Беззаветные охотники

— Слова джентльмена достаточно! — Мосли отложил ружье. — Впрочем, с моей близорукостью я скорее могу грозить оконным переплетам, чем непрошенным визитерам.

Я пригляделся к хозяину. Вполне себе приличный упитанный господин. Одет не то, чтобы изысканно, но не без вкуса. Сложно заподозрить в нем чудака, готового пустить в свой дом криминальную парочку.

Мы проследовали в гостиную. На пороге я остановился, чуть не сбив плечом вытянутую руку в латной перчатке «болвана» — муляжа в рыцарских доспехах. Засмотрелся в глубину зала и не смог скрыть удивления, обнаружив Фалилея, сидевшего в глубоком кресле возле камина. Бахадур, наоборот, усмехнулся.

Прошли, расселись.

— Вина или чего покрепче? — спросил гостеприимный хозяин.

— Покрепче! — попросил я.

— Да! Наверное, в этой ситуации лучше, что покрепче! — кивнул эсквайр, протягивая нам с Бахадуром наполненные стаканы. — Рад, что мы не нарушили покой моего захолустья выстрелами и шумом драки! — предложил он тост.

Я кивнул. Чокнулись. Выпили.

— Думаю, вряд ли у вас есть вопросы, как я оказался готов, ­– усмехнулся Мосли, кивая на Фалилея.

— Нет. Вопрос все равно есть. Один, — я откинулся в кресле. — Как он смог вам все разъяснить?

— О! Конечно! Разумный вопрос, — Мосли присел напротив. — Фалилей пришел с запиской на французском языке.

— Понятно!

— Признаться, я даже рад вашему визиту. Только сожалею, что вы не в своем ослепительном наряде в красных тонах! И что с вами нет вашей супруги. Очень хотелось взглянуть на неё.

— И про неё было в записке?! — я бросил гневный взгляд на эфиопа.

— Значит, не ошибся, предположив, что она ваша супруга! — обрадовался Мосли. — Нет, нет! Что вы! Про всю вашу необычную компанию рассказала местная вечерка, — Мосли ткнул на лежавшую подле меня на столике газету. — К слову, бульварное издание, несерьезное. Но охочее до всяких сенсаций, чудес. Оно и понятно. У нас тут со скуки можно подохнуть! Ничего значимого обычно не происходит.

Я взял газету. Сразу нашел нужную заметку. Там описывали прибытие Цесаревича в Виндзор. Среди прочего упоминали и необычную свиту. Особо выделили поразительную кавказскую женщину необычной для Англии красоты и в кавказском наряде. А также сопровождающих её все время лиц, чей вид вызывал и вовсе восторг у местного репортера.

«Представьте себе эту восточную красавицу с черными глазами, в окружении из трех абсолютно разных мужчин. Один из них ­ — статный и видный (хм… спасибо на добром слове), в удивительном красном наряде горца, впервые мною увиденном. Шлем с плюмажем, кинжал у пояса… Это что-то! Двое других будто специально призваны продемонстрировать все разнообразие населяющих планету людей! Один из них — эфиоп, другой — араб! Одним словом, персонажи из „Тысячи и одной ночи“ сошли на наши берега!»

Дальше автор статейки еще и верно подметил, что мы все трое служим восточной красавице, исполняя все её прихоти, никого к ней не подпуская, предугадывая все её желания! Расписался, в общем, дабы взбодрить сонную тишину Итона! Я отложил газету. Впервые внимательно осмотрел гостиную. Порадовался за себя.

Потому что весь зал был увешан портретами молодой королевы Виктории. Они теснились на стенах, чуть не падали с каминной полки и украшали резные перила лестницы.

«Экий иконостас! — усмехнулся про себя. — Да ты малость того, эсквайр, болен! А это мне на руку!»

Посмотрел на Мосли. Он, видимо, понимая, моё удивление, покачал головой.

— Да, да! Можно, наверное, и так считать.

— Как так? — я изобразил наивность.

— Что это болезнь. Вы разве не об этом подумали?

— Не скрою. Безусловно, и такая мысль пролетела.

— Только лишь пролетела?

— Ну, да!

— Почему же не утвердилась?

— Я понимаю вас.

— Сами больны?

— Да. Неизлечимо. Своей супругой. И вы подали мне хорошую мысль. Вернусь домой, также все увешаю портретами Тамары.

— Её зовут Тамара?

— Да. Как царицу. Была в истории Грузии. Может быть, самая выдающаяся царица!

— Вот! Вот! — Мосли неожиданно вскочил, глаза загорелись. И куда только подевалась вся его английская чопорность? — И я уверен, что Виктория станет одной из самых выдающихся королев в истории Англии! Я чувствую это! Она ангел!

«Знал бы ты, англичашка, в какую жабу превратится твоя красотка с годами!»

— Хотите пари? — вдруг молвил сэр Джоносон.

— Спор? О чем тут спорить?

— Не имеет значения! Главное — это пари! Однажды я поспорил с профессором Уильямом Баклэндом, что он съест черноголовую синюю муху. И проиграл. Откуда мне было знать, что этот тип ест все подряд. Даже сердце короля[4].

— Я не хочу ничего есть!

— И не нужно! Достаточно придумать повод для спора! — возбужденно бормотал Мосли. — Если вы не знаете, так мое имя — Джоносон — означает «данный богом». Сама судьба при рождении уполномочила меня на великие свершения. Я готов войти в историю! И знаю, что это случится с помощью Ее Величества! Давайте заключим пари, что у меня получится!

«Все понятно! — думал я, наблюдая за его хождением по гостиной. — Выдумал себе красивый миф. И уже поверил! Немудрено. Тут, видимо, от скуки и не такое помыслишь. Эксцентричность есть оправдание праздности. Но мне ли его жалеть? Пускай себе развлекается, как хочет. Моё дело сейчас не упустить эту золотую рыбку. Будем подсекать!»

— Я искренне надеюсь, что все ваши планы претворятся в жизнь. И, поверьте, сэр Джоносон, я бы с удовольствием посидел с вами и послушал. Обсудил условия пари. Но время позднее. А между тем мы так и не решили возникшей между нами проблемы.

— Бог с вами, Коста! — махнул рукой Мосли. — Неужели вы думали, что я сдам вас полиции?!

— Не скрою. Думал. А как иначе?!

— А так, что вы скрасили мой вечер. И вели себя, как настоящий джентльмен! Так что я не позволю себе отправить вас в тюрьму, лишив тем самым вашу очаровательную супругу Тамару такой же картинной галереи, как и у меня.

Мосли рассмеялся. Я поддержал.

— Благодарю! Я очень ценю ваше благородство, — я даже встал и протянул руку.

Мосли её пожал.

— Но… — было затянул я.

— Но проблема остается, хотите вы сказать? — улыбнулся эсквайр.

— Увы.

— Библия?

— Да.

— Увы, — теперь повторил вслед за мной Мосли. — Боюсь, на этом я исчерпал все свое благородство! — опять рассмеялся. — Библию я вам никак не смогу ни отдать, ни продать! Извините!

— Я понимаю, сэр Джоносон. — ответил я, принял глубокомысленный вид, стал расхаживать по комнате, вглядываясь в портреты Виктории.

Мосли напрягся. Следил за мной, пока ничего не понимая.