Безбашенный
Шрифт:
Все в последнее время только говорят, что про Вадима Асколова, — очень быстро и резко их семья взлетела вверх, многие самые престижные на сегодняшний день заведения принадлежат именно этой семье!
И Вадим Асколов признан одним из пяти самых успешных и желанных холостяков года!
Только вот говорят, что он совсем свернут на своей невесте, настолько, что подцепить этого холостяка на крючок ни у одной из светских красавиц нет никаких шансов! А многие пытались, это мне тоже прекрасно известно!
Так вот, оказывается она, та самая невеста, от которой он сходит с ума!
Она, оказывается, —
Да и о чем это я? Кто сказал, что у нее их только двое?
Мне самой становится больно, вот на физическом уровне, когда я вижу лицо Антона. Все бы отдала, чтобы унять его боль, — да только чем ему сейчас поможешь?
Зато стерве на это совершенно наплевать, — как ни в чем ни бывало, усаживается рядом с женихом, держась с ним за руки и не разнимая этих рук даже когда начинают есть. А Антона всего так и переворачивает, — это видно в каждом его жесте, в каждом слове сквозит безумная, отчаянная боль!
Но, конечно, для того, чтобы это понять, нужно знать его так же хорошо, как знаю я, — для остальных все это совершенно незаметно.
И чтобы было не все равно, — а этой красавице явно наплевать на все его чувства.
Она весь вечер пялится на него, продолжая любезничать и чуть ли не целоваться на глазах у Антона со своим Асколовым!
Стерва! Настоящая бессердечная стерва, — вот она кто!
Хотя…
Может, все это и к лучшему.
Я слишком хорошо знаю Антона, — и теперь, что бы он ни чувствовал, даже если эта шлюха снова приползет к нему, ничего у них не будет. Антон слишком горд, чтобы делить с кем-то женщину.
Да, ему будет больно, — может, не один даже месяц, — но он переживет. Переживет и забудет, тем более, что эта стерва скоро таки выйдет замуж и будет потеряна для него навсегда! При таком муже она не сможет и в сторону Антона даже посмотреть!
Ну, а я… Я буду рядом. И сделаю все, чтобы утешить моего Антона. И для того, чтобы он после все-таки рассмотрел во мне женщину!
Я даже начинаю искренне веселиться, — однозначно, этот концерт и вечер — самые счастливые в моей жизни! Как гора с плеч!
Но…
Ровно до того момента, пока она не соглашается на танец с Антоном!
Я вижу, КАК они танцуют, — и сердце, да что там — я сама просто разваливаюсь на куски!
Это ведь не танец, — это намного больше!
Я вижу, как он дышит ею, как смотрит, как почти целует, — и она, бессовестно, бесстыже, при всех этих людях, при женихе — отвечает ему тем же!
Черт! Да Антон ненавидеть ее теперь должен! А он… Он тянется к ней все равно! Неужели он способен даже и такое ей простить?
Ничего этот вечер не меняет, — понимаю, и сердце тяжелым камнем опускается куда-то вниз. Ничего. Он по-прежнему смотрит на нее, как на богиню.
И что? Разве я позволю этой шлюхе жить и наслаждаться своим триумфом? Выйдет замуж за одного, который ее боготворит и пылинки сдувает, а бегать будет к Антону, который обожает ее не меньше? Вот так она представляет себе дальнейшую жизнь?
О, нет! Этого я никак не могу позволить!
Поэтому после того, как парни уезжают, а мы с остальными еще остаемся, чтобы собрать реквизит и закрыть с заказчиком денежный вопрос, я подхожу к Асколову,
отводя его в сторону.Не будет этой стерве такого счастья! Пусть ее жених узнает, из чего сделана его «богиня» на самом деле! Пусть потеряет их обоих и останется ни с чем! Надеюсь, Асколов не настолько идиот, чтобы простить такое!
Глава 52
АНТОН
— Эй, ты! — даже не оборачиваюсь, когда окрик прилетает мне в спину.
Не то, чтобы я бегал от какого-то мелкого хулиганья, что шастает по улицам, — просто всегда не хочется тратить время на бессмысленную драку. Хотя навыков бокса, которым научил меня Слава и восточных единоборств, которыми я занимался с самого детства, легко хватает, чтобы растолкать толпу таких вот уличных бойцов, старающихся поживиться содержимым карманов одиноких ночных прохожих.
Продолжаю идти вперед, всунув руки в карманы джинсов.
Снова моросит ледяной осенний дождь, и его мрачность вполне совпадает с той хренью, что у меня внутри.
Ожог уже прошел, и сейчас накатывает тупой депрессняк, унылое бессилие что-либо сделать или изменить.
Блядь, — я ни хера не понимаю!
Она ведь так на меня смотрела. Так…
Блядь, — сердце снова дергается, будто на ниточках и ожог возвращается пульсирующей болью.
Может, — я зря ушел? Зря решил попрощаться, будто оторвав от себя самого какой-то самый главный кусок? Я ведь видел, чувствовал, что ей так же хреново!
Может, стоило все-таки остаться?
Хотя, — нет. Ничего бы я сейчас не решил, наоборот, хрен знает, чего наворотил бы сгоряча.
Но теперь я понимаю, — просто так это не закончится!
Я обязательно должен с ней встретится и наконец-то нормально поговорить!
Может, их свадьба была запланирована уже давно, еще до нашей с ней встречи на море? И теперь она тоже не знает, как из всего этого выпутаться?
Я не должен был прощаться, нет!
Нужно все выяснить и сказать ей, что всегда, всю жизнь буду ждать ее, несмотря на этого жениха!
— Эй, мужик, к тебе, вообще-то, обращаюсь — наглый голос становится слышен уже совсем близко. — Ты чего, — глухонемой или страх, на хер, потерял?
Н-да. Похоже, придется помахать руками. Может, оно и к лучшему?
— Шли бы вы своей дорогой, — отзываюсь, не оборачиваясь.
— Это вряд ли, — мне в спину, прямо по позвоночнику прилетает с ноги прежде, чем я таки успеваю развернуться.
Твою ж мать! Ни хера не уличное хулиганье.
Явно тренированные качки, — таких мы не раз видели, обычно так выглядит чья-то охрана. И одинаковые куртки черные. Человек десять, точно не меньше.
— Спутали с кем — то? — оскаливаюсь, становясь в стойку. Давно мы с парнями не зацеплялись с солидными людьми. Да и я, вроде, никуда не влезал, чтоб на такую встречу наработать.
— Ни хера, Антон Дольский, — мне тут же прилетает еще один, уже в челюсть, — так, что кажется сворачивает ее. — Ни хера мы не спутали.
Я верчусь в ускоренном темпе, чувствуя себя героем, блядь, «Матрицы», — но их слишком много, и, непонятно откуда, появляется все больше.
Судя по хрусту и по окровавленным кулакам, я таки успел неслабо раздать, и даже сломал пару ребер и челюстей, — но, блядь, тут просто без шансов.