Без выбора
Шрифт:
Вита открыла рот, чтобы что-то сказать, но он покачал головой, останавливая её.
– Сделаешь аборт? Убьешь моего ребенка? Я тебя убью следом. Не посмотрю ни на свою любовь одержимую, ни на что. Моя любовь к тебе ненормальна, как аденома. А аденому вырезают… Или знаешь что, Виталина… Роди мне ребенка. МОЕГО ребенка. Роди и уёб…й на всё четыре стороны. Я тебя отпущу. Что? Как тебе такой вариант? Жизнь ребенка на твою свободу. Отличная сделка. Я ещё и бабла на счет кину.
Пощечина не совсем удалась, всё-таки Вита была зажата между его телом и стеной. Да и его расставленные
– Ты – идиот! – прилетело следом.
Он ожидал другой реакции. Какой и сам не знал.
Наверное, согласия.
Свобода же для Виты была ценнее всего…
Она так и не стала его.
Как и ЕГО ребенок, никогда не станет для неё любимым и родным.
Пощечина немного отрезвила.
– Ты…
– Ты – дурак, Багровский! – теперь уже кричала она. Глухо. Хотела, видимо, громко, а не получалось.
И в глазах слезы заблестели. А ещё обида. Та, которую не сыграешь.
В груди что-то заскребло, притормозило его.
– Вита!
– Что, Багровский, вот что? Ты… ты… - Вита подняла руку, собираясь отвесить ему ещё одну пощечину, но он перехватил. Сжал не сильно, но не вырваться. Какая же у неё нежная кожа! – Пусти, извращенец чертов! Ты – псих неконтролируемый! Ты что подумал… Что я ребенка убью? Сделаю аборт! Да ты… Пусти, я сказала! И дверь отопри! И так не любят, понял меня? Не любят!
Он видел, нет, чувствовал, как её всю заколотило. Она забилась, пытаясь вырваться, но Рома сильнее сжал её.
– Вит!
– Пусти, сволочь! Ты… Ты как вообще до такого додумался! После того, что между нами было накануне! К черту… Это Надя собирается, а я хочу её отговорить! Вернее, она сама не хочет, но боится… Да что я тебе рассказываю! Ты меня ни в грош не ставишь! Ты…
Он набросился на её губы, не зная, как предотвратить истерику. Губы… Губы Виталины, невероятно мягкие, сочные, вкусные. Самые желанные. Набросился на них, словно вечность не целовал. А в голове только одна мысль – она не собиралась убивать ИХ ребенка.
Вита сопротивлялась, укусила его. Он сильнее сжал её.
Не отпустит!
Никогда…
– Хватит, - оторвавшись от нее, Роман зафиксировал её тело. – Прости… Хватит.
– Нет… Пусти.
Его тряхануло, когда он увидел, как по её щекам побежали слезы. Тонкие хрустальные дорожки, разрисовывающие не щеки Виты – его сердце. Все её обвинения справедливы. Он сорвался, не сдержал своего буйного характера. Обидел её.
Но он её не отпустит.
– Надя беременна?
– Пошёл ты…
– Вита!
– Что, «Вита»?
Он ничего не ответил.
Дотронулся губами сначала до одной щеки, слизывая соленую дорожку. Потом до второй.
Руки, что с истинно женским отчаянием и упорством отталкивали его, замерли. Вцепились в его рубашку.
– Успокойся… Пожалуйста… Я лоханулся. Прости. Я сошёл с ума, когда дома увидел тест на беременность и разбросанные вещи. Ты спешила, и я подумал самое худшее.
Вита совсем по-детски шмыгнула носом и внезапно обмякла в его руках.
– Ты, правда, меня любишь?
Её вопрос прозвучал наивно в аспекте их обоюдного
взрыва.Романа самого колотило, он прикладывал титанические усилия, чтобы дальше не упасть. Ниже. Он оскорбил Губастую, обидел, наговорил такого, что самому стало тошно. Но всё говорило о том, что он прав.
А слова Нади послужили последним подтверждением.
Прозвучало слово «аборт».
– Люблю. Очень.
Ещё один всхлип.
– А почему не говорил… никогда…
– Я показывал. Вернее, пытался. Вит, не умею я ухаживать за девушками. А ты… Ты не просто девушка. Ты моя Губастая.
– Я тебя убью, Багровский. Убью.
– Не буду сопротивляться.
Она затихла.
Больше ничего не говорила, лишь стояла, безвольно откинувшись головой к стене.
– Пусти меня, Ром.
– Нет.
– Я хочу сесть.
– Пошли на диван.
– Багровский, я хочу-сесть-тут. Дверь ты всё равно запер. И дай мне попить. Воды.
Всё естество Романа противилось, чтобы разжать руки. Казалось, что именно сейчас, вот в эти минуты, он может окончательно отворотить от себя Губастую.
Приложив титанические усилия, всё же разжал и отошёл. Воды в гостиной не оказалось, и он едва ли ни бегом смотался на кухню.
Вита сидела на полу. Как маленькая девочка. Обхватила ноги руками и положила на них голову.
Такая беззащитная.
Уже носящая под сердцем их ребенка.
Роман себя не узнавал. Если будет накручивать дальше, снова сорвется не туда.
– Держи.
Он протянул стакан с водой. Она приняла его и жадно выпила, после чего вернула ему. Роман поставил его сбоку, относить куда-то не собирался даже.
Мужчина присел рядом с Витой. Близко. Очень. Так, чтобы она кожей чувствовала его.
Что он рядом.
Он не знал, надо ли ей это. Без её близости он сдохнет.
– Я думала, ты беснуешься, потому что не хочешь ребенка, - негромко ответила она, наблюдая за ним.
– Как я могу не хотеть, если спецом не предохранялся?
– Откуда мне знать? Ты не разговариваешь со мной.
– А сейчас я что делаю?
– Кричишь.
– Уже не кричу. Вит…
– Да, сейчас не кричишь. Проорался уже.
– Вит, я думал, сойду с ума, если не успею.
– Багровский…
– Что?
– Как я могла сделать аборт? Вот как?
– Ты же со мной тоже не разговариваешь, Губастая. Только сопротивляешься. Всегда.
– Не всегда.
Они оба замолчали. Смотрели друг на друга и молчали. На щеках Виты до сих пор были заметны следы от слез.
Роман, не выдержал, заговорил:
– Я приму любое твоё решение, Вита. Нет, не о том, чтобы уйти от меня. Это, извини, не обсуждается. Пока – точно, - он сам не верил, что говорит эти слова. – О том, как мы будем жить. Вместе или… Про «или» я даже думать не хочу. Мне… В общем, я приму. Потому что ты беременна, и я трогать насильно тебя не хочу. Хочу ребенка. Очень. Но… Как-то не клеится у нас что-то, Вит. Знаешь, я ж увидел тебя вечность назад. Ты не помнишь того дня, маленькая совсем была. А я помню. Дочь врага, которую няня толкнула в спину.