Безумная мудрость

Как мы уже ранее видели, Марк Твен имел с Иеговой и христианством ряд разногласий, которые он высказывал с тонкой иронией. Однако в одном месте тон писателя становится более мрачным, и он произносит одно из самых тяжелых обвинений, которые когда–либо адресовались какому–либо Богу и созданной этим Богом жизни. [250]

Когда Бог в первый раз сошел на землю, он принес жизнь и смерть; когда он сошел вторично, он принес ад. Жизнь была не слишком ценным даром — в отличие от смерти. Жизнь была бредовым сновидением, слагавшимся из радостей, испорченных горем, из удовольствий, отравленных болью, — кошмаром, где краткие и судорожные восторги и экстазы, мимолетные минуты счастья и блаженства перемежались бесконечными бедами, печалями, опасностями, ужасами, разочарованиями, горькими неудачами, всяческими унижениями и отчаянием; жизнь была страшнейшим проклятием, какое только могла придумать божественная изобретательность. Но смерть была ласковой, смерть была кроткой, смерть была доброй, смерть исцеляла израненный дух и разбитое сердце, дарила им покой и забвение, смерть была лучшим другом человека — когда жизнь становилась невыносимой, приходила смерть и освобождала его. Однако со временем Бог понял, что смерть — это ошибка, потому что в смерти чего–то не хватало. Не хватало потому, что, хотя смерть и была великолепным орудием, чтобы причинять горе живым, сам умерший находил в могиле надежный приют, где его нельзя уже было больше терзать. Это Бога не устраивало. Следовало найти способ мучить мертвых и в могиле. Бог безуспешно ломал над этим голову в течение четырех тысяч лет, но как только он сошел на землю и стал христианином, его осенила гениальная идея и он понял, что надо сделать. Бог изобрел ад и широко оповестил об этом мир. Тут мы сталкиваемся с одной очень любопытной деталью. Принято считать, что пока Бог пребывал на небесах, он был суров, упрям, мстителен, завистлив и жесток; но стоило ему сойти на землю и принять имя Иисуса Христа, как он стал совсем другим, то есть кротким, добрым, милосердным, всепрощающим — суровость и злоба исчезли, и их заменила глубокая, исполненная жалости любовь к его бедным земным детям. А ведь именно в лице Иисуса Христоса Бог изобрел ад и объявил о нем миру!

Слова Твена могут показаться вызывающими, но если людей должно подвергать испытаниям и судить, то чем боги лучше? К несчастью, лишь немногие боги, как кажется, обладают чувством юмора и умеют трезво взглянуть на себя. Хотя они и боги, похоже, что они неспособны видеть всю картину мира в целом. Г. Л. Менкен предлагает нам [251] немного посочувствовать им. Бросая взгляд в глубь веков с высоты XX столетия, он приходит к мысли, что и боги заслуживают того, чтобы их помянули добрым словом. В «Заупокойной службе» Менкен просит почтить минутой молчания тех богов, которые канули в лету.

Где кладбище умерших богов? Увлажняет ли слезами их могилы какой–нибудь скорбящий? Было время, когда Юпитер повелевал богами, и всякий человек, сомневавшийся в его всесилии, считался варваром и неучем. Но найдется ли теперь в мире хоть один человек, поклоняю щийся Юпитеру?..

…Тескатлипока был не менее могущественным: ему приносили в жертву 25 тысяч девственниц ежегодно. Покажите мне его надгробие: я поплачу и повешу на него венок из жемчугов. Но кто знает, где оно? Или где могила Кецалькоатля?.. Или Кситекутли? Или миловидного бога Синтеотля?.. Или всего этого множества Тситси–митлей? Где их кости? Где та верба, на которую они вешали свои арфы? В каком забытом неизвестном аду ждут они утра воскресения? Кто владеет их незавещанным наследством? Или тем, что осталось после Диса, которого Цезарь считал главным богом кельтов? Или после Тарвеса, быка? Или после Моккоса, свиньи?.. Или после Мулло, небесного осла? Было время, когда ирландцы почитали всех этих богов… Сегодня же над ними смеется даже самый пьяный ирландец. Но они не одни пребывают в забвении: в аду умерших богов столь же людно, как и в пресвитерианском аду для младенцев. Здесь и Дамона, и Есус, и Друнеметон, и Сильвана, и Дер–вонес, и Адсаллута… и Могонс. Все некогда могущественные боги, которым поклонялись миллионы, которые только и делали, что требовали подношений, которые были вольны карать и миловать — все боги первой величины, не какие–нибудь самозванцы. Поколения людей трудились, возводя им храмы — храмы из камней размером с повозку, наполненную сеном. Истолкованием их желаний были заняты тысячи жрецов, шаманов… епископов, архиепископов. Поставить под сомнение их авторитет — значило умереть, как правило, на костре. Целые армии выходили на поля сражений, чтобы защитить их от неверных: во их имя сжигали деревни, убивали женщин и детей, уводили скот. Однако в конце концов все они одряхлели и умерли, и сегодня не найдется ни одного несчастного, который отдал бы им дань почтения… [252]

Менкен мог бы также вспомнить, что наши отношения с богами являются взаимозависимыми: люди выбирают себе нового бога только тогда, когда они сами перестают быть избранным народом.

Торопясь поскорей закончить, пока нас не настиг удар молнии, мы предоставляем Джеку Керуаку сказать последнее слово о богах.

Так что же такое Бог? Безупречный президент Вселенной Пепсодент, но без тела и мозга, без определенных занятий и галстука, без свечи и небес, не мудрый и не сообразительный, не ничто, не не–ничто, не что–либо, слово «нет», слово «да», все, что угодно, парень, который вовсе и не парень, то, чего не может быть, что может быть, что есть, чего нет.

Мы не должны судить Бога с позиций этого мира. Такие оценки обречены на неудачу. Только какой–нибудь учитель может совершить подобный грубый промах.

Винсент Ван Гог

ГЛАВ А 16 БЕЗУМНАЯ МУДРОСТЬ ЗНАКОМИТСЯ С НОВОСТЯМИ

Небо и земля беспристрастны; для них десять тысяч вещей все равно что собаки из соломы.

«Дао дэ цзин»

Мы просмотрели последние страницы газет XX века — разделы науки, искусства и религии, — а теперь пора обратиться к первым страницам, к броским заголовкам. Они повествуют главным образом о неумелом управлении, невежестве и безобразном поведении.

Общественные и политические события нашего времени подтверждают некоторые из наиболее противоречивых пророчеств безумной мудрости. Две мировые войны, массовые уничтожения людей и геноцид должны были начисто лишить нас почти всех иллюзий в отношении нашей особой разумности и нашего статуса любимых детей милостивого божества.

Бесспорно, перспектива войны была основной движущей силой большинства технических изобретений этого века. Чувство страха выработало у нас привычку трудиться не покладая рук, создавая и совершенствуя новые виды вооружения. И вот теперь в силу инерции мы не можем остановить производство — ни оружия, ни машинного масла, ни товаров, ни отходов. Кнопки управления сборочной линией — неизменно в положении «включено», и мы, воз — [254] можно, утратили способность контролировать процесс размножения практически всего вокруг, включая и нас самих. В войнах XX века, как правило, все проигрывают. Побеждают одни войны.

Почему та война была названа первой мировой, если только не было известно, что она станет первой в серии войн. Пол Краснер

Технический прогресс подобен топору в руках закоренелого преступника. Альберт Эйнштейн

Самым ярким примером прогресса нашего столетия служит гонка ядерных вооружений — дело, которому наши лидеры и мыслители отдавали большую долю своих способностей, энергии и внимания. Эта гонка напоминает царство ужаса религии вуду или дантовское чистилище, в котором мы вынуждены бесконечно планировать свое самоубийство или готовиться погибнуть во все испепеляющем, пожирающем плоть взрыве.

Вскоре после того как началась гонка ядерных вооружений, Соединенные Штаты и Советский Союз получили возможность уничтожить все живое на планете, причем они могли это сделать многократно.

Шутник находит в многократном уничтожении такое утешение: есть надежда, что когда вас будут убивать во второй раз, это не будет столь мучительно, поскольку вы уже будете мертвы.

С годами бомбы становились все более мощными и разрушительными. В ходе второй мировой войны союзные силы сбросили в общей сумме всего только два миллиона тонн взрывчатых веществ, включая и две атомные бомбы, упавшие на Японию. Во Вьетнаме же одни только Соединенные Штаты сбросили в четыре раза большее количество боезарядов. Теперь мы обладаем водородной бомбой, ядерным устройством, по сравнению с которым первая атомная бомба выглядит похожей на петарду. Водородную [255] бомбу пока еще не испытывали на городах и людях, поэтому мы не знаем в точности, каково ее действие, но известно, что одна–единственнвя водородная бомба обладает мощностью взрыва в 24 миллиона тонн тротила, что в три раза больше взрывной мощности всех бомб, сброшенных во время вьетнамской войны. Три Вьетнама в одной бомбе. Или двенадцать вторых мировых войн в одной бомбе. У США сейчас большой запас водородных бомб такой мощности.

У обратной стороны есть своя обратная сторона

Японская пословица

На протяжении многих лет Пентагон именовал свою официальную военную стратегию «взаимным гарантированным уничтожением», или сокращенно MAD {англ. «сумасшествие» [имхо — mutual absolutely destroying]).

Ход мысли, стоящий за этой программой, следующий: если они убьют нас всех, мы убьем их всех; а если мы убьем их всех, они убьют нас всех. Что касается равенства возможности многократного уничтожения, то официальная логика здесь такова: если они продолжают создавать бомбы, то мы тоже должны продолжать это делать, поскольку мы не хотим, чтобы они могли убить нас большее число раз, чем это способны сделать мы. Вот таким образом поддеривается мир.

В 1980 году, после того как MAD просуществовала 25 лет, Пентагон при президенте Рональде Рейгане начал рассматривать возможность проведения «ограниченной» ядерной войны. В соответствии с этой идеей официальная ядерная политика США поменяла название: вместо «взаимного гарантированного уничтожения» она стала именоваться «стратегией нацеливания ядерных сил», или NUTS (англ. «полоумие»). Едва ли эти аббревиатуры появились случайно. Пентагон признал и, кажется, даже хихикает над этим, что он переходит от сумасшествия к полоумию. [256]