Безумие ночи

У него была только одна мысль, одна жажда, отражением, отдающаяся и в Хелен.

Макс заставил девушку обхватить его пояс ногами, неистово вжимая тело любимой в шершавую и жесткую кору дерева...

Не давая ей ощутить это грубое касание, защищая от царапин и ран, обнимая, опирая Хелен на свои предплечья.

Своими руками, защищая ту мягкость ее кожи, которая сводила на нет, все его сумасшествие.

И резко, одним единственным движением, до основания, погрузил свою, болезненно напряженную эрекцию в ее жар и влажность.

Заставляя низко стонать девушку.

Элен так и не разжала своих клыков на его шее.

Так и не убрала губ с пульса вампира.

И теперь, на каждый его толчок, на каждое резкое, наполняющее проникновение, она протяжно стонала,... кричала, языком втирая эти звуки в его кровь и тело...

Это было так, ... так... невероятно много для вампира, который весь мир свел к одной единственной..., к Элен, ... что не было никакой возможности ему удержаться.

И Макс впился в ключицу девушки, упиваясь этим вкусом ее наслаждения, ее страстью..., любовью девушки к нему...

Его рык перешел в рев, когда мужчина ощутил, как первые судороги оргазма, заставили влагалище Элен сжать его плоть, усиливая, обостряя ощущения, срывая любые остатки контроля...

Он начал неистово, яростно погружаться, царапая клыками шею, запрокинутую в наслаждении, не обращая внимания на то, как под его, судорожно напряженными пальцами, разлетаются стружки от коры дерева...

Наконец-то, последним толчком, настигая любимую в общем удовольствии. Жадно глотая кровь с расплавленным в ней наслаждением.

***

– Элен сохранила свою силу.
– Задумчиво произнесла Сирина, листая старинную книгу, которую Михаэль дал ей.
– Но я не могу понять, зачем и она, и я Рохусу?

Мужчина нежно отвел ее волосы с затылка и поцеловал кожу любимой, крепче прижимая девушку, не позволяя Сирине встать, и по привычке, мерить комнату шагами.

Ему нравилось, когда Рина была рядом с ним.

Так близко, как это только возможно.

И Михаэль не собирался отказывать себе в этом удовольствии, прижимая голову девушки к своему плечу.

– Что ж, Элен говорит, что за ней пришли, когда умерла ее мать, обладающая таким же даром. Она должна была найти тебя. Так?
– Вампир поцеловал скулу Сирины, дразня девушку этим касанием.

– Но я же не терялась, Михаэль! Это бессмысленно.
– Сирина попыталась чуть отклониться, чтобы заглянуть в глаза мужчине, но он не пустил.
– Да, я много переезжала. Да, редко задерживалась надолго в одной стране. Но никогда не скрывалась. НИКОГДА! Что им мешало следить за мной с момента убийства моих родителей?!
– Она прерывисто вздохнула, разрываясь между желанием разобраться в проблеме, и стремясь получить еще больше его ласки.

Это желания немного мешали друг другу.

Почти, взаимоисключаясь.

И жажда ласки - преобладала в ней.

– Ничего.
– Спокойно подтвердил вампир.

Но Рина ощущала, как разгорается в нем ярость при мысли, что она подвергалась такой опасности.

Девушка сильнее откинулась на него, стараясь отвлечь.

Впрочем, это никогда не срабатывало. Михаэля почти невозможно было свернуть с выбранного пути. Даже, если это был путь самоосуждения за то, что когда-то, он не остался, опасаясь уязвимости.

– Но, я сказал, что именно это сообщили Элен Теодорус и Ротан. Никто не может утверждать, что это - правда. И я уверен, что это не так. Не они, не я - не сказали бы орудию воплощения своего плана, истинной цели, с которой оно используется.

– Да, наверное.
– Сирина задумалась, понимая, что, скорее всего именно так и было.

Однако, это возвращало их к исходному вопросу - для чего?

– Хорошо.
– Рина прикусила губу, не замечая, как вспыхивают багровым глаза Михаэля, при виде кончиков ее клыков.
– Допустим, они не теряли меня, а следили..., и Элен..., что, если она должна была определить не наличие моей силы..., а, скажем, самый подходящий момент...

– Для чего, малыш?
– Голос Михаэля стал ниже на тон, царапая ее кожу так же дразняще, как царапали и его клыки.

– Для...
– Ей было сложно говорить, когда его руки так скользили по ее коже. Но Сирина старалась не упустить мысль.
– Чтобы узнать, когда я обрету максимальный потенциал.
– Внезапно, почти прошептала она, не замечая, как пытается вскочить.

Михаэль усмехнулся, удерживая ее, сильнее прижимая к своему телу.

– Хорошо. Если это так...
– Он чуть сильнее надавил, сжимая кожу любимой, напоминая, что именно он решает, где она должна находиться, и медленно слизнул выступившую каплю крови. Наслаждаясь тихим стоном.
– Значит, они выжидали подходящий момент, чтобы завладеть тобой в самый оптимальный момент, и с помощью кинжала - связать, подчиняя тебя.

Рина ощутила, как напряглись пальцы любимого, которыми он ласкал ее шею, как в его груди родился тихий рык. Но голос Михаэля остался таким же спокойным, как и до этого.

– Но, и заполучив тебя, ни Теодорус, ни Рохус, который, очевидно и нанял его, не собирались терять Элен. Возможно, ее сила в чем-то еще? Что ты чувствовала в ней, малыш? Опиши.

– Она, словно радикал, не имеющий пары.
– Развела руками девушка, задумавшись над его вопросом. А потом, спохватилась, вспоминая, что находится не в лаборатории, за своим любимым микроскопом, и чуть извиняясь, улыбнулась мужчине.

Но тот, только, с улыбкой покачал головой.

– Смотри.
– Сирина попыталась сформулировать свою мысль.
– Она... улавливает силу, это правда. Ощущает ее, может определить источник и его мощность. Не сознательно, скорее, интуитивно понимая это. Но еще...
– Рина замолчала на миг, обдумывая свои ощущения.
– Она..., словно бы, пыталась взять у меня часть силы, когда я определяла ее. Как..., как если бы, пыталась подключиться ко мне.

– То есть. Она, не осознавая этого, может брать силу у других, если ее не блокировать?
– Михаэль задумчиво погрузил ладонь в черные волосы, пропуская пряди между пальцами.

– Да.
– Кивнула Рина.

– Должно быть еще что-то.
– Тихо проговорил вампир, следя за игрой отблесков света луны на тьме ее волос.
– Или... кто-то еще...

***

Каталина внимательно осматривало место преступления. Алекс разговаривал с офицерами, первыми прибывшими сюда, после анонимного звонка. Все было по классической схеме Фреди.

Море крови, и обструганное тело, больше напоминающее кусок мяса на прилавке, нежели то, что могло говорить и ходить несколько часов назад.