Безумные сказки Андрея Ангелова

Ангел вложил меч в ножны, внимательно просмотрел бумагу. Отдал назад:

— Проходи.

Стража расступилась. Карманник взялся за дверную ручку. На плечо легла рука, и раздался хриплый грубый голос:

— Минутку, приятель!

Сидоркин покосился на кисть: она была большая, с длинными толстыми пальцами и грязными ногтями. Ворик повернулся и увидел перед собой плечистого мордатого верзилу. Щёки и подбородок покрывала трёхдневная щетина. Тёмные, с красными жилками, глаза смотрели мрачно. На верзиле был надет белый халат, спереди был повязан кожаный фартук, как у мясников. На голове возвышалась шапка вьющихся волос.

— Отойдём, поговорим, — предложил верзила, убирая руку с Санькиного плеча.

— А в чём дело? — забеспокоился Сидоркин.

— Попался, маньяк! — прозвучал голос снизу.

Карманник опустил глаза, увидел голову льва, выглядывавшую из-за спины человека в фартуке.

— Я — Голиаф, — произнёс человек. — Повар Теобальдуса. Ты оскорбил моего господина и друга. Надо извиниться.

— Обозвал занудой и макакой! — вякнул лев. — А также хотел содрать с меня шкуру. Я уж не говорю о такой мелочи, как его попытку загнать меня на пальму Иисуса!

Сидоркин молча переводил взгляде повара на зверя, наконец, сказал:

— Ясненько… — и вдруг метнулся к дверям, хотел проскочить внутрь.

Ангелы оттолкнули грешника. Повар схватил Сидоркина за горло:

— Удрать намылился?! Не пройдёт! Извиняйся! Или оторву руку!

— Лучше ногу, — встрял лев. — Пусть прыгает!

— Как скажешь, Теобальдус, — согласился верзила. — Можно и ногу.

Сидоркин схватился обеими ладонями за волосатую руку, но не смог ничего поделать. Хватка у гиганта была железной.

— Ну! — вымолвил последний.

— Я не буду извиняться перед этим мерзким котом, — просипел карманник.

Его ноги тут же оторвались от поверхности.

— Ты хорошо подумал? — флегматично спросил повар.

Сидоркин смог лишь кивнуть.

— Голиаф, отведи этого психа в скотобойню, — прыгал лев. — Там ты отрубишь ему ногу. Здесь ходят, могут увидеть…

— Ты прав, Теобальдус, — повар опустил Санька на плиты двора, отпустил горло, схватил за шкирку. — Пойдём-ка!

И тут рядом раздался категоричный женский голос:

— Что здесь происходит?

Верзила выпустил карманника… тот схватился за горло, хлопая глазами и кашляя.

Зверюга поджала хвост и воскликнула:

— Бабушка! Как я рад, что ты приехала! — Лев льстиво замурлыкал.

— Не называй меня бабушкой! — строго сказала женщина, подходя ближе. Она остановилась между Саней и Голиафом.

Верзила посмотрел на неё смущённо, смиренно опустил руки и смиренно же сказал:

— Добрый день, Анна.

— Объясняйся! — не ответила женщина на приветствие.

Гигант молчал, переминаясь, лев вилял хвостом.

Сидоркин последний раз кашлянул, отнял руку от горла, посмотрел на источник неожиданной помощи.

Это была женщина лет 50-ти, с энергичным и очень притягательным лицом. Каштановые волосы до плеч стянуты сзади простой чёрной резинкой. Среднего роста фигуру элегантно обтягивало длинное приталенное зелёное платье.

— Я жду! — нетерпеливо продолжила дама.

Из дверей замка вышли два архангела и светловолосый мальчишка с крылышками за спиной. Увидев женщину, троица приостановилась, отвесила синхронный неглубокий поклон и направилась к забору. Женщина кивнула в ответ.

— Э-э, бабушка, мы с Голиафом просто встретили старого приятеля, — стал объяснять лев. — Вот, э-э… говорили за жизнь.

— С каких это пор ты стал дружить с душами? — подозрительно произнесла дама, переводя взор на Сидоркина.

Тот несмело глянул в тёмные глаза под тонкими изогнутыми бровями.

— И мне кажется, ты врёшь, противный рыжий кот! Я не буду рассказывать Иисусу о твоих выходках, а сама накажу розгами. Да так, что ты неделю не сможешь сесть на свою никчемную задницу!

— Бабушка, я не вру! — затянула зверюга. — Я добрый, ласковый и весёлый лев.

— Сколько раз повторять, не называй меня бабушкой, мелкий и хвастливый пакостник! — заявила женщина. — Душа, как тебя зовут? — обратилась она к карманнику.

— Саня, — пробормотал вор.

— Значит, Александр. Александр, расскажи, что здесь произошло.

Сидоркин ненадолго задумался. Лев с испугом смотрел на него, верзила разглядывал свои кирзовые сапоги.

— Извините, но врать вам я не буду, а правду рассказывать не хочу, — изрёк вор. — Никогда не был стукачом!

— Молодец, что не хочешь врать, — похвалила женщина. — А сказать правду не есть грех. Зарвавшихся типов надо учить! Порок должен быть наказуем, иначе он породит абсолютное своеволие. Вселенская аксиома! Хотя, дело, конечно, твоё… Ты куда шёл?

— На суд.

— Пойдём, я тебя немного провожу, — дама приблизилась к входу, ангелы отдали ей честь мечами, обернулась. — Я буду гостить три дня. Забирай своего повара, мяукающий трус. И чтобы ни его, ни тебя я не видела, пока буду здесь! Идём, Александр.

Ангел суетливо распахнул створку, Сидоркин проник внутрь замка вслед за спасительницей.

Саня и женщина пошли по безликому коридору с белыми стенами и электролампочками под потолком.

— Вы кто? — спросил карманник. — Хотя, догадываюсь. Вы — Бог-мать.

Дамочка покосилась:

— Я бабушка Иисуса — Анна. Прилетела проведать внука.

— Вы зря прилетели, Анна, — грустно сказал вор. — Иисуса нету.

— Ничего, ночевать всё равно домой придёт, — бабушка остановилась, подала руку. — Счастливо, Александр!

Сидоркин пожал тёплые пальцы, сказал:

— Вы не поняли. Иисуса, вообще, больше нету. Его убили.

— Чепуху городишь, — возразила молодая старушка. — Мой внук — бессмертен!

Она кивнула и вошла прямо в стену.

Карманник пробормотал:

— Если родная бабушка не верит, что говорить о «Б» и прочих…

В раздумьях он последовал дальше по безликому коридору.

49. Иисус

Благочестивый сидел за столом и что-то быстро писал с сосредоточенным видом.