Безумные дамочки
Шрифт:
Теперь, в свою очередь, удивилась Симона.
— Ты же не виновата в смерти Дэвида. При чем здесь ты, если у него оказалось слабое сердце?
— Глупая, у Дэвида сердце было не слабое. Он умер из-за того, что его разбили. — Лу закрыла лицо руками. Браслет от «Картье» сверкал в лучах лампы. — Я его убила! Я!
Мужчины по соседству перемигнулись и заказали еще по кружке пива.
После звонка доктору Хокеру Симона позвонила Роберту Фингерхуду, который писал шестьдесят четвертую страницу своей диссертации.
Симона неожиданно
— Заходи, — сказал Роберт, — у меня как раз есть хорошее шампанское.
— С каких это пор ты стал таким обходительным?
— С тех пор, как ты ушла от меня, Рима.
— Не я ушла, а ты меня выгнал. Забыл?
— Ладно, заходи. Хорошенько отдохнем.
— Сомневаюсь, но сейчас приду.
Лу приканчивала четвертый двойной коньяк, когда Симона вернулась из телефонной будки.
— Я еду к своему старому другу, — сказала Симона. — А что ты будешь делать?
— Вернусь в редакцию.
Интересно, подумала Симона. Когда человеку худо, он стремится вернуться к старому знакомому или на привычное место. Для Лу это была работа, а для нее, как ни смешно, Фингерхуд. И в самом деле мечты умирают с трудом.
— Что за старый друг? — спросила Лу.
— Фингерхуд. У него есть холодное шампанское.
— Когда-нибудь я встречусь с этим сукиным сыном.
— Зачем?
— Не знаю. Слишком часто слышу его фамилию в последнее время.
— Он тесно связан с твоей кармой, — задумчиво сказала Симона.
— Я не спрашиваю, что это значит, — ответила Лу, допивая коньяк.
— Наверное, вы были знакомы в Лемурии.
— Это где?
— Сейчас она на дне Тихого океана неподалеку от Лимы. Это, как и Атлантида, утонувший континент. Сначала я думала, что Роберт Фингерхуд был с нами в Атлантиде, но сейчас считаю иначе. Скорее, он был в Лемурии. Может, именно поэтому он не может закончить свою диссертацию.
— Не вижу никакой связи.
— Ты не понимаешь, о чем идет речь.
Приятно очутиться в безопасном уютном такси, подумала Симона несколько минут спустя, и ехать к человеку, который едва не разрушил твою жизнь, а теперь ничего для нее не значил. То, что она резала вены из-за Роберта Фингерхуда, теперь удивляло ее. Он был сейчас так далек от нее, так обыденен, просто еще один мужчина в ее безумной жизни, а она чуть не покончила с собой из-за него. Симона сомневалась, что может еще раз так сильно увлечься кем-то. Наверное, человек учится защищать себя. Она любила Роберта. Вот что удивительно. Она так верила в их совместное будущее. Какой же была наивной дурочкой.
Такси выехало на Лексингтон авеню, и Симона вспомнила, как хотела забрать Чу-Чу у Аниты на следующий день после вечеринки, какой радостной она была на зависть Аните. Что означала эта радость? Детские фантазии, мечты о сказочном романе. Роберт рассказал
ей сказку о Маленьком принце, а она и растаяла. Он еще сказал, что Достоевский писал, что любовь для среднего класса ушла в прошлое. Гарри Хокер, откидное кресло, крохотуля с больным пальцем, Стив Омаха со своей дрянью (она еще не знает, с какой). Вот это реально.В такси было стекло, отделявшее пассажира от водителя, на которое скотчем прилеплено рукописное объявление: «Чихание и кашель распространяют заразу. Прикрывайте рот и нос».
Это было самое дурацкое объявление, которое видела Симона в своей жизни, и она была рада, что в сумочке у нее есть салфетки на случай безудержного кашля. Нос у нее уже зачесался. Водитель, наверное, полный кретин.
— Жаркий сентябрь, — сказал он.
Симона посмотрела на брошь, прикрепленную к подолу.
— Жара меня сегодня не волнует, я еду с похорон, так что у меня есть о чем подумать.
— Надеюсь, не кто-то из близких?
Ей пришло в голову, что у нее не хватит денег расплатиться, тунец выбил ее из седла.
— Всего лишь мой отец, — ответила она.
Оказалось, шофер легко согласился взять чек.
— Мне очень неловко, — начала она скорбным голосом.
— Ничего, малышка. Не думай об этом. Не каждый день умирает твой старик.
— Вы очень милый человек, — сказала Симона, выходя из машины. Она думала, потеряет ли шофер веру в человечество, когда чек не оплатят, потому что у нее на счете только один доллар.
Симона в дверях столкнулась с Джеком Бейли. Он был в форме пилота, и изо рта у него пахло мятой. Анита рассказывала, что перед полетом он всегда жует мятные таблетки, чтобы заглушить запахи бурно проведенного вечера. Глаза у него, как всегда, были холодными, и Симона в очередной раз поклялась не летать на самолетах его компании. Как говорила Анита, Джек был в отчаянии, когда вторая жена бросила его и потребовала алименты, и, напившись, он признался, что иногда ему хочется утопить всех пассажиров в Атлантическом океане.
— Конечно, Джек никогда этого не сделает, — уверяла Анита, но у Симоны такой уверенности не было.
В нем была ирландская чокнутость, которая вполне уместна, если бы он читал стихи в каком-нибудь подвале Сан-Франциско, но пугала, если он властвовал над жизнью невинных людей.
Джек отдал честь Симоне, механически улыбнулся и сказал:
— Приветствую. Крепитесь.
— Спасибо за проникновенный совет, — бросила она, внутренне кипя от негодования.
Роберт Фингерхуд сидел в плавках, потягивал шампанское и писал диссертацию при зажженных черных свечах.
— Свет погас, — пояснил он. — Жду электрика.
На обеденном столе в маленькой комнате были разбросаны бумаги. В других комнатах, включая мексиканскую пещеру, свет горел.
— А я решила, что тебе нравится работать при свечах, — сказала Симона. — Не хватает только черного ворона.
— Я же не Эдгар По.
— Умер мистер Сверн.
— Что?
— Да, я как раз с похорон. Умер от инфаркта.
— Мне искренне жаль. Кажется, он был хорошим парнем. А ты все еще работаешь у него?