Безупречный враг. Дилогия

— Если получится, столкни жезл, — одними губами попросил Крид. — Он тебе даст подержать, наверняка. Я постараюсь это устроить.

Тэльр зажмурился. Если он не прав, то игра окончена. Вот прямо сейчас…

Пэи улыбнулся и тоже глянул вверх. Он ничего не ответил. И, что куда важнее, не обернулся к Гоозу, чтобы сообщить ему о тайных планах нового «араави».

Советник чуть отдышался, путь наверх возобновился. Крид взялся считать ступени. Дошел до семидесяти, отметил, что уровни вверху устроены теснее. Между ними теперь по пятнадцать ступеней. Да и стены придвинулись. Еще десяток шагов — и все идущие оказались на маленькой площадке. Удобная лестница кончилась, низкая арка отмечала место ее слияния с узкой винтовой, ведущей дальше вверх.

Пуфик плюхнулся на пол. Крид с наслаждением расправил плечи и покрутил шеей. Тяжелый, зараза! Гооз сердито потребовал не отвлекаться и идти. Десять шагов. Потом передумал и посоветовал опережать на двадцать, в тесноте это правильно. Всего до верхней площадки осталось пройти шестьдесят.

Пэи и Крид выбрались на свежий воздух, когда пожилой претендент на роль бога еще спотыкался, преодолевая последние три десятка узких коварных кривых приступочек. Риоми он погнал вперед и мучился от неудобства. Потом все же снял с ее шеи веревку и велел «не дурить».

Сирин покорно кивнула и двинулась вверх медленно, часто оборачиваясь и не отходя от его святости дальше чем на два шага.

Когда Гооз, усталый до дрожи, на подкашивающихся ногах выбрался на площадку, Крид уже усердно рисовал звезду. Советник метнулся к парапету, впился взглядом в ночную мглу. Увы, недостаточно плотную. Тэльр с огорчением признал, что дома осень куда удобнее. Туманы, дожди, облака. Отсюда и замка не было бы видно, да что там говорить — самой воды… А так — вон они, лодки араави, как на ладони. Давно подошли, бой за внешние ворота уже окончен. Похоже, посох Эраи хорош, от ворот ничего не осталось. А тех, кто попытался выйти на берег, слизнула большая злая вода — ее пена еще не ушла в темный песок, блестит проплешинами луж тут и там. Наверняка сирин постаралась. И, скорее всего, именно Элиис.

Гооз усмехнулся и холодно глянул на своих «союзников»:

— Время поджимает. Граат оказался наблюдательнее, чем я надеялся. Но теперь неважно, могу даже истратить немного сил на дела внизу. Крид, заканчивай свой узор. Девочку в середину?

— Да.

— Пэи, займись. Свяжи ноги и продень веревку в кольцо.

Гооз погладил жезл и тихонько затянул низкую ноту, звук заставил камни испуганно вздрогнуть. Вода залива взволновалась, рябь прошла и затихла. Лодки у берега распались на обломки. «Мелкие, как однажды на Доито», — отметил Крид, передернув плечами. Демонстрация силы его впечатлила.

Гооз снова огладил жезл. Обернулся. Сирин уже сидела в сложном контуре. Недоделанный бог довольно кивнул и стал говорить, приняв красивую позу. Вещал он деловито, без нажима, будничным, чуть задыхающимся голосом:

— Чтобы добровольно отдать каплю, надо взять две половинки молодого перламутра с жезла. Я сам свяжу их в подобие живой жемчужницы, голосом. От сирина требуется немного. Разрез на запястье и капля крови, упавшая в ракушку, это даже не больно. — Гооз улыбнулся. — Но я, Гооз Надвеликолепный, обрету все могущество божества. Спою песнь и стану великим!

Советник восторженно улыбнулся, чуть презрительно глянул на своего «жреца»:

— Она тебя любит. Это ее большая слабость, очень заметная. А еще это — куда более верный и короткий путь к крови, чем желание помочь или выжить. Я шел и думал. Я мудр и проницателен, и я избрал должный путь убеждения. Эй, голубоглазая дура, слушай. Я, может быть и даже наверняка, сохраню ему жизнь. Позволю стать жрецом. Но здесь и сейчас он уцелеет лишь в одном случае. Поняла меня?

Риоми вздрогнула и молча кивнула. Крид усмехнулся. Советник не был бы советником, не научись он вовремя отнимать у всех право распоряжаться собой… Теперь Гооз победно смотрел на «почти друзей». Враги далеко внизу. Он лишил людей храма средств к отступлению.

— Став богом, надо сразу показать силу, а уж затем — милосердие и прочие слащавые и слюнявые глупости, — строго убедил себя Гооз, кося глазом на слушателей. — Я мудр.

Новый бог мелко захихикал. Он знал: любых временных союзников удерживает вместе в подчинении и верности не высокая идея и не общность интересов, как утверждают сказки для наивных. Прежде всего — страх! Он знал силу этого средства и любил его применять. Он не сомневался в том, что Пэи никогда не предаст.

Обожаемая семья израненного сирены живет на Поути. Гоозу известно и поселение, и дом, и сами эти люди, поименно и в лицо. Когда сирена, тогда еще молодой глупый мальчишка, оказал первую серьезную услугу, Гооз дал ему награду. Серебро — нищие ценят и малый доход. А он не скупился, отсыпал много. Потом заглянул в дом, когда там гостил Пэи. Привез подарки, посадил на колени сына сирены, малышу не было и года. Гооз принялся подбрасывать его, а потом удерживать под ручки, вроде бы помогая ходить. И наклонялся, пристраиваясь за детской спинкой так, чтобы лопатки оказались на уровне губ. Ничего не понимающая мама смеялась, малыш агукал…

Зато Пэи побледнел и замер. Он знал, что очень похоже готовятся к казни голосом. Один длинный острый звук — и сердце сжимается, запирает ток крови, рвется. Можно порвать и легкие. Или загнать в них болезнь, съедающую здоровую ткань медленно и страшно. А еще отпеть ноги, навсегда сделав калекой.

С того дня Пэи — очень верный человек, незаменимый. Он исполняет приказы, молчит под самыми страшными пытками. Люди Мироша Гравра в свое время до него добирались, спрашивали о причинах гибели «Морского орла». Вежливо, нудно, усердно. А вот дознаватели короля Альбера работали куда более грубо и примитивно. Гооз дал им десять дней, и лишь затем соизволил «спасти» своего человека. Потому что уже не сомневался: Пэи теперь верят. Молчать, когда так спрашивают, можно, лишь ничего не зная…

Потом глупец год отлеживался. И был, смешно сказать, благодарен — его не забыли в беде. Его туда, в эту самую беду, просто поместили и хорошенько встряхнули…

Гооз сел на холодные плиты, устроил жезл в ногах и взялся усердно вынимать первую створку жемчужницы из золотой оправы. Было темно, неудобно, и оттого он долго возился.

— Пусть вам хоть Пэи поможет, дело-то нудное, — пожалел Крид, соскучившись ждать, и добавил с укоризной: — Мне-то вы пока что верить не стремитесь.

— Еще успеет помочь, — пообещал Гооз с усмешкой. — Это ты хорошо придумал. Голоса его лишили, жезл дать не опасно. Умница, будешь хорошим жрецом, если доживешь. О, вот полдела и сделано.

Створка с легким скрипом вышла из зажимов и легла на ладонь советника. Вторая устроилась там же слишком быстро, по мнению Крида. Гооз сложил обе створки и запел. Он чуть покачивался в нудном ритме, от которого ныли зубы, тяжко выворачивались кости и натягивались жилы. Пэи досталось, кажется, больше всех: он был рядом с сиреной и скорчился на плитах, с трудом дыша. Зато Риоми ничего не заметила — звезда уже оберегала сирина.

Наконец Гооз смолк, насмешливо пнул скорченное тело оримэо и бросил ракушку, ставшую живой, на колени Риоми:

— Твоя часть работы. Не тяни, дай мне кровавый жемчуг. Иначе выверну тэльра наизнанку.

— Хорошо, — серьезно кивнула сирин. Голос звучал удивительно спокойно, и Криду стало жутковато. — Сделаю, но по-своему. Это ракушка, часть океана, как бы ты ее ни уродовал. Я наполню ее, без обмана. Но створки не откроются, если ты нарушишь обещание обеспечить безопасность Крида и даже Пэи. Не шути с сирином, Гооз. Я жду твоих слов.

— Пальцем не трону!

— Я не так глупа.

— Хорошо. Они будут живы.