Безликая история

– Уж не ревность ли это с твоей стороны? – ответил я ему.

– Какая ревность, побойся Бога…

– Я его не боюсь.

– Я вижу по тебе.

– А я вижу, что ты всего боишься…

– Я-то ладно, но о Боге не говори так в этом доме.

Он завел меня.

– Ты и сам знаешь, что его нет.

Он промолчал.

– Разве не так?

– Я так никогда не говорил, – эти слова он произносил почти шепотом, хотя его родители уехали час назад с родственниками и дома были только мы вдвоем. – Я лишь говорил, что верю не так, как… – он сменил мысль, – сам-то ты помнишь, что говорил мне о вере, когда делился впечатлениями о Достоевском?

– Это не совсем…

Он перебил меня:

– Веру надо пережить.

– Знаешь, сейчас мне кажется, что все это большой излишек. Вспомнить того же Раскольникова (мы были единственными, кто прочитал «Преступление и наказание» намного раньше программы). Он убедился, что он лишь тварь дрожащая, ни на что не способное дерьмо, возомнившее себя Наполеоном. Не думаю, что я как он.

– Думаешь, тебе и проверять не надо?

– Думаю, я уже все проверил.

– А не боишься стать Кирилловым?

– Хм. Он же просто псих.

– Ты не видишь себя со стороны. Не доведет это все тебя до добра.

– Ну это все вопрос веры, а мне нужно знать. Слушай, мне все нравится. Правда. Я просто кайфую от всего, что сейчас со мной происходит. Зачем мне это все прекращать, если я просто могу это делать. Мне это никак не мешает.

Я долго пытался реконструировать последние слова, но именно их почему-то будто отрезало от тела истории. Мне кажется, что сказал я нечто в этом духе, но не уверен, ведь, когда восстанавливаю эти слова, у меня начинает что-то жечь внутри, а виски наливаются тяжестью. Я думал, что он просто завидует мне. Он видел, что у меня все получается, видел, что я могу позволить себе то, что не может позволить себе он.

Наутро я позвонил Антону, спросил, как прошла поездка с классом (ездили они на турбазу за город). Он скинул мне несколько видео, как кого-то из одноклассников тушили в снегу, как они пытались скрыть следы, оставленные опрокинутым кальяном, как Кирилл и Дамир прыгали в сугроб с окна второго этажа и Дамирка приземлился в чью-то блевоту. Ничего не потерял, заключил я.

К обеду я распрощался с Лешей, а вечером поехал с Денисом на дачу к его одногруппнику.

Раздел 6

На этот раз записка, что я нашел, была сильно короче предыдущих и весьма размыта. Подчерк был больше похож на человеческий, но все еще далек от того, что я мог знать.

Пади на колени… Разразись истерическим криком… Разбей себе голову о пол…

Он все готов был бы сейчас отдать, лишь бы принять тогда в свое сердце истинное начало. Это мог быть кто угодно. Важна лишь суть, та, что дает понимание подлинного места в мире, что выстраивает связь между «Я» и вещами, что задает вектор движения.

Спасись… Спасись… Спаси…

Но сейчас у него только один выход – выстрадать весь путь с самого начала. Или сгинуть в бесконечных коридорах лабиринта навсегда.

После прочтения меня вырвало. Пошла носом кровь. Я упал без сознания и пролежал какое-то время в абсолютном забытье. Ни образов, ни снов. Словно провалился в чистейший мрак.

Я готов разбить голову о пол, захлебнуться в собственной крови, но это – очередной тупик. Нечто тянет меня по правильному пути. Пути наружу. Я не должен сопротивляться.

Раздел 7

Той зимой, на тренировке у меня произошел один неприятный конфликт.

У нас был многофункциональный спортивный комплекс, где совмещались тренажерный зал и зал для единоборств. Я к тому времени уже подключил тренировки с железом к основным, так было интереснее и мало кто это делал из остальных. И наш тренажерный зал посещали люди со стороны. Заходил народ с бокса.

Одного из этих боксеров я заочно знал. Звали его Заур. Особо мерзкий тип. Из тех, кто обижает младших и терроризирует одноклассников. Очень наглый и агрессивный. И тупой. Я тоже был наглым, но на другом уровне. Меня бесило сочетание такого высокомерия и такого интеллекта. А потому мне жгуче хотелось опустить его на положенное место. А еще я вспомнил, что делал для него задание по английскому, когда учился в 9-м (он был на год старше меня, числился в техникуме на специальности «автомеханик»).

Обстоятельства в тот раз сложились так, что мне и не пришлось ничего самому выдумывать. Через своих одноклубников я узнал, что этот Заур встречается с девочкой, которую я несколько раз сношал. В первый раз еще осенью, на какой-то квартире, на балконе, а второй – на новогодних каникулах, на даче, куда я ездил с Денисом, причем в несколько заходов, в том числе в рот. Осталось только при удобном случае преподнести эти сведения моему… personne d'esagr'eable.

Все произошло в раздевалке, я специально выбрал место поближе к его компании. Я был тогда с Лешей. А их четверо. Хоть у них и было численное преимущество, но оно нивелировалось тем, что мы находились на нашей территории и поблизости были наши ребята.

Мы остались вшестером, я точно знал, что создастся некое напряжение. Я был уверен и сейчас готов подписаться: этот Заур… personne d'esagr'eable, тоже желал конфликта. Он, проходя мимо, толкнул плечом Лешу (не меня!), при этом громко перекидываясь какой-то чушью на обезьяньем со своими. Леша был по комплекции как я, но с виду менее спортивным. Либо Заур преисполнялся уверенности в собственном физическом превосходстве (он был выше и крупнее нас), либо не предположил, что может нарваться на вспыльчивого человека. Тут я понимаю: у меня есть секунда остановить Лешу и не упустить шанс осуществить свой план. Я показываю жестом другу «секунду» и выпаливаю:

– Ты же вроде встречаешься с Соней Л…

– Ну да… – дерзко, но удивленно протянул он.

– А ты как относишься к тому, что я ее поебываю периодически?

– Чо, бля…

– Ну мы ебемся иногда, когда пересекаемся на вписках. Причем она вся делу отдается. Не жалеет ни пизды, ни рта. Не бывает послевкусия?

– Пиздишь!

– Не… серьезно. Мне просто интересно: ты сам согласился на свободные отношения или это ее инициатива? Просто ты же ее целуешь после всех хуев. У нее, кстати, еще такая милая родинка на лобке.

Тут я вижу, как он буквально закипает. У него краснеет лицо, даже глаза. И я успеваю добавить финальное:

– Я же еще твою мать ебал…

Мне хотелось верить, что мою добивку он воспринял как правду, ведь до этого я ему не врал. Как бы то ни было, он кинулся на меня. Забавно, что из-за злости он забыл весь бокс и начал в колхозном стиле махать руками. Его друзья стояли истуканами. Может, они растерялись, а может, им стало позорно помогать человеку, которого только что с говном смешали.