Бежала по полю девчонка
Шрифт:
Гуляю на площади рядом с домом. Почему-то никого нет, кроме меня, и мне скучно. Я подхожу к недостроенному срубу то ли домика, то ли бани напротив Селивановского двора. Брёвна венцов сруба ещё новые, вкусно пахнущие смолой. Солнышко светит, приятное тепло обволакивает меня. И вдруг из-под нижнего венца сруба выползает изуродованный кем-то котёнок. Шерсть на боках изодрана, видны гноящиеся раны. Глаз нет – они выколоты! Жалкий, беспомощный, он пищит. Думаете, я его пожалела? Нет. Я решила про себя, что такому безобразному котёнку нельзя жить, его надо убить!
Я нашла увесистый плоский камень, но убивать так вот прямо – страшно. Зажмурившись, я просто опустила камень на котёнка! И только тут меня охватило чувство ужаса: что я делаю? Боюсь открыть глаза. Но слышу писк котёнка. Я промахнулась!
Наверное, котёнок погиб. А я не помогла ему и даже не пожалела…
И ещё я была обидчивой. Обижалась, например, когда «меня не взяли!». Об этом я писала.
И ещё я была задавакой. Училась хорошо и гордилась собой, какая я хорошая девочка! Первая ученица класса.
Здесь я ставлю в вину педагогические приёмы учительницы. Если в тетради по письму были одни пятёрки, она приклеивала к обложке красную ленточку. Если не было троек, а были четвёрки, пятёрки – приклеивала синюю ленточку. Но хватило у учительницы такта, что на тетрадках двоечников не наклеила чёрных ленточек. На моей тетрадке по письму в первом и втором классе красовалась ленточка красная. В первый раз учительница Александра Тимофеевна выдала мне тетрадь с такими словами: «Вот иду я по улице со стопкой тетрадей. А навстречу (допустим: кто-то). И спрашивает: «А чья это тетрадка с красной ленточкой?» А я отвечаю: «Это Люси Кузьминой тетрадка! У неё в тетрадке одни пятёрки!»
В общем-то, она хотела поощрить лучшую ученицу, чтобы другие равнялись, а я ужасно загордилась: я – лучшая в классе!
Задавалась и дома перед старшим братом Геркой, у которого не шла учёба, как у меня. Но вот недавно в домашних бумагах попался его табель за третий класс: одни четвёрки и пятёрки!
Этот комплекс лучшей ученицы у меня сохранился вплоть до окончания школы, и только, учась в университете, я избавилась от него, хотя на первых порах страдала, что не всегда удавалось сдать предмет на пятёрку, проскакивали и тройки. Очень уж трудные были предметы: высшая математика, всех родов химия и физика. Да ещё плохо слышала на лекциях, а выучить это всё по учебным книгам и сдать на пять можно было, только если сутками корпеть в библиотеках и в общежитии. Это было выше моих сил. Молодость с её молодыми заботами брала верх. Превращаться в «синий чулок» мне не хотелось. И, слава Богу, что это было так.
А сколько страхов у меня было в школе перед каждой контрольной и экзаменом! Боялась до дрожи! Мои дневники (а я несколько лет вела их, записывая свои интимные переживания) в старших классах полны этим нытьём перед контрольными.
Сейчас я склонна оправдать себя. Возможно, виноват был всеобщий культ, царящий в нашей стране, – погоня за рекордами Стахановых и Ангелиных. И мне хотелось быть первой. А учёба – это ведь не геройство, а прежде всего процесс накопления знаний. При чём тут рекорды? Порицаю себя за то, что отравила себе жизнь в погоне за пятёрками абсолютно по всем школьным предметам. Даже нелюбимой физкультурой занималась не для того, чтобы стать сильной и ловкой, а чтобы вытянуть на пятёрку, потому что мне нужен был только отличный табель успеваемости. И порою там, где ума не хватало, особенно в старших классах по физике, я просто вызубривала школьный урок по учебнику, чтобы от зубов отлетало!
Впрочем, в начальных классах я училась ещё без страхов получить двойку. Я ведь в школу пошла, уже умея читать и писать. Но об этом после.
Теперь зададимся вопросом «что такое хорошо?» в тот мой деревенский период жизни.
Была я любознательна, тянуло ко всему новому и необычному. Не знала, что на площади, рядом с нашим домом стоял когда-то храм, но моя сестрёнка Галька и подружка Зоя рассказывали мне что-то о Боге и о церкви. И моя бабушка привычно крестилась на единственную иконку Николая-Угодника, но иконку прятала за ширмочку на кухонной полке, потому что в то безбожное время религия считалась «опиумом для народа», священники изгнаны, посажены, а то и расстреляны. Мои родители были «при должностях», но хотя и не были активными безбожниками и крещены в детстве, плыли по течению в берегах антирелигиозной
идеологии нашей страны и партийного руководства, а в дни церковных праздников Рождества, Пасхи и Троицы вместе с жителями села всё же традиционно тихо отмечали их. Поэтому мои братья и я, родившиеся в то время, не были крещены. И негде было принять крещение в виду отсутствия батюшек и церквей и незачем – считали взрослые: мало ли, как дальше сложится наша жизнь. И всё же о Боге, о Богородице и о церкви мы имели хоть какое-то представление в нашем раннем детстве.Помню, прибегает моя подружка Зоя, зовёт меня на площадь:
– Люсь! Там батюшка приехал, говорит, что будет крестить, кто захочет, прямо на площади. Пойдём, окрестимся! Меня посылает мама, я ведь некрещёная. Только батюшке надо потом дать рубль, он бедный, нигде не работает, на свечи у него нет денег.
Я мигом воодушевилась. День был воскресный, папка мой дома, а бабушки почему-то нет. Наверное, она там же на площади. Лучше бы мне сразу побежать туда же вместе с подружкой. Но я побежала в большую комнату, где мой папка на кровати отдыхал и читал книжку:
– Пап! Дай мне рубль! Я хочу окреститься! Батюшка приехал и сейчас всех будет крестить!
– Сиди дома. Как жила некрещёная, так и дальше будешь жить. Тебя в пионеры приняли, а ты креститься собралась.
Бабушка моя, наверное, расстроилась от такого решения сына. Но я помню, как в один из дней, когда родители работали, бабушка привела в дом батюшку, пришли соседки – они молились, а батюшка обмакивал кисточку в чашу с водой и брызгал на стены и на всех молящихся – святил дом. Помню, ставни дома были закрыты, горели свечи, на стене появилась икона. Потом бабушка угощала всех, пили чай с пирогами, но после она меня уговаривала не проболтаться родителям, что в дом приходил батюшка и святил дом.
– А зачем он брызгал водой на стены? – спросила я.
– Это святая вода, она оберегает наш дом от нечистой силы, и мы молились, чтобы в доме были все здоровы, а Бог простил наши грехи.
О грехах я смутно тоже что-то знала и слышала: «Не делай ничего плохого, не убивай, не воруй, не завидуй, не ругайся, не ври, люби своих родителей, не обижайся – это заповеди от греха, а за грехи Бог наказывает!» А ещё матушка Богородица. Она Бога родила Иисуса Христа, за всех заступается и оберегает. Когда плохо тебе, надо помолиться и попросить её: «Матушка-заступница, помоги мне!»
Вот таким евангельским «горчичным зёрнышком» наши бабушки хранили в своих душах веру и зарождали её в наших детских душах, надеясь, что это горчичное зёрнышко когда-нибудь прорастёт по Божьей воле и вырастет древо нашей веры в Господа Бога, а древо даст свои плоды…Спустя долгие годы моей жизни, в 1997 году, в Москве я прошла оглашение и в Великую Субботу Пасхи 1998 года крестилась. Первое причастие приняла в возрождённом храме Христа Спасителя.
Я не хочу разграничивать и сравнивать деревенское и городское детство. И всё же мы, деревенские дети, жили в постоянном контакте с окружающей природой. Задача взрослых – накормить, а дальше делай, что хочешь. Ну, положим, зимой приходилось чаще проводить время под крышей: школьные дела, детские хвори да просто непогода – сильный мороз или вьюга. А летом – домой не загнать. Улица и все прилегающие территории становились местом ребячьего общения, игр, и здесь же происходил воспитательный процесс. Да-да – улица и ребячья среда ещё как воспитывали! Такое было и у городских детей, но наши возможности были шире. Нашей крышей было само небо!
Собирались, бывало, на широкой площади за углом нашего дома и затевали коллективные игры: прятки, догонялки, в лапту и вышибалы.
Вот прятки. Кто-то один должен «водить», остальные – прятаться. Считалка непременно какая-нибудь смешная и складная:
«Шёл трамвай десятый номер, а в трамвае кто-то помер, раз, два, три, это наверно, ты!»
Или игра в вышибалы. Надо разделиться на две команды «по справедливости», чтобы не было преднамеренного уговора. Все составляют пары и секретно договариваются, например, так: «Я буду – вишня, а ты – берёза». Подходят к «водиле», спрашивают: «Вишня или берёза?» «Берёза», допустим, говорит «водила». И «берёза» идёт в одну команду, а «вишня» в другую.