Без срока давности

– Людмила Ермишина это, не трепли зря страницы. Нормальная была девчонка, да вот как-то сбилась у нее линия жизни. Поговори и с ней еще разок. Все равно ведь в гостинице живешь. А блокнотик свой спрячь. Больше на голову, на память полагайся.

Непейвода сунул в карман блокнот – эту «творческую лабораторию оперативного работника», по определению майора Шаркова, преподававшего в школе милиции, и развернул замусоленный сверток.

– Может, отдохнуть после дежурства хочешь? – спросил Верховский. – Как старший на рейде, могу отпустить тебя домой.

Виктор покачал головой и протянул Верховскому трофей: кроссовку беглеца. Сорок второй размер, импортного производства.

Хотя удары по черепу вроде полученного ночью не способствуют развитию сообразительности, Непейвода еще раньше догадался, кому принадлежит эта поношенная кроссовка с замком для велосипедной педали на подошве.

Глава 27 Чума достает «волыну»

Большой спорт не больно щедро одарил Витю Силкина. Кроме красивого тяжеленького значка мастера спорта, полученного и гордо носимого еще в юношескую пору, заработал он связку медалей разного достоинства, радикулит и мениск на левом колене.

А боевая злость, благодаря которой – всем на удивление! – Чума порой выигрывал, была у него и раньше. Участковый мрачно шутил, что если бы Силкин не сел в седло велосипеда, то обязательно сел бы за решетку.

Возможно, мент был прав. Хотя в общем и целом Чума не уважал это племя. Из подвыпившего работяги за здорово живешь вышибают дух. С торгашей и кавказцев на рынке гребут взятки. А перед начальством – как раньше, так и сейчас – ходят на цырлах.

Зато всей выборгской милиции наплевать, что отличного парня Герку Дымова едва не «замочили» в центре города, иностранцам на потеху. Ну да ладно. Витя Силкин устроит им корриду, будут помнить! Кому «им», он еще не знал.

Чума открыл замки и отключил сигнализацию в Геркиной веломастерской. Она располагалась на задворках винно-водочного магазина (очень удобно, считал Витя), в полуподвальном помещении, однако оснащена была на славу. Дымов все держал в образцовом порядке: газосварку и миниатюрный токарный станок, верстак, угольник для правки ободов велосипедных колес. Добрую половину оборудования, инструментов, не говоря о запчастях, приволок сюда Чума.

До того как они с Дымовым открыли товарищество велорикш, Витя перебивался ремонтом велосипедов. По разгильдяйству и щедрости души навара он не имел. Какой навар с пацанов, которые не могут найти нужных спиц в магазине?

Витя включил свет. По стенам на крюках висели гоночные велосипеды – Дымов помогал последней ДЮСШ, уцелевшей в городе, с ремонтом. В углу ожидала новая коляска велорикши – осталось покрасить. Как раз с этого, вспомнил Чума, намеревался начать день Герка. Облегченную коляску с обтекателем из оргстекла он собрал спецзаказом для Силкина.

Они были друзьями. Не разлить водой. А раньше – пивом и прочими напитками по восходящей градусности. Потом как-то раз Герка забрел в церковь с надеждой похмелиться тамошним кагорчиком. С тех пор как подменили человека.

Чума тоже считал, что не водка главное в жизни. Рад был за Герку, приохотил к велосипеду, а там родилась мысль о товариществе велорикш.

За мастерской была вторая комната – с жестким конторским креслом у старенького секретера, с книжными полками. Стоял там и длинный сундук, на котором Чума спал, если случалось перебирать молочка от бешеной коровки. В сундуке хранил заначку, разную велосипедную мелочь и завернутую в масляную ветошь «волыну».

За пистолетом и пришел. В гостиничной мафии крутые ребята. Надо иметь под рукой оружие, если решил сунуться в этот омут.

Чума проверил обойму, положил «Эрму» в поясную сумку и запер дверь маленькой комнаты. Обернувшись – словно кто толкнул – увидел в окне полуподвала чьи-то ноги в кроссовках и джинсах. Потом ноги исчезли, но тут же на лестнице послышались шаги.

Он не успел задвинуть засов, ограждавший веломастерскую от нежелательных гостей. Дверь распахнулась. Чума узнал давешнего переводчика. Он же за каким-то чертом гнался за ним, когда пришлось линять из гостиницы. Горячий парень, если даже удар по кумполу не охладил его пыл.

– Ну и как ты объяснялся с госпожой Робинсон? – спросил незваный гость. – Прочитал ее книжечку про собак? И у меня для тебя кое-что есть.

Он начал медленно разворачивать газетный сверток, по-птичьи склонив голову. Силкин обратил внимание на короткую стрижку, на нерабочие, с гладкими ногтями руки и вдруг догадался: мент! Точно! Кто бы еще стал искать приключений на свою задницу?

И тут же еще одна догадка стукнула Чуме в его замороченную голову: это же арест! Незнакомый, не из местных, опер видел, как Витя сиганул из окна гостиницы, где только что произошло покушение, и теперь подозревает Чуму. Засадит – после не открестишься! Остается единственный выход.

– У меня тоже есть для тебя подарочек! – сказал Чума внезапно осевшим голосом и с решимостью обреченного выхватил пистолет и передернул затвор.

Глава 28 «Кто ходит в гости по утрам…»

Утро после хмельной ночи имеет свою прелесть, если можно беспрепятственно поправить здоровье. Не зря говорится: «Кто ходит в гости по утрам, тот поступает мудро: здесь двести грамм, там двести грамм…»

Однако на этот раз Евгений Брыкунов шел в гости к покойнику. Или вроде того. Хотя Дымов еще цепляется за жизнь в реанимационной палате городской больницы, не жилец он на этом свете. Золтанов ничего не забывает и не прощает. Кстати, и в больнице у шефа есть свои люди. Так что…

Брыкунов подошел к обшарпанной «хрущевке» в микрорайоне «Березовая роща», где жил Герка Дымов. В парадной было тихо. Громко стучало только сердце в щуплой груди независимого журналиста. Дрожащей с похмелья рукой Брыкунов вытащил из кармана ключ от квартиры неугомонного инвалида.

За свою бесцветную жизнь среднего журналиста городской газетки Евгений Брыкунов не посадил ни одного дерева, не вырастил сына, не написал книги. Но зато он накропал десятки тысяч строк о том, как это делают другие. Героями его репортажей, а со временем и очерков, были ударники коммунистического труда, передовики колхозной нивы и заслуженные деятели из числа творческой интеллигенции. В редакции газеты прозвищем Евгения стало название рубрики, под которой он выступал наиболее охотно, – «О людях хороших».

Многие сходились во мнении: сам «О людях хороших» тоже человек неплохой. А что до пристрастия к портвейну, то большинство газетчиков не дураки хряпнуть, усугубить, дербалызнуть и тому подобное – в записной книжке Брыкунова было свыше ста синонимов глагола «выпить».

Спокойное течение жизни изменилось после знакомства с Золтановым. Когда тот появился в Выборге – отставной подполковник с орденом и медалями – Брыкунов мигом настрочил очерк о воине-интернационалисте. Отметить появление материала Золтанов пришел в редакцию с «дипломатом» хорошей выпивки. Банкет удался на славу.