Беззаветные охотники

— Я искренне рад за тебя и Тамару, Коста! Она — блестящая девушка. И её нынешние выходы здесь в Лондоне только подтверждают это! Ты знаешь, сколько моих знакомых уже прожужжали мне все уши, восхищаясь её красотой, нарядами, тактом, поведением?

— Думаю, очень много! — я улыбнулся. — И не удивлен. Уже привык к этому, Эдмонд. У меня, действительно, удивительная жена. Всегда и у всех вызывает восторг! Ты помнишь, надеюсь, Тиграна?

— Лавочник, армянин из Константинополя? Ну, конечно.

— Так вот, он сказал, что Тамара — мое самое выдающееся достижение в жизни!

— И судя по тебе, ты с этим согласен! — Спенсер улыбнулся.

— Да! Я очень счастлив с ней! И больше всего сейчас боюсь потерять её. Да даже просто расстроить.

— Бог мой! — Спенсер покачал головой. — Знаешь, я завидую тебе. У меня такого никогда не было. И не будет.

— Может, рано себя хоронить?

— Нет, нет, Коста! Ты же понимаешь, с моим эгоизмом, тщеславием… Может и встречу достойную женщину. Но уж точно не смогу, так же, как и ты возвеличить её, поставить выше себя.

— А я готов заключить пари, что все возможно! — протянул я свою руку. Пример сэра Мосли, оказывается, заразителен.

— О, нет, нет! — Спенсер улыбнулся. — Не буду спорить, поскольку, действительно, все возможно.

— Но, как я погляжу, тебе сейчас вовсе не до любовных приключений, Эдмонд? Теперь твоя очередь. Что случилось? Зачем такие сложности? Из-за которых мы еле-еле с тобой встретились.

— Да… — Спенсер вздохнул. — В принципе, Коста, все, как обычно, в нашей старой и доброй Англии.

— Столы с завитушками и громоздкие, неудобные стулья? — я усмехнулся.

Спенсер оценил, рассмеялся.

— Почти. Обычная борьба между партиями. В старой доброй Англии все время складываются противоборствующие партии. Такая национальная забава. Потом эти партии начинают бороться между собой.

— Ууууу! — я покачал головой. — И вечный бой! Покой нам только снится!

— Какие прекрасные слова! — Спенсер вскинул голову. — Какие точные! Твои?

— Куда мне? Одного поэта. Пока совсем неизвестного.

— Уверен, что его ждет большое будущее.

— И я уверен, — улыбки сдержать не смог. — И в какой партии ты? И кто против? И, вообще, о чем речь?

— Обо всем, практически. Как ты понимаешь, прежде всего об интересах страны и деньгах. Куда же без них? За каждой группой стоят большие капиталы торговли и фабрикантов, а также прикормленные политики и генералы. Моя группа — это, прежде всего, Ост-Индская компания и все, кто с ней связан. Для нас борьба с Россией — это вопрос, где Великобритания рано или поздно столкнется с московитами на Востоке. Мы идем ныне в Афганистан, вы — в Хиву. Ты можешь считать Уркварта болваном или помешанным на идее-фикс. Так оно и есть, за исключением одного. Он, в конечном счете, прав! Столкновение неизбежно. Этого не хотят понять реформаторы, слишком занятые внутренними делами. Они с нами борются. И всячески вставляют палки в колеса. Вот почему я хотел встретиться с тобой тайно. Не хотел давать козырь нашим врагам. Мы сейчас отошли в тень. Момент такой! Потом все изменится.

— И как это понять?

— Следи за сэром Палмерстоном. Он — что твой флюгер. Четко улавливает настроение толпы.

— А что лорд Мельбурн? Все еще на коне? Я присутствовал при странной сцене в Аскоте. Толпа кричала королеве: «Миссис Мельбурн!» Что это значит? Кого не спрошу, все отмалчиваются.

Спенсер задумался. Немного поколебавшись, он ответил:

— Наведи справки, что значит «кризис в спальне».

— Опять загадки? В некоторой доли изящной театральности тебе никогда нельзя было отказать! — я приподнял руку с кружкой, демонстрируя, что пью за него.

— Ты же не ждешь, что я вот так просто сразу выложу все свои карты в разговоре с тем, кто для меня и моей партии является врагом? — Спенсер улыбнулся.

— Да, не жду.

— Напрасно. Ты никогда уже не станешь врагом лично для меня.

— Но это странно, Эдмонд.

— Отнюдь! Мы с тобой всегда были в одной связке. И мы с тобой всегда шли опасными маршрутами. И пожелай я или ты, поступить, вроде бы правильно, и убить врага… И что бы тогда случилось?

— Ну, раз мы в связке, погибли бы оба.

— Видишь, как все просто! Хотя и невероятно сложно и необычно? Согласись, — Спенсер улыбнулся.

— Согласен. Только все это касалось нашей прежней жизни, Эдмонд. Мы сейчас с тобой не в связке. Не лезем в горы. Принцип уже не работает! Разве не так?

— До поры! — кивнул Спенсер. — До тех пор, пока мы не восстановим эту связку!

Тут он внимательно посмотрел на меня.

— О, я знаю этот взгляд! — я, хоть и удивился, но удержался, чтобы не показать ни своей растерянности, ни своего изумления. — С этого места — поподробнее, Эдмонд. Что ты задумал?

— Я хочу попасть в Восточную Черкесию! — Спенсер сказал это так просто, будто предлагал нам выйти из дома, перейти улицу и продолжить наш разговор в пабе напротив.

— Старая добрая Англия уже не так будоражит? — я усмехнулся. — Надоели перины, одеяла, подушки. Хочется под открытое небо, спать, завернувшись в бурку под завывание вьюги на перевале, дорогой друг?

— Не скрою, — Эдмонд взгляда не отводил, — и по этому скучаю. Но главное, моя работа! Мое предназначение!

Тут он малость передавил с пафосом, что указывало на то, что немного прикрывает все свои цели.

— И что тебе велит твое предназначение?

— Коста! — Эдмонд попытался сбить меня с ироничного тона. — Ты знаешь, как я серьезно отношусь к писательскому труду!

— Извини! Я слушаю.

Спенсер удовлетворенно кивнул головой.

— Я мечтаю написать книгу о шейхе Мансуре, о его образе в поэтических сказаниях прошлого! — выдал он мне, опять чуть передавив с пафосом.

Я сделал вид, что оценил, что впечатлен. Наклонился к нему. Он, ожидавший от меня объятий, тоже поддался вперед. Радостные чертенята плясали в его глазах.

— Эдмонд! — начал я торжественно. — Знаешь, что в Одессе говорят в таких случаях?

— Что? — Эдмонд оживился.

— Там говорят так, — я продолжал гнуть торжественную линию, — сходи на базар и купи там петуха!

— Для чего? — Эдмонд купился, недоумевал по-детски.

Я же перешел на уличный тон.

— И ему е…и мозги! Вот для чего! Книгу он хочет написать! Тебе не стыдно мне это впаривать?!

Я откинулся на стуле. Эдмонд быстро проглотил. Но, в общем, удар выдержал. Усмехнулся.