Без суда и следствия
Шрифт:
— Я решила сделать генеральную уборку в квартире и полезла в кладовку. И там, в сумке, нашла эти письма. Я не знаю, кто их туда положил. Я лично их туда не клала. Это были письма, написанные рукой Андрея, но без имени и без адресов. Я узнала его почерк. Когда я прочитала то, что он вздумал в них написать, я чуть не упала в обморок. В них Андрей признавался в каком-то убийстве. Я решила, что нужно рассказать об этом тебе. Может, тогда ты поймешь, что связала свою жизнь с убийцей.
— Собачья чушь!
— Хорошо, тогда слушай!
Нагнувшись к столику, Юлька достала какой-то листок.
«Моя милая, нежная девочка! Сегодня, блуждая по городу, я вдруг вспомнил, что не видел тебя уже сорок восемь часов. И острая волна боли подступила к моему горлу. Мое бесценное сокровище… Ты
— Ну, как?
Я сидела на диване, широко раскрытыми глазами ловя отражение Юли на полированном журнальном столике. Я еще не понимала, что произошло, но это было похоже, как будто разом из меня выкачали весь воздух, и, задыхаясь, я сжимаюсь все больше и больше, пытаясь понять, почему вдруг перестал поступать в мои легкие кислород.
— Очевидно, это письмо Андрея к любовнице. У него была любовница, и, как видишь, он ей писал.
Я выхватила из ее рук листок бумаги. «Моя милая, нежная девочка…» Не было сомнений — каждая из этих букв была написана его рукой. Боль вспыхнула резко, словно ядерный взрыв, и я ослепла от одного только ощущения пришедшей вместе с болью тоски… Юля стояла, держа пачку оставшихся писем, всем своим видом выражая неприкрытое торжество. Злобно улыбалась тонкими, сухо сжатыми в этой страшной улыбке губами.
— Возьми, почитай. История простая, как мир. Очевидно, у твоего муженька была любовница, какая-то девчонка. Он с ней за твоей спиной бурно трахался и даже возил к морю. А потом ты устроилась на телеканал, начала зарабатывать неплохие бабки, и он понял, что ему будет очень невыгодно бросить тебя на этом прибыльном этапе. И тогда он ее пришил, чтобы ты ничего не узнала и чтобы он полностью успокоился, псих несчастный!
Несмотря на то что я ничего не соображала от боли, до меня все-таки дошел смысл ее слов. Я переспросила:
— Что он сделал?
— Я сказала: убил ее. Твой муж ее убил. И до сих пор никто об этом не знает.
— Что ты такое дикое несешь?! Кто кого убил?!
— Глухая дура! Разумеется, твой муж убил свою любовницу!
— Это ты дура! Андрей находится в тюрьме, и его скоро расстреляют, но он никого не убивал! Он не убивал Диму! Не убивал других детей! Он невиновен!
— А при чем тут дети? Разве речь о них? Он убил свою любовницу, когда никаких детей еще не было в проекте. А тот, кто убил один раз, уже ни перед чем не остановится.
— Я не понимаю…
— Я тоже — раньше, но теперь поняла. Твой муж больной. У него существует потребность убивать. Он убил эту женщину, но так, что никто даже не догадался, что это было убийство!
— У тебя бред.
— Тогда слушай дальше.
Порывшись в куче бумажек, она снова извлекла на поверхность какой-то листок. И начала читать — твердым и уверенным голосом:
«Я предупреждаю в последний раз: если ты не прекратишь, я тебя уничтожу. И мне плевать, что доказательством моей вины будет служить это письмо. Я не боюсь тюрьмы — у меня достаточно денег, чтобы выбраться оттуда. Я хочу избавить от потрясающей гадины не только себя, но и весь остальной мир. Я тебя убью и сделаю это так, что никто не сумеет доказать, что я виновен. Если ты не понимаешь человеческих слов, я тебя убью, и тогда ты точно оставишь меня в покое. Я тебя просил. Я тебя умолял. Я давал тебе деньги. Я почти молил не доводить до крайности эту ситуацию. И что ты сделала? Ты не попыталась даже просто понять. Если ты думаешь, что я испугаюсь, то я спешу сообщить: я не остановлюсь перед убийством. Я тебя убью. Это все, что ты от меня услышишь».
По мере того как Юля читала письмо, я все внимательней и внимательней вслушивалась в содержание.
После этого у меня возникла одна мысль. Я поспешила высказать ее вслух:
— Не существует человека, который хотя бы один-единственный раз в
жизни не угрожал кого-то убить. В пылу гнева, в ссоре, подчиняясь своей вспыльчивости, мы часто орем: «Я тебя к чертовой матери убью!» В мире нет человека, который в пылу агрессии не проорал бы «Я убью тебя» соседям, друзьям, коллегам, супругам или даже родителям. Но это не значит, что он сейчас же пойдет и всех их убьет. Как правило, человек, говорящий такое, не способен по-настоящему совершить убийство.Юлька прищурилась:
— А что ты знаешь о правилах? Ты о таких вещах даже понятия не имеешь! Разве ты догадывалась, что вышла замуж за сумасшедшего? И разве ты знала, что столько лет бок о бок с тобой живет полный псих?
— Если он угрожал ее убить в письме, значит, он ее разлюбил и бросил. И предпочел остаться со мной. Что уже характеризует его хорошим образом.
— Ты его оправдываешь? — обалдела моя сестра.
— А почему бы и нет? Не существует мужчины, который хотя бы раз в жизни не сходил на сторону. Но большинство после этого возвращаются к своим женам. Так в чем же его винить?
— Но он ее не бросил! Он ее убил!
— Это доказать невозможно!
— И снова неправда. Чтобы доказать, он позаботился сам.
— Да неужели? Ему мало трех убийств? За которые его осудили? Ему нужно больше?
— Слушай дальше.
«Сегодня я убил человека. Если когда-то этот листок попадет в чужие руки, мне уже не будет смысла скрывать, что я убийца. Я пишу для того, чтобы оправдаться перед собственной совестью. Письмо мертвецу, которое не будет отправлено никогда. Сегодня я чувствую страшный ком в горле. Если кто-то когда-то спросит… Чтобы исправить ошибку, обычно совершают еще большую. Я сделал все это только потому, что… За свою жизнь я любил одну-единственную женщину. Кроме нее, для меня во всем мире никого больше не существовало. И как страшно для нее будет узнать, что человек, проживший рядом с ней несколько лет, подлец и убийца. Я не жалею ни о чем. Я знаю: если вдруг все станет известно, Татьяна, единственная и любимая моя женщина, все простит и поймет. Я предпочел бы умереть, только б не выглядеть в ее глазах тем, кто я есть, — убийцей и подонком. Но, впрочем, я ни о чем не жалею. Ни о том, что совершил ошибку, ни о том, что убил. Будь что будет. Я написал все это только потому, что для мужчины невероятно тяжело оставаться наедине с собственной совестью. И каждый раз в дыхании любимой женщины слушать свой приговор, занимаясь с ней любовью…» Закончив читать, Юля спросила:
— Что ты на все это скажешь?
— В наш век компьютеров и мобильных телефонов люди очень редко пишут любовные письма. Практически никогда. Но он писал их. Почему?
— Наверное, потому, что он был сдвинутый, как все художники.
— И это последнее признание — оно же более чем странное! Кто же так признается?
— Что ты имеешь виду?
— Ни деталей, ни подробностей, ни форм, ни способов! Обычно, если убийца решается облегчить свою совесть, он подробно рассказывает — как, где и когда. И кого. А тут нет ничего подобного.
— Ты хочешь сказать, что не он написал эти письма? Но это его почерк!
— Нет, не это. Он написал так потому, что не был уверен!
— Ты заболела?
— Он взял на себя вину за то, что не совершал. Комплекс вины. У него всю жизнь был комплекс вины. А письма были написаны потому, что она жила в другом городе. Иначе все это теряет смысл…
Глава 8
«Моя милая, нежная девочка…»
Я лежала на полу, уткнувшись лицом в жесткий ковровый ворс. Крепко обхватив голову руками. Я не знала, сколько прошло часов. Я потеряла способность ощущать и чувствовать время. На полу возле меня веером из пожелтевшей бумаги были разбросаны письма. Вернувшись домой, я внимательно прочитала их все. Писем было штук десять. Вначале я хотела сосчитать их точно. Но я и так делала над собой сверхчеловеческое усилие — уже тем, что позволяла прикасаться этой отраве к моим рукам. Пожелтевшие клочки бумаги обжигали мою кожу, и мне казалось: если я начну их считать, то рассудок не выдержит и я окажусь в чужом, искусственно созданном для самой себя мире… Откуда уже никогда не сумею вернуться назад.