Безлюдница
Шрифт:
– А то такое. Твое дело в телескоп смотреть, черные дыры считать, а не рычаги дергать, ты же тут не понимаешь ничего…
– А кто понимает? Ты, что ли, понимаешь, штурман ты наш ненаглядный, первый раз технику видишь?
– Так, хороши ругаться уже, щас лбами стукну, получите у меня… – капитан хмурится, – ну крылья, ну, хорошо, а дальше-то чего с крыльями этими…
Думаем.
Понимаем, что со станцией еще воевать и воевать…
Смотрю на адресную строку.
Что-то подсказывает мне – адресная строка.
Смотрю на адреса.
Набираю.
Что-то происходит.
Что-то…
Что-то…
Что-то…
…оглядываюсь.
Ничего, ничего не произошло, показалось. Нет, не показалось, правда же, что-то происходило, что-то неуловимо поменялось…
Снова смотрю на строку.
Ввожу адрес.
Снова что-то происходит, что-то неуловимое, что-то…
…нет.
Не понимаю.
Блекстар понимает.
Что происходит – понимает.
Набирает адрес.
Неведомая сила перебрасывает Блекстар по адресу. Только там – по адресу – ничего нет.
Может, не было никогда.
Может, было, да умерло.
– А у нас гости.
Это ванечкин папа говорит.
И мама ванечкина говорит:
– А у нас гости.
И диктор в телевизоре говорит:
– А у нас гости.
И все-все говорят:
– А у нас гости.
И Ванечка бежит с кастрюлей на голове:
– Го-о-о-ос-ти-и-и-ии!
Двери станции раскрываются, гости входят. Четверо мужчин идут, а между ними женщина, смущается, волосы поправляет. Плечистый здоровяк Ванечку на руки хватает, ты чей такой малец будешь. Мама ванечкина волнуется, папа ванечкин её одергивает, да не бойся ты, видишь же, нормальные люди, не что-нибудь…
Нет, это не сразу, конечно. Сначала станции друг друга подолгу обнюхивали, обсматривали, обыскивали, да что за станция, почему станция, откуда в пустоте космоса – станция. Еще приближались друг к другу, еще слали какие-то сигналы, один плюс один равно два, еще что-то такое важное, потом радиацию вынюхивали, а что вынюхивать – зашкаливает, потом… много всяких потом, и только потом уже, потом-потом-потом —
– Го-о-о-сти-и-и-и-и!
– А я в космос открытый ходил!
Это Ванечка.
– Да ты что…
Оторопело смотрю на пацана, нехилые у них тут правила, мальчонке года четыре будет, чего он там, в космосе делал…
– А тама планетяне налетели, а во-о-от такие, а я их победил!
Меня прошибает холодный пот, уже проклинаю себя, что приперлись сюда, на эту станцию, нет, хорошо, что приперлись, хоть узнаем у них, что тут за нечисть по космосу шарится…
– А они станцию захватили, а я победил!
– Ну… молодец…
– А я вот шлем надел, а в космос открытый…
Смотрю на кастрюлю на голове мальчишки, на игрушечный меч в его руках, чувствую, как меня разбирает смех, почти истерический, пацан, ты меня до инфаркта доведешь…
– Ну, вот… здесь вот если нажать, тут лазер появляется…
Киваю. Чужой штурман смотрит на меня с надеждой, может, знаю чего про этот лазер. Нет,
ничего не знаю, где мне…– А вот эта штука пространство сканирует…
– Что ищет?
Штурман пожимает плечами, а черт её знает.
– Объединение станций…
Это диктор по телевизору.
Презрительно фыркаю, какое, к черту, объединение, если высвечивается:
НЕТ КОНТАКТА
Вот так.
НЕТ КОНТАКТА
– Об этом и речи быть не может.
Это я.
– Вы пожалеете о своем решении.
Это они.
Там.
Не знаю, где – там.
Хочу отключить связь – не отключаю. Вежливо втолковываю, что я от сотрудничества не отказываюсь, только на их условия не согласен, только…
Они требуют.
Они настаивают.
– У нас плюс один.
Смотрю на отца ванечкиного, думаю, что за плюс один, почему плюс один, в отсеке плюс двадцать, не меньше, если не больше.
А отец ванечкин говорит:
– Плюс один.
Не выдерживаю, спрашиваю:
– Где?
– Да вот…
Показывает на экран радара. Смотрю, пытаюсь понять, на что смотреть, не понимаю, спрашиваю:
– А… а что?
– Так вот же… сигнал.
Догадываюсь:
– Плюс еще одна станция?
– Ну да…
– И… – сглатываю, – сколько там?
– Один.
Не верю себе, не понимаю, что там случилось, как, почему, зачем, эпидемия там, что ли, была, или война какая, или что…
– Вот мне тоже это дело не нравится, – кивает отец ванечкин, – один на станции… сигналы шлет… я знаешь, чего думаю? Нехорошо так думаю… У них там голод какой-нибудь был, он один выжил… понимаешь, к чему клоню?
Меня прошибает ледяной пот.
– Э-э-э… читал чего-то такое… ужастик какой-то…
– Вот, ужастик… а тут на самом деле…
Астрофизичка кусает ногти, боится, пробую вспомнить, как её зовут, не вспоминается, а ведь говорила она мне, раза два говорила…
Спохватываюсь, киваю ей:
– Давай… рассчитай, где он вообще…
– Я тебе штурман, что ли?
Штурман, не штурман, а сам видел, как ты с техникой с этой ковыряешься…
Астрофизичка наклоняется над пультом, спохватываюсь, на хрена я её позвал, сейчас наломает дров, голуба… Голуба дров не ломает, голуба рассчитывает, кивает мне, называет число.
Мне кажется, я ослышался.
– Э-э-э… ты с нулями не ошиблась?
– Да нет… так и есть…
– Врешь… нормально считай, сколько там?
– Да столько и есть, сам считай, блин!
Наш капитан – бывший уже капитан – хмурится, сердится, щас лбами стукну.
Не выдерживаю, считаю сам, понимаю, что так оно и есть. Пытаюсь представить себе расстояние – не могу.
– Ну, ничего… – ванечкин папа смотрит в черную пустоту космоса, – до нас этот людоед не доберется.
Вздрагиваю. Думаю про себя, как-то быстро его в людоеды записали.
– Не, ну вы неправильно пишете… будьте добры предоставить нам свою станцию для осмотра… Ну что такое, детский сад, в самом деле…