Безупречный враг. Дилогия
Шрифт:
— Все вы с чудью, было бы с кем почудить. А что князь? — Юго ловко ущипнул за бочок рыженькую хохотушку. — Небось ему-то жарко.
— Почем я знаю, — рассмеялась та, подливая в кружку горячего молока. — Уж две недели нет его. Приехал, сказывал — надолго. Эта, полюбовница его, обрадовалась, смеялась, песни вечерком пела на нездешнем языке. Щебетала птичкой. А утром он сгинул, даже не разбудил ее, чтобы попрощаться. Наверное, упрел в жаре и сбежал.
— Тебе будто дров жалко. — Рыбак приобнял служанку: — Посиди, не бегай. Я и в море не застыл, и жары не побоюсь.
— Ой, прямо герой, все вы такие, сегодня тут, а завтрева и не прощаетесь, — запела
— Да ну! — поразился Юго, толкая опустевшую кружку к ковшику с молоком.
— Ну, да ну… Нам строго заказано говорить о ней, — спохватилась служанка. — Побегу, заболталась я. Больно ты ловок выспрашивать!
Юго проводил взглядом свою новую знакомую. Налил еще молока, добавил меда, отрезал крупный ломоть темного грубого хлеба с отрубями и стал жевать, задумчиво глядя в огонь большого очага. Последние сомнения в том, что Элиис надо спасать, рассеялись. Теперь вполне определенно видно, что Авэи не обманула: нет здесь для сирина ни счастья, ни даже самой жизни. Прекрасный белокаменный замок стал для дочери Сиирэл очередной клеткой. Обещание свободы, дарованное побегом и новой родиной, не сбылось.
По ступеням винтовой лестницы прошуршали легкие шаги. Юго обернулся и увидел свою повзрослевшую подругу совсем рядом. Сирин стояла в дверях кухни, удивленно рассматривая бедные столы, колченогие стулья, слабый огонь, синий от холода и бледный в сравнении с ее камином, копоть сводов потолка… и молодого плечистого оримэо, улыбающегося ей. Смутно и неуловимо знакомого, и если толком вглядеться… Элиис смотрела, моргала, хмурилась, отгоняя напрасные надежды. Но человек никуда не пропадал, и с каждым мгновением делалось все спокойнее: это точно он, друг детства, невозможный здесь и все же настоящий Юго. С кем его можно перепутать, даже так сильно и удачно повзрослевшего? Элиис шагнула к лавке, без слов опустилась на краешек и надолго замерла в неподвижности.
На длинных темных ресницах постепенно накопились слезинки. Губы пытались улыбнуться и жалко дрожали. «Ей и теперь холодно», — с болью отметил Юго. Лицо узкое, серое из-за затянувшегося нездоровья и утраты загара. Под глазами темные круги. Щеки впалые, руки так тонки, что глянуть страшно. И радоваться Элиис разучилась…
Вбежала незнакомая служанка, охнула, увидев хозяйку тут, в неурочном месте. Присмотрелась, с испугом всплеснула руками: сидит еле-еле, к стенке привалилась, возле губ копится опасная желтизна. Юго и сам приметил, что его Элиис делается все хуже. Того и гляди потеряет сознание.
Порядок в большом замке снова показал себя с лучшей стороны. Эта клетка умела быть хоть и нежеланной, но не отвратительной. Двери открыты, свобода передвижения полная, а вот уйти некуда… Слуги вежливы, за хозяйкой присматривают усердно, но словом перемолвиться ей не с кем. Вот и теперь все пошло по обычному здешнему распорядку. На шум, поднятый прислугой, набежали новые девушки. Торопливо принесли воды, присмотрелись внимательнее к состоянию госпожи. Заохали, загомонили и уже совсем испуганно мигом добыли склянку нюхательных солей. Словно без них мало было суеты, сверху спустились, явно из хозяйских покоев,
еще три, взялись добавлять дров, оживляя остывающий огонь. Наперебой, галдя, как стая чаек в полосе прибоя, выставили на стол горячий настой трав для госпожи, мед. Элиис послушно выпила, укуталась в принесенный из ее покоев меховой плащ и честно призналась, что ее знобит. Госпожу увели вверх по лестнице.Знакомая Юго рыженькая девушка вернулась довольно скоро. Пояснила: уложили в постель, накрыли одеялами, окружили грелками. Как обычно… И, тоже без изменений: хозяйка отослала всех, желая остаться в одиночестве и отдыхать до утра. Спросила только, нет ли вестей от мужа. Тихо и привычно кивнула, выслушав ответ: снова нет…
— Смешная она, зовет его светлость мужем, — пояснила служанка. — А мы все знаем: не было свадьбы. И бумаг никаких нет. Да слыханное ли дело, она же безродная!
— По большой любви всяко случается.
— Ага, в сказках. Раз с лета не женился, то и теперь не надумает, дело ясное, мы тут привычные, уже повидали всякой масти сказочниц, — фыркнула рыженькая. И перешла на шепот: — Эта тощая и закопченная ребенка ждет, у меня глаз наметанный. Ой! Опять лишнее сболтнула.
— Я не сплетник, — поклялся Юго.
— Все одно, нечего тебе в кухне сидеть, подслушивать да выпытывать, — нахмурилась служанка. — Идем, отведу в камору. Отоспишься — и сразу дальше поплывешь своим курсом, так велели стражи.
Юго не стал спорить, с благодарностью принял извлеченное служанкой из сундука стеганое одеяло, улегся на узкой койке и заснул, пользуясь возможностью отдохнуть. Вой ветра, лай дворовых псов, гомон слуг — ничто не мешало рулевому, способному, как любил шутить его капитан, «перехрапеть любой шторм». Юго очнулся с приходом ночи, как раз когда замок Гравр затих, погрузился в сон, погасив большую часть огней. Рулевой «Приза» потянулся, зевнул и сел, нащупывая одежду. Прислушался к тишине коридоров, натянул куртку и толкнул дверь, убеждаясь: его, человека чужого и, возможно, вороватого, на всякий случай заперли до утра. Юго вскрыл замок, похвалив себя за предусмотрительность в выборе каморы. Соседняя, он приметил с первого взгляда, запиралась на задвижку — оттуда выбраться без шума было бы потруднее.
Винтовая лестница, по которой спустилась в кухню Элиис, вывела рулевого в широкий коридор первого яруса хозяйских покоев. Юго постоял, принюхался к холодному влажному воздуху — и поднялся по лестнице выше. Уверенно прошел насквозь все залы и коридоры, прекрасно представляя, что сейчас он минует парадный фасад, а нужно найти боковое крыло. Вот и поворот. Юго не сомневался: окна комнат сирина смотрят на море, в покоях есть большой балкон, значит, найти Элиис несложно.
Переждав обход стражи, оримэо возблагодарил хозяев замка за их пристрастие к мягким коврам. Даже красться не приходится! Он осторожно приоткрыл дверь и скользнул в душное тепло покоев Элиис.
Сирин не спала. Ожидая своего друга, она сидела на кровати, до самого носа укутанная в мех. Элиис теперь ничуть не напоминала ту голодную, исцарапанную дочь пастуха, образ которой хранила память названого брата. Но, увы, знакомой по детству теплой радости во взгляде взрослой Элиис тоже не осталось. В полумраке спальни ее глаза казались выцветшими до тускло-серого тона. Словно синева южного океана покинула их, а зима наполнила взор холодом отчаяния.
Заметив Юго, сирин качнулась к нему, всхлипнула и уткнулась в плечо. Оримэо устроил сестру на коленях, обнял и стал бережно гладить по голове, как маленькую: