(Без)условная любовь
Шрифт:
На душе было так гадко, что словами не передать.
Когда они с Андреем снова по ночному городу ехали, уже в сторону дома вроде бы, когда все самое страшное позади, казалось бы, Катя чувствовала себя еще хуже, чем пока Лену искали. Там хоть страхом крыло, и он все чувства заглушал, а тут…
— Хочешь за руль, Коть? Отвлечешься…
Андрей ее из собственных мыслей вырвал, удивиться заставил. Катя посмотрела на него с сомнением, потом на руки свои — до сих пор дрожавшие, снова на него.
— Хочу, — ответила. Отвлечься действительно надо бы.
— Права есть?
— Да. В кошельке…
Андрей кивнул, на обочину
— Только не убей нас, Котенок, — пошутить попытался, она попыталась шутку оценить, а потом села на водительское… Почувствовала, как адреналин в крови разгоняется, кресло под себя подогнала, зеркало.
— Пристегнись, Веселов…
Он хмыкнул, но указание исполнил. Боялся ли за свою жизнь? Если честно, нет. За нее боялся. Что Катя вот в этом своем ступоре домой доедет, в квартире своей замкнется, а потом… неведомо, что будет. Съест себя, измотает, прорыдает всю ночь… Нет уж, лучше пусть так все эмоции выпустит, пусть в скорость преобразит свою боль. Пусть гонит. Гонит прочь от женщины, по несчастью зовущейся матерью…
Она ехала… довольно аккуратно на самом-то деле, не «клала» педаль газа на пол, не заставляла леди Мазду реветь отчаянно, да и вообще… его любимые девочки нашли общий язык. Мотор рокотал даже как-то по-особенному. Будто тоже урчал, по-кошачьи, бархатно…
Катя неслась по улицам родного города, давно позабыв о том, что они вроде как домой собирались. Выехала на окружную, по ней рванула, пустой, длинной, от фонаря до фонаря…
— Включи музыку, — мельком на Андрея глянула, он же кивнул, включил… Ее любимую. Еще с тех пор помнил, когда в школе встречались. Самойлова усмехнулась, услышав первые ноты, скорости прибавила, продолжила губы кусать, смотря на дорогу…
И вроде как собиралась мысли очистить, а по факту… смотрела на разметку, на светофоры реагировала, за скоростью следила, но вечно сбивалась на Лену. Чертову маму. Предательницу. Мучительницу. Безвольную тряпку, которая не любила никогда… и не жалела никогда…
Конечно, зачем жалеть, если теперь всегда есть человек, который тоже тряпка… Который тоже по первому зову посреди ночи срывается и разыскивать несется… Которого теперь наверняка будет легко разводить на бабки, обещая вылечиться и вот тогда…
Марка она хотя бы шантажом брала, а ее, Катю, получается, чем? Стремлением к любви несуществующей? Готовностью снова и снова шансы давать? Мягкотелостью…
— Кать, ты плачешь…
Снова рыдала, даже не заметив этого… А потом зарычала, отчаянно, больно так же, как на душе сейчас было, последний рывок сделала, позволяя и машине так же зарычать, затормозила, отстегнулась, упала в раскрытые объятья, продолжая уже там рыдать, и себе душу на клочья разрывая, и Андрею.
— Ей удобно, Андрей. Ей так удобно… Просто удобно…
Говорила вроде как ему, но он-то не слышал диалог, не понимал, о чем речь, а она все сильнее плакала. Не помогали ни объятья, ни слова, ни обещания, что все хорошо будет. Вот завтра — точно хорошо…
Надо только ночь пережить, слезы выплакать, смириться…
— Мы — люди, Коть. Мы ко всему привыкнуть можем. Со всем смириться. Вот и с этим смиримся… как-то…
Он и сам не знал, как, но понимал, что придется…
Может и к добру, что тогда встреча матери с
дочерью так и не произошла, потому что… Не выдержала бы Катя двух таких предательств одно за другим. Когда-то его пожарная вышка грозила бы уже ее вышкой стать. Хорошо, что только сейчас встретились, а еще лучше… если бы вообще не встречались больше.В неведении легче жить было бы. В сто раз легче…
— Поехали домой, Котенок, — когда слезы высохли, рыдания прекратились, его футболка насквозь мокрой оказалась, зато ее глаза — сухими, Андрей поддел любимый подбородок пальцами, в любимые же глаза заглянул, любимых губ своими коснулся, улыбнулся мягко, потом еще раз губами губ. — Утро вечера мудренее.
Она кивнула, снова поменялись, снова понеслись…
— Я у тебя заночую сегодня, могу на диване… — в своем доме вдвоем на десятый поднялись, Андрей не спрашивал — перед фактом поставил, Катя же, кажется, и не собиралась сопротивляться…
В прихожей присела, механическим движением по спине выгибающегося навстречу мурчащего Кота пару раз провела, потом в ванную…
— Вот полотенце, щетка зубная синяя в стакане стоит — новая, а я постелю пока…
Он кивнул, отправился в душ. Вода помогла все же, смыла хотя бы часть той тяжести, которая будто на плечи легла…
Андрей подумал, что надо бы к себе зайти, пижаму взять, да только… А вдруг передумает, назад не пустит? Лучше не рисковать… В гостиной на диване постелено не было, зато свет в спальне включен, она сидела на кровати, держа на руках Кота и гладя его, продолжая губы кусать…
— Ты на диване не выспишься нормально, а тут… не подеремся, думаю, — даже пошутить попыталась, встала с кровати, кота в его руки передала, сама же тоже в ванной скрылась. Андрей каждую секунду прислушивался к звукам. Сначала вода шумела… долго… Кажется, Катя снова плакать пыталась тихонечко… Потом фен… Затем зубы чистила… Задержалась еще на минуту по непонятным для Веселова причинам, вышла…
В спальню вернулась уже в пижаме, застыла на пороге, засомневалась, выключила свет…
— Мяу… — Кот цапнул одного из кормильцев, который на хозяйку засмотрелся так, что сжал его больно, соскочил уже с его рук, вышел из спальни…
Андрей тоже на краю кровати сидел, потихоньку к темноте привыкал, сглотнул, когда Катя к нему подошла, при свете не рискнула бы — постеснялась. Как он любил делать, его лицо в ладонях сжала, поцеловала так, будто крылом бабочки задела, оторвалась тут же.
— Спасибо, я в неоплатном долгу перед тобой, и извини, что пришлось из-за меня во всем этом… искупаться. Ты не должен был.
— Я уже говорил. Я обещал, потому должен.
Она не спорила, улыбнулась грустно, кивнула, отойти собиралась, но не успела, его руки на бедра легли, погладили нежно в районе тазовых косточек…
Катю в жар бросило, она понимала, что он сейчас сделает…
— Можно?
Велика ли цена за сегодняшнюю помощь? Наверное, нет. Вот только не цена это. Это благодарность. Он имеет право знать. Тот Андрей, которого она в семнадцать так любила и в двадцать один снова встретила. Не предатель, которого сама же и придумала, а честный, добрый, умный, гордый, смелый, лучший… Самый лучший…
Катя даже не кивнула — взгляд опустила, а потом с замиранием сердца чувствовала, как шелковая ткань по коже скользит — майка вверх немного, шорты вниз наоборот, только одно бедро оголяя.