какой стати? Я тебе никаких гарантий не давал. Я задал твой вопрос тем, кого видел, но не больше. Бегать и расспрашивать мне сейчас тоже некогда. У меня и своя работа есть, — напористо выговорил Корсаков.

Житников выслушал его спокойно. Потом достал сигарету и закурил. Теперь уже неспешно, наслаждаясь процессом.

— Врать ты умеешь, Игорь, хвалю. Но учти, что Аня сливает информацию. Поэтому, если ты делишься с ней, будь осторожен, кинет.

Откровенность за откровенность:

— Делиться мне пока в самом деле нечем, а что касается Ани… С кем она делится?

— Не знаю. Пока — не знаю.

Житников подозвал официантку, оплатил счет, убрал сигареты в карман:

— Люди, которые заказали мне тему «заговора», не просто информированные люди, они еще и отслеживают текущую обстановку. И о том, что эта обстановка накаляется, мне сообщают регулярно. И все сходятся на том, что инициатора этих обострений вычислить пока не могут. Понимаешь?

— Ну и что?

— Вывод очевиден: тот, с кем связалась Аня, в этот клубок не входит. Он где-то совсем в другой стороне.

— Уверен?

— Ясно, как дважды два.

К концу разговора Житников снова выглядел уставшим и напуганным.

Он посидел еще немного, потом поднялся.

— Вот что, Игорь, когда ты снова будешь в Ярославле, — увидев, что Корсаков хочет что-то сказать, выкинул вперед руку: помолчи, — поинтересуйся одним адресом. Жил там до недавнего времени старичок по фамилии Нагатин. Есть чем адрес записать?…

После этого ушел уже совсем спокойным. Даже улыбнулся, прощаясь.

Корсаков тоже не стал задерживаться, решил прогуляться до метро «Аэропорт». Между прочим, рукой подать, а думать на ходу получается лучше.

Судя по завершению встречи, Житников знает о Ярославле. Намеки слишком прозрачные, такие, что места для сомнения не остается — знает!

Другой вопрос — что? Еще более важный вопрос — от кого?

Аня говорила, что он работает на нескольких заказчиков, и существует третий, и сейчас Житников сам это подтвердил. Значит, информацию он получает от кого-то из них. Скорее всего именно от того, кто недавно появился, кто вносит сумятицу во все дела. И это тревожило.

Правда, чуть позже, подумав хорошенько, нашел и положительные стороны: если информация поступает, а он, Корсаков, в полном порядке, значит, за ним следят. Просто следят. Ждут, пока он придет к цели. Тогда и начнутся настоящие опасности, а пока — можно работать.

Хотя вполне допустимо, у того, кто играет на другой стороне, могут быть и свои резоны. Вполне возможно, что они ждут не окончания поисков, а просто нуждаются в какой-то части информации. И тогда — все, Корсаков станет им не лужен.

Между прочим, тоже вариант. И вообще, вариантов еще много.

Полезно было бы обсудить это с Дружниковым, но сразу же красным светом вспыхнуло неприятное напоминание: «Пропала папка!», и вариант отпал сам собой.

Второй вариант был немногим лучше, а третьего просто не существовало, и Корсаков позвонил Рабельнику. С таксофона. На всякий случай.

Времени на церемонии не было, и он спросил сразу же, едва поздоровались:

— Вы говорили, что и в Воронеже, и у вас был один и тот же человек. Фамилию его вы знаете?

— Конечно, знаю.

— Мне назовете?

— Уже возник интерес?

— Да.

— Фамилия его вам ничего не даст. Он просто шел по следу той информации, которую получил от другого человека.

— Ну, а тот — кто?

— Его фамилия — Нагатин, и умер Фрол Никитич несколько лет назад. Но информацию передал не он, а братец его двоюродный, Никита.

— Кажется, я где-то ее слышал, — схитрил Корсаков. — Но не помню — где?

— Да? Ну, неважно. Сам-то, а вот,— совсем недавно.

— Так отношение к нашим делам имели оба они?

— Нет. Никита обо всем узнал от брата, видимо, перед его смертью. Во всяком случае, так мне сказали.

— Кто?

Задав вопрос, Корсаков сообразил, что снова лезет в какую-то оберегаемую сферу, и ответа снова не будет. Но в этот раз он ошибся.

— Ну, расскажу я вам то, что можно, — решился Рабельник, — но пределы сам обозначу. Человек, который был и в Воронеже, и у меня, сообщил, что уже несколько лет ищет этот саквояж, о котором узнал от своего знакомого. Знакомство же это он свел на зоне.

— Иными словами «саквояж» стал байкой уголовников?

— Я тоже сначала так подумал, тем более что тогда линия вырисовывалась четкая: я ведь в уголовном розыске работал, вот и попал в поле зрения. Однако все оказалось и проще, и сложнее. Рассказал этому уголовнику о каком-то секретном саквояже Никита Нагатин, двоюродный брат Фрола. Сделал он это не просто так, а со смыслом. Я бы даже сказал, с просьбой. Дело в том, что братья друг друга люто ненавидели, можно сказать, по наследству. Еще отцы всерьез разошлись, а потом и сыновья. У сыновей-то и вовсе вражда — по всем направлениям: Фрол — чекист, а Никита — блатной. Никита говорил, что и сидит из-за брата, и страдает вся его родня из-за чекиста. Вот, мол, и надо отомстить. А месть в том, что у Нагатина есть какие-то бумаги, говорящие о такой тайне, за которую Фрола и сейчас еще будут судить и посадят. Вот такая радость, понимаете ли. А потом проболтался, что Фрол имел какое-то отношение к заговору против Сталина.