Безоружные
Шрифт:
– Ты же сам сказал, что это худшие воспоминания. Может, это хорошо, что ты обо всём забыл.
– Кассандра, ты самый лучший психолог, который мне встречался. Думаю, мне стоит тебя нанять. – Он сам себя насмешил. – Ни с кем из врачей, оплаченных матерью, я не могу быть и вполовину таким откровенным.
Да, и тут было всего два варианта: либо он, в самом деле, тащился от этой «терапии», либо он всё-таки намеревался меня прикончить.
– Говорю же, я от мозгоправов отличаюсь только тем, что у меня нет диплома, - я старалась выглядеть непринуждённо.
– Раз так, скажи мне, разве
– Ему больше нравилось, когда я был глухо-немым инвалидом, которого прятали от всего мира. Он считал меня своим позором всегда, но когда я вернулся из госпиталя домой, он просто не мог на меня смотреть, хотя это была его чёртова вина.
– Д-да?
– Уродство плода - один из побочных эффектов употребления боевых стимуляторов. Что ещё? Импотенция, бесплодие, помешательство – в зависимости от того как часто и долго ты их принимаешь. – Маршал поднял бокал. – Как видишь, Рэмира, действительно, стремится сделать всех нас сильнее.
– Но ведь никого не заставляют их принимать, и физиологическую зависимость стимуляторы не вызывают. Это дело выбора. Как и с сигаретами.
– Не вызывают зависимость? – Вёрджил расхохотался. – Нет, но при этом их принимают все, абсолютно все на этой планете. Потому что чувство безопасности, превосходства, власти – наши основные наркотики. И Рэмира их поставляет в компактной, доступной упаковке.
– Похоже, их ты тоже ненавидишь.
– Вовсе нет. Хотя бы потому, что они как никто испытали на себе побочные действия своего продукта. Старику Грегори повезло намного меньше, чем моему отцу, а его сыну повезло намного меньше, чем мне. Я могу их только пожалеть.
Я не стала выспрашивать у него подробности. По-моему, я и так узнала слишком много. Благо, принесли первые блюда, и я смогла направить весь свой интерес на еду. Но тут Маршал снова подал голос, огорошивая:
– Так что я соврал.
– В к-каком… смысле?
– Я не хожу ни в какую школу. – Он скоблил вилкой по тарелке. – Никогда не ходил. Я вообще ходить не мог. У меня были друзья, такие же слабосильные идиоты, но они все померли, а новых я заводить не тороплюсь, потому что все мои ровесники – ещё большие идиоты.
Подняв голову, я посмотрела на его телохранителя и солдата. Ими любовались женщины, завистливо косились мужчины, клиенты за барной стойкой прислушивались не к живой музыке, а к их голосам… но как только распознавали суть их разговора, старались убраться подальше.
– Давай выпьем за то, что нас объединяет, - предложил Маршал, смотря в ту же сторону. – Пусть даже оно само этому изо всех сил сопротивляется.
– То есть за наших единственных друзей.
Парень замер, не донеся бокал до рта.
– Они же искусственные.
– Нет, они самые настоящие.
Моя сентиментальность его рассмешила.
– Дружба – дело выбора. Понимаешь? Они нас не выбирали. Когда дело доходит до нас, у них вообще нет права голоса.
– И риска предательства.
– Вот именно. Разве бывает дружба без риска предательства?
Я отвернулась к окну.
Меня это так задело потому, что я сама раз сто думала о том же.
–
Расслабься. Им это и не нужно. А мне - тем более. Дружба? Любовь? Привязанность? Я ещё не настолько отчаялся, чтобы человеческие отношения заводить с биониками.Посидел бы ты два года на Дне и спаси тебя один из них от казни, по-другому бы запел. Именно ты смотрел бы на него, как на бога, а не наоборот.
В течение всего ужина я не поднимала головы, а вместо многословных комплиментов кулинарному таланту местных поваров коротко кивала.
– Теперь я убедился: ты точно дочь одной из главных семей. Тебе так трудно угодить. – Вёрджил задумчиво вертел в пальцах ключ-карту от номера.
– Я всё ещё чувствую себя в долгу и переполнен энтузиазмом этот счёт закрыть, но мне пора. Я обещал вернуться домой сегодня, времени осталось не так уж и много.
– Нам тоже пора. – Я вскочила с места. – Спасибо за ужин.
– Где ты остановилась? Я подвезу.
– Ещё нигде, так что не стоит беспо…
– Тогда возьми вот это. – Он встал и вложил мне в ладонь карту, а, когда я попыталась отмежеваться, сказал: - Номер оплачен до завтра, деньги назад я требовать не стану. Просто взгляни на него. Если не захочешь оставаться – уйдёшь.
Маршал знал, что никто в здравом уме и уж тем более в моём положении от такого предложения отказываться не станет.
Я посмотрела на карту, а когда подняла глаза, Вёрджил уже выходил из зала. Он попрощался, но я не расслышала? Он же человек слова, когда дело касается женщин, а значит, если бы сказал «прощай», мы бы с ним больше не встретились.
Но что-то я не могла вспомнить…
Я подошла к барной стойке, за которой дегустировал элитный алкоголь Мур. Пусть его вечер прошёл в менее дружелюбной обстановке, выглядел он бодрее меня. Отлично отдохнул, похоже.
Любопытно, что он сказал Марсу, раз тот даже обернулся на пороге.
– Держи. – Я поставила перед ним коробку с консолью. – Адские врата уже закрылись, конечно, но, может, ты найдёшь локацию поприятнее?
– Приятные локации – не мой конёк.
– Что это значит?
– Это значит, что я родился в лифте для смертников, а рай обрёл в дешёвом мотеле.
Теперь понятно, почему тебя заводят всякие подворотни.
– А что насчёт тебя? – спросил Мур. – Тебе здесь нравится?
– Сама бы я сюда не пришла.
– Я бы тебя тоже сюда не привёл, - и это его выводило из себя, судя по голосу. То, что он был неспособен окружить безопасностью и роскошью самого важного человека, тогда как Вёрджил мог проворачивать такое с первыми встречными. – Заботиться и удовлетворять тебя хотел бы только я.
Чёрт, я знала, что речь идёт о еде, но не могла думать ни о чём приличном, когда об удовлетворении говорил он.
После разговора с Маршалом это злило. Ему всего шестнадцать, но он лучше меня понимает, что испытывать такие сильные чувства к искусственному – глупо.
«Им это и не нужно», точно. Ведь всё, что происходит между хозяином и биоником - следствие желаний первого, а не последнего. Мур никогда бы не коснулся меня, если бы я сама этого не захотела. Ему это попросту не было бы нужно.