Бездна

Они наконец вышли на широкую площадь, и Антон сразу растерялся слишком резким был переход от полупустых улочек, которые они только что миновали к этому бурлящему муравейнику из чёрных фигурок ханкарцев и всевозможной техники. Среди же всего этого кипучего скопища возвышалось грандиозное и грациозное тело этонного парусника "Ихтиохот". Округлые палубы, очерченные цепочками литационных дюз, нависали одна над другой, башни сублитарных пушек выходили далеко на изящно изогнутых держателях и только оставалось удивляться, как они не рухнут на головы суетящихся внизу ханкарцев видимо, они страховались локальными гравитационными полями. Нос корабля был приподнят резкой ступенькой и усеян несметным количеством антенн и совсем уж непонятных и незнакомых Антону приспособлений. Корабельный хвост также поднимался вверх, но уже плавно, с загибом за спину, образуя ещё одну - самую верхнюю - палубу. И всем своим обликом напоминал этот красавец "Ихтиохот" выброшенную на берег рыбу, выгнувшуюся в предсмертном поиске родной стихии воды. Антон, никогда прежде воочию не видевший этонного парусника, тем более такого мощного и огромного, замер, зачарованный зрелищем.

– А вон и обратный груз, - сказал рядом Ричард и указал рукой куда-то в сторону от толпы суетящихся вокруг парусника ханкарцев.

Антон посмотрел в том направлении и вдруг увидел большую колонну людей, медленно двигающуюся между двумя решётчатыми оградами. Ханкарцы-охранники загоняли колонну в обширное огороженное пространство, где люди оставались предоставленными сами себе - бежать они всё равно не могли.

– Этап, - коротко пояснил Ричард.
– Им посчастливится покинуть Землю на самом прославленном корабле Империи...

Теперь уже Антона не прельщали грациозные очертания имперского парусника - не отрываясь, он глядел только на тех несчастных, кому предстояло в ближайшие часы уйти с родной планеты. Уйти в неизвестность. И пусть это преступники (в чём, собственно, сейчас, после встречи с Кассандрой, после разговора с Ником в столовой и после знакомства с Трофимовым, Антон уже и был не так уверен, как, например, сегодняшним утром), но всё равно...

К Ричарду тем временем подошёл одетый в боевой панцирь ханкарец и они о чём-то разговорились на каркающем неприятном языке пришельцев. Воспользовавшись этим, Антон медленно, бочком, стал отодвигаться от своего спутника в сторону пленников-землян. Он должен был увидеть вблизи их лица, должен.

Помимо мужчин были в этапе и женщины, и старики, и даже дети. В чём могли все эти люди провиниться перед новыми властями, особенно дети, Антон понять был не в силах. Он остановился по другую от пленников сторону ограды и смотрел на них во все глаза. Они, впрочем, совсем не обращали на него внимания, видимо, прежде, чем попасть на космодром, они уже изрядно поскитались по подобным пересылкам и привыкли к пристальным глазам охранников - и охранников-ханкарцев, и охранников-соотечественников. Большинство пленников улеглись прямо на земле, подложив под голову нехитрые свои пожитки, и, видимо, уснули. Но многие сидели, сбившись в кружки или в одиночку, разговаривали, думали о чём-то своём. Дети до неестественности были молчаливыми, не плакали, не играли и даже разговаривали, кажется шёпотом. И совсем неясно было, сами по себе эти ребятишки или же идут по этапу вместе с родителями.

Неожиданно из группы невольников поднялась фигура и направилась прямо к Антону. Человек шёл, сильно горбясь, шаркая по земле ногами, но что-то в его походке было Антону знакомо. Он подошёл совсем близко, и тут Антон, обмерев сердцем, вдруг узнал в этом заросшем измождённом старике своего отца.

Они стояли, разделённые тремя шагами пространства и решётчатой оградой, и молча смотрели друг на друга. Конечно, отец узнал собственного сына. И конечно же, он понял всё. Но он молчал, и Антон был бесконечно благодарен ему за это молчание - Орехову-младшему хватало сейчас и одних этих глаз, глядевших на него. Без упрёка, без осуждения, без удивления даже. С одной лишь безмерной, безграничной тоской и насмешкой.

Потом послышались резкие команды ханкарцев, и невольники стали подниматься с земли, строиться в колонну. Орехов-старший отвернулся от сына и побрёл назад в толпу своих товарищей по несчастью, а Антон никак не мог оторвать взгляда от ссутулившейся, но такой знакомой спины своего отца.

***

На обратном пути в Екатеринбург Ричард был хмур и неразговорчив. Не отрываясь, глядел он на дорогу и о чём-то напряжённо размышлял. Антон, впрочем, был только рад, что у его спутника такое настроение - самому Орехову тоже сейчас было не до разговоров. Он вроде бы и видел проносящиеся за окнами гравимоба пейзажи, вроде бы и слышал тихое урчание гравитационного двигателя, но при этом казалось, будто происходит всё это во сне, а явь - это тоскливые и насмешливые глаза отца. Тоскливые и насмешливые.

Как же так?
– спрашивал недоумённо сам себя Антон. Как же так? Я все эти месяцы искал отца, мечтал найти его, что бы с ним ни случилось. И вот нашёл, но я здесь, а он остался там. Как же так, Антон Орехов, следователь ты задрипанный, советничек поганый?

Ричард вдруг матерно выругался, рванул руль, выводя гравимобиль к обочине дороги, и нажал на тормоз. Антон, выведенный такими резкими действиями Наместника и собственных мыслей, с удивлением поглядел на своего спутника. Что-то с господином Наместником творилось после посещения космодрома. Не возладилось у них там что-то, понял Антон, не в силах подавить в себе внезапно возникшее чувство мстительного злорадства.

– Пойдём-ка, парень, покурим, - хмуро сказал Ричард и полез из машины.

Они стояли возле гравимобиля, опёршись задами на чёрную матовую поверхность передка, курили, каждый думал и переживал о своём. Потом Ричард вновь сунулся в дверцу гравимоба и быстро вынырнул обратно, держа в руке пузатую коричневую непрозрачную бутылку и две рюмки.

– Давай выпьем, - он откупорил бутылку и быстро разлил по рюмкам малиновую жидкость, - а то на душе муторно как-то...

Он сразу же, без предисловий и тостов, опрокинул рюмку в себя и снова налил. Антон тоже выпил, непривычный холодящий и одновременно острый напиток куснул за язык, разлился по телу приятной тёплой волной. Антон взял бутылку, чтобы посмотреть, что же там написано на золотисто-чёрной её этикетке. Написано, однако, было не по-русски и даже не на каком-либо из латинских языков - совсем уж непривычная вязь из иероглифов с множеством точек и чёрточек над каждым знаком.

– Это чива, - пояснил Ричард, отворачиваясь в сторону, чтобы прикурить в безветрии, - любимый напиток на Малой Вольнице. М-м... Теперь его и Ханкар выпускает...

– Да?
– довольно-таки равнодушно удивился Антон и, переведя взгляд на Ричарда, увидел вдруг совсем рядом мощную уверенную лысину господина Наместника, боровшегося в это время с задуваемой ветром зажигалкой.

И тут всё копившееся в подсознании Антона Орехова, всё то, что он так умело и упорно забивал, сдерживал плотинкой самоуспокоения и рассудительности все последние часы, дни и месяцы - все язвительные мыслишки глубокого внутреннего Я хлынули, заполняя собой до отказа мозговые извилины, разрушая штампованные фразы проханкарской идеологии и приобретая хрустальную ясность, и переходя в отточенную, неделями и месяцами выношенную ненависть. Бешенную ненависть и отчаянное равнодушие ко всему, что будет потом. Главное, не будет вот этого человека, виновного как никто другой в его, Антоновых, мучениях. Виновного в том, что отец, без времени постаревший и сгинувший теперь уже неизвестно куда, смотрел на него, Антона, таким вот взглядом - тоскливым и насмешливым! И Антон, действую почти интуитивно, обрушил бутылку на голову Ричарду Зубову, бывшему пирату Малой Вольницы, а ныне господину Наместнику Уральского региона.

Впрочем, бутылка так и не достигла своей цели, остановленная в нескольких сантиметрах от головы Наместника вдруг невесть откуда возникшей преградой - что-то гибкое и чёрное обхватило и задержало запястье занесённой руки Антона. Орехов опрокинулся на спину. Чёрт возьми! Ву Хара! Как же мог он позабыть о этом ханкарце - вечном спутнике-охраннике Наместника!.. Оказывается Ву Хара тоже вылез из гравимобиля на свежий воздух и тихо таился за спиной. Ну и реакция!..

Ву Хара ударил сверху лежащего человека неестественно гибкой ногой. Словно удав, нога обвила шею Антона и стала душить его. Орехов кувырнулся в сторону и увлёк за собой лёгкое тело ханкарца. Каким-то чудом он извернулся и достал ударом локтя до тёмного провала под капюшоном пришельца. Хватка ноги-удава несколько ослабла, и у Антона появилась возможность глотнуть воздуха. Одновременно краем глаза он увидел лицо Наместника: сжатые зубы, суженые в тонкие щели глаза. Медленно и неотвратимо Ричард доставал из-за пазухи малый ультра-излучатель - только дневной свет блеснул в сотнях гранях зарядного кристалла. "Вот и конец", - понял Антон, закрывая глаза. Теперь уже было неважно, что наступит скорее: удушье от гибкой конечности ханкарца или смерть от короткого луча ультрамета.

Звонкий "чавк" излучателя, так знакомый Антону по урокам стрельбы из нового оружия на учениях Департамента правоохранения, и толстая ханкарская удавка на шее вдруг ослабла. Вслед за этим Ричард выстрелил ещё пару раз, и ещё пару раз дёрнулось тело Ву Хара, окончательно освобождая Антона.

Оглушённый, растерянный и ничего не понимающий, Орехов поднялся на ноги, посмотрел на распростёртое тело "брата по разуму", перевёл взгляд на Наместника. Не может быть, чтобы Ричард Золотой Зуб, о меткости которого ходили легенды, трижды в подряд промахнулся!..