Библиотека мировой литературы для детей (Том 30. Книга 2)

А дорогой гость все держит Оксану на руках, целует ее лоб, волосы, руки. Я уже начинаю сердиться на этого гостя, чем-то он мне не нравится. Нельзя же так долго держать на руках чужую сестренку! Если хотите знать, этот гость не особенно еще дорогой мне.

Наконец он опускает Оксану на землю и хочет взять на руки меня, но я подбегаю к папе и прячусь за него. Если этот гость подойдет еще раз ко мне, я сейчас же возьму мою сестру и убегу вместе с ней и бабушкой в Тимертау.

— Не будь таким диким, сынок, — говорит папа, — наш гость, дядя Петро, любит тебя.

— Не надо, пусть не любит ни меня, ни Оксану, — говорю я, а сам смотрю в землю.

Оксана уже сидит на коленях у этого дяди Петра, гладит его по щеке и что-то говорит ему.

Я смотрю на папу, на маму, на бабушку: все они какие-то особенные сегодня. Как же это понять мне — радуются они или печалятся? И Оксана совсем-совсем другая стала. Обо мне она как будто и забыла…

А, нет, не забыла. Вот сестра моя подбегает ко мне. Ее голубые глаза стали еще светлее. Значит, она радуется. Она бьет в ладоши и весело говорит:

— Знаешь, кто к нам приехал?

— А кто?

— Сказать?

— Скажи.

— К нам приехал… Ты и не догадаешься!

А вы догадались бы? Никогда!

Так вот кто наш дорогой гость!

— Кюнбике, — зовет папа, — и ты, мама, идите сюда, посидим немного все вместе.

Мы усаживаемся на тех же бревнах. Оксана сидит между дядей и мною.

Я оборачиваюсь и смотрю на Полевую сторону. Там за дальней горой скрывается солнце. За нашим огородом на бугорке ходят лошади и щиплют траву. Длинные тени от лошадей падают на землю. Возле дуба стоит серая лошадь. Ее зовут Атакой. Эта лошадь тоже была на войне, ее ранило осколком, и теперь она немного прихрамывает, когда идет рысью. Сейчас вокруг Атаки собрались молодые лошади; они стоят тихо, даже не шевелят хвостами. Только Атака иногда вскидывает голову. Наверно, Атака им рассказывает какую-то интересную сказку.

Папа садится на большой камень напротив нас. Красные лучи солнца падают на его лицо. Мне кажется, что его щеки, нос и лоб охвачены пламенем; я боюсь, что вот-вот загорятся и запылают его длинные усы.

— Настало время, дети, рассказать вам, что привело в наш дом дорогого гостя, — медленно говорит папа и смотрит на дядю Петра, потом на Оксану и на меня.

Дядя Петро сидит опустив голову, как будто он задумался о чем-то. Мы с Оксаной с нетерпением ждем, что скажет папа. Но папа, видно, не знает, как начать.

— Рассказ мой будет короток, — откашлявшись, говорит он. — Война, дети, страшное дело. Много горя приносит она людям. Сколько разоренных сел мы проходили — не сосчитать. Хуже зверей враги наши — фашисты. Нет в них жалости ни к матерям, ни к малым детям. Гнали мы их с Украины большой силой. Помню, однажды выбили мы их из одного села. Как сейчас перед глазами стоят разбитые хаты, пустая улица, везде гарью пахнет — дышать нечем. Ни одного человека не видно. Только слышу я, в крайней хате ребенок плачет…

Папа опять откашлялся и бросил быстрый взгляд на Оксану. Оксана тоже смотрела на него, и губы у нее чуть-чуть дрожали. Дядя Петро как будто чего-то испугался, но сидел молча и ждал, что скажет дальше папа.

— Забежал я в ту хату, вижу — лежит на полу убитая женщина. Возле нее маленькая девочка плачет. Остановился я. Сам еще не знаю, что делать, а руки мои уже подняли девочку и к груди прижимают. А она вдруг и говорит мне: «Папа!» Вижу, за отца меня приняла — он, наверно, тоже был на фронте. Ну, думаю, судьба ей быть моему Ямилю сестренкой…

Оксана прижала к груди руки:

— Это была я?

Папа ласково посмотрел на Оксану:

— Это была ты, дочка… Но слушайте, дети, дальше. Я поднял у печки уголек, написал на стене свой адрес, завернул дочку в шинель и побежал догонять товарищей… После боя командир разрешил мне отвезти дочку в город, где был детский дом. Тогда же я написал письмо маме, чтобы она приехала за Оксаной. Только через несколько месяцев мама смогла поехать в дальний путь… Ты помнишь, Ямиль, тот день, когда мама привезла тебе сестренку?

О, еще бы я не помнил этот день!.. Я помнил все. Но я боялся упустить хоть одно слово из папиного рассказа.

— Три дня назад я говорил вам о письме. Оно было от дяди Петра. Оксанин папа, наш дорогой гость и брат, сегодня сам приехал к нам, — дрогнувшим голосом закончил мой папа и снова откашлялся, как будто что-то застряло у него в горле.

Мне почему-то захотелось громко заплакать, но Оксана вдруг тихо шепнула:

— Я говорила тебе, Ямиль, что у нас была еще одна мама! И вот еще один папа приехал к нам теперь. Мой папа!

Вдруг дядя Петро своими сильными руками поднял нас с Оксаной и крепко прижал к груди.

— Ямиль, сыночек… Дети мои… — прошептал он, приникая к нам лицом.

Тогда я понял, что и правда он дорогой гость в нашем доме.

Последние три дня

Я сразу полюбил дядю Петра. Хороший человек наш дядя Петро! Он часто сажает меня и Оксану на плечи и носит по двору. Мы немного боимся, когда он быстро бегает, но все равно смеемся. В нашем доме нет такого большого человека, как дядя Петро. Когда он входит в сени, то наклоняется, чтобы не ушибить о притолоку голову. Его каждый кулак ничуть не меньше большого мяча Замана. Вот ведь какой наш дядя Петро! Богатырь! Так говорит о нем дедушка Мансур.

Только бабушка что-то гостем недовольна. Она все бормочет свое.

— Больно уж непоседа, — говорит она. — Сидел бы себе спокойно дома, отдыхал бы да угощался. А он где только не был! Весь колхоз обошел!..

Бабушка правду говорит: где только не побывал дядя Петро! И всюду брал с собой меня и Оксану.

Перво-наперво мы были у родника дедушки Батырши. От родника пошли в поле, где мамина бригада молотила пшеницу. Дядя Петро немного посмотрел, потом быстро забрался на молотилку и начал подавать в барабан снопы.

Мы с Оксаной стояли в стороне, у большого скирда соломы.

— Затосковали руки солдата по работе, ой затосковали! — сказал один дядя, который вилами кидал на скирд солому.

— Это правда, — согласился и другой дядя, в солдатской гимнастерке.

Когда наступило время обеда и молотилка перестала работать, дядя Петро подошел к нам. Он весь был в пыли, только зубы его стали белее.

В этот день мы все трое побывали еще у папы, на скошенном лугу, около его табуна. Добрая улыбка осветила лицо гостя, когда он увидел коней. Он был очень доволен нашими конями.