Без знаков препинания Дневник 1974-1994

Теперь к числу эталонных добавится еще один — «Дядя Ваня». Актеры, которые играли премьеру, — Вертинская, Мягков, Борисов — пробный шар, что ли... Теперь очередь мастеров.

Произошли ожидаемые, хорошо знакомые вещи. Вспыхнула зависть. Особенно обострилась она в Японии — при виде чужого успеха. Теперь понимаю, что она точила его все это время, а прорвало сейчас. Эта зависть простейшего вида, как туфелька. Только спрашиваешь себя: почему мне не приходит в голову завидовать ему? Я ведь не лишен этого чувства вовсе — могу позавидовать хорошему писателю (но не его критику), ученому (но не его тени), которые будут работать «в стол» и до поры до времени ни от кого не зависеть.

После Японии кто-то остановил меня у Доски расписаний: «О.И., вы на репетицию?» — «Да нет... разве сегодня есть репетиция?» — «Есть... в кабинете О.Н.». Так я узнал, что мастера принялись за работу. Я вспомнил лекцию Ефремова об этике, идею объединения всех артистов, исповедующих «систему»... и у меня оборвалось все в один миг. Это всегда так неожиданно обрывается. Ведь репетиции исподтишка, тайком я проходил у Товстоногова. Роль Коли-Володи сыграл за свою жизнь раз тридцать, не меньше. И в Москву переезжал, чтобы работать с Ефремовым, как это ни странно, а не с Шапиро. Поэтому дальнейшее уже не представляет интереса — ход событий пересказываю только для того, чтобы потом не сказали: «Он бросил спектакль, он ушел...» Наверное, не скажут. Язык не повернется.

Вызвали Вертинскую на репетицию. Она пришла, иронически задев Ефремова: «Как мне теперь говорить текст: «Вы еще молодой человек, вам на вид... ну, тридцать шесть-тридцать семь»? У нас ведь постановка реалистическая...» Его это взбесило: «Неужели я хуже Борисова выгляжу?.. Ну, можешь вымарать это, я разрешаю». На следующую репетицию Настя не могла прийти — она уезжала на концерты, они были заранее назначены. «Как знаешь», — отрезал Ефремов. Когда она вернулась, то обнаружила уже Мирошниченко, репетировавшую Елену Андреевну.

Эта интрига началась не от любви к Чехову, не от неудержимой жажды к творчеству. Все прозаичней: объявили, что в сентябре — гастроли в Париже.

— Если ты не против... во Францию поедут два состава «Дяди Вани», — осторожно начал Ефремов, когда я пришел объясниться.

— Но я буду играть только с Вертинской. Это мое условие. Мы вместе репетировали и играли три года. Неплохо играли...

— Уже три года? Да... но, кажется, она не поедет. Мне сказали, она вообще заявление написала. И Калягин... С ума посходили.

— Еще не поздно вернуть все, как было. Но если Вертинская не едет, не еду и я.

— Это твое последнее слово?

— Последнее... Еще хотел спросить о пьесе «Павел I»? Тебе читать давали...

— А чья это пьеса? Напомни...

— Мережковского... Есть предложение Хейфеца [ 94 ] поставить ее на меня.

— Не понравилась мне эта пьеса. Процесса нет, скучновата... Я знаю, ты думаешь о своем шестидесятилетии... Ты прав, это надо достойно отметить.

94

Л.Е. Хейфец был в то время режиссером МХАТа имени Чехова.

События и дальше разворачивались стремительно. Хейфеца назначили главным в Театр Советской Армии, и он сразу пригласил меня на роль Павла. Я ответил не раздумывая: «Да!» Собственно, от того, что будешь думать, выверять, ничего не изменится. Попрошусь в творческий отпуск, а дальше видно будет.

Мама рассказывала мне в детстве миф об Арахне, которая славилась как ткачиха и вышивальщица. Рассказывала как будто оправдываясь — ведь она часто подрабатывала этим же ремеслом. Гордясь своими коврами, Арахна сдуру вызвала на состязание саму Афину — богиню мудрости. Та не могла не принять вызов, однако, изменив внешность, пришла в дом ткачихи и предупредила, что с богами надо поосторожней. Об этом совете Арахна забыла. Когда Афина увидела работу соперницы, ее стала точить зависть. Не справившись с собой, она ударила Арахну челноком. А та повесилась. И только тут богиня призвала на помощь свою мудрость: заботливо вынула соперницу из петли и превратила в паучка. Ему теперь без устали ткать пряжу... Вот почему был прав Питер Брук, когда сказал, что паучки у древних греков ни с чем плохим не ассоциировались.

май 23 Копытца

Хорошая была съемка у Абдрашитова. Снимали предпоследнюю сцену, как Вельзевул, то есть я, сделав все дела, улетает — естественно, внутренне. Абдрашитов попросил расплакаться, а у меня с утра не получалось. Потом уже включил все... и пошло. Тонкие у него вещи, очень приятно делать. Складывается неожиданный образ: белый дьявол, теоретик, даже идеалист. Вот и музыку любит, импровизирует за пианино, а футбольная команда пляшет «под его дудку». Мне показалось, тут перебор. Но Вадим настаивает: «Он ведь человек — Гудионов, и ничто человеческое... Только если приглядеться, вместо ног у него — копытца...»

А вечером пошел в театр вводить в «Серебряную свадьбу» Мирошниченко. Тоже бы надо поплакать... Заболела Лаврова, а до этого ушла из театра К. Васильева. Все идет к концу. Назавтра на 14.30 снова назначили Правление. Повестка дня: контрактная система. Они не понимают, что договор или контракт делается под репертуар, под определенные сценарии или пьесы. Значит, снова говорильня.

май 30 Хоть и не Ермолаев...

Непростая сцена — завтрак с Клюевым [ 95 ] . Я должен удержать его танцем — так придумано. Беру за талию и начинаю кружение. И текст при этом: «Танцы — моя слабость. Я поставил на ноги весь наш прекрасный край. Танцы везде, всюду — как хорошо...» Вадим удивлен, что так легко получается. Я отвечаю: есть опыт. Небольшой...

Опыт этот начался еще с танцевального кружка, там мне рекомендовали настоятельно. Говорили, есть наклонности к героическому мужскому танцу. Потом — занятия в Школе-Студии с замечательным педагогом Марией Степановной Воронько. Когда она танцевала со мной в паре, задыхаясь, произносила целый монолог: «Вы хоть и не Ермолаев, а от души — атитюд!.. Вы хоть и не Мессерер, а от всего сердца — плий-э!.. Вы хоть и не Лепешинская...» Когда мне предложили работу в народном танцевальном коллективе (чтобы как-то зацепиться за Москву), она схватилась за голову и чуть не сорвала свою накладную косу «Что с вами, Олег? У вас же симпатичное личико (надо заметить, немногие мне это говорили), не то что мое — лошадиное! Хотите по секрету? В балете у всех что-нибудь лошадиное: личико, ягодичная мышца... Это же ваш любимый Чехов сказал: «На лице у нее не хватало кожи: чтобы открыть глаза, надо было закрыть рот — и наоборот». Чехов наверняка балетных в виду имел...» Говорила это женщина, фанатично служившая своему делу. Я нередко вспоминал ее уроки — когда сам начал преподавать.

95

Персонаж кинофильма «Слуга».

Тут я должен извиниться за то, что часто и с досадой повторяю: я никогда не преподавал. Было дело. Только давно... Пригласил меня музыкальный режиссер Борис Рябикин набрать с ним курс при Киевской оперетте. Потрудившись над драматическими сценами, я «оттягивался» на танцах. Перед репетицией шимми набрался необходимых знаний и начал целую лекцию: «Суть этого танца состоит в том, что танцовщики пытаются стряхнуть с плеч свои рубашки...» Кончалось тем, что я «стряхивал» свой свитер или пиджак и сам пускался в пляс до седьмого пота. Учил я их осмысленному танцу. И это... почти никогда не удавалось. Появлялась примитивная хореография и вместе с ней... все пропадало. Так зачастую пропадает и у нас: за столом выстраиваешь каркас, выверяешь детали, а разведут мизансцены, сошьют костюмы — и пиши пропало. Конечно, хороший танцовщик, как и хороший артист, это преодолеет. Преодолеет за счет соединения техники, актерского проживания и оголенного нерва. Но видел я это... только один раз. Точнее, только у одного. У Барышникова.

Его драматическая одаренность не вызывает сомнений: это началось еще со спектакля у Сергея Юрского [ 96 ] . Из основных достоинств — диапазон: от «нормального классицизма» (использую термин Бродского) до бродвейских мюзиклов с Лайзой Минелли. Но главное в нем — сплав и соразмерность всего: все девять муз служат ему, как служили когда-то Аполлону. Помогая укрупнить мысль — насколько это вообще в балете возможно. Оттого я не встречал у него движений ради движений, жестов ради жестов. Все объясняет мой Голохвостый: «Ум служит не для танцевания, а для устройства себя, для развязки своего существования». Думаю, и с существованием у него все в порядке.

96

Имеется в виду телеспектакль «Фиеста».